— Вот и поглядим, Ваше Высочество, кто будет блистать: вы в ваших пышных одеяниях, или я в моем домашнем платье.
И я ухмыльнувшись своему отражению, поспешила избавиться от платья, которое было на мне, чтобы сменить его на то, которое выбрала. О-о, как кипела моя кровь! От нетерпения подрагивали руки, и это начало мешать. Я выдохнула, заставила себя успокоиться и вернулась к зеркалу. Теперь я повытаскивала из волос шпильки, распустила их и расчесала. От украшений я отказалась вовсе, не таков был образ, который я выбрала. Нет, не энкелис, для этого мне не хватало крыльев бабочки, и сейчас взять их было негде. Но благодаря его светлости, мне пришла в голову иная сказка о лесной деве – Сиэль. Она считалась духом и покровителем лесов и рощ.
Если верить легендам, то тело Сиэль покрывали только гирлянды цветов, и ноги ее были обнажены от колен, но такого я себе точно позволить не могла. Впрочем, это был ее изначальный образ, но после в сказках для благородных девиц дух леса переодели в простое белое платье, а цветы оставили только в виде венка на голове. В детстве нянька читала и показывала именно облагороженный образ. Про гирлянды на теле я узнала из батюшкиной книги «Древние сказания и легенды». Вот там Сиэль представала совершенной дикаркой, я даже, помнится, покраснела, когда увидела ее.
Для большего соответствия мне следовало быть босой, потому что лесной дух не носил туфель, однако я решила отойти от этой условности, очень не хотелось сверкать грязными ступнями, да и во время танца мне это могло мешать. Потому я выбрала светлые туфельки, которые вполне моги заменить мне отсутствие обуви.
— Вот, ваша милость! — ворвавшись в покои, воскликнула Тальма. Она показала охапку цветов, большинство которых было вырвано с корнем. Служанка запыхалась, чем лишний раз показала, насколько спешила. — Сейчас мигом будет венок. А кто ж вы теперь будете? — на миг замерев, спросила она, разглядывая мой совершенно домашний сейчас вид, будто я собиралась посидеть перед сном с книгой, а не отправиться на королевский бал.
— Сиэль, — широко улыбнувшись, ответила я.
— А ведь точно! — воскликнула Тальма. Она хмыкнула и поспешила начать плетение моего венка. — Какой вы будете красавицей, ваша милость, просто загляденье! И пусть другие пыжатся, хвастаясь своими камешками, а вы у меня их всех за пояс заткнете, попомните мое слово. — Она посмотрела на меня и улыбнулась: — Ну и светлая же у вас голова, ваша милость, зря только столько времени расстраивались.
— Ты совершенно права, — ответила я. — Больше не позволю себе уныние, оно мешает думать.
— И то верно, — согласилась служанка. — Вы, вон, какая прыткая и бойкая. Таким без суеты – погибель.
Я улыбнулась и вернулась к окну. Праздник продолжался и должен был идти еще долго, потому я не переживала, что приду под конец. Да и проворные пальцы Тальмы стремительно выплетали мой венок. Настроение, казалось, погубленное безвозвратно, теперь поднялось настолько высоко, что я бы могла взлететь, если бы имела крылья. Во мне пылало пламя мести. Мне одновременно хотелось увидеть и лицо Селии, решивший, что втоптала меня в грязь, и герцогини, не пожелавшей мне помочь хотя бы идеей, на кои была скора и богата.
И в это мгновение в дверь постучали, но ждать ответа не стали – дверь открылась сразу же. В покои вошел мужчина – лесной разбойник, чье лицо скрывал платок-маска, из-под которой выбивались темные волосы. Ростом он бы невысок, не плечист, но имел прекрасную осанку. А через короткий миг нашего с Тальмой замешательства, незваный гость произнес:
— Неужто кража одежды может заставить вас остаться в своих комнатах, Шанриз?
— Ваше Величество?! — изумилась я.
Тальма охнула. Она вскочила на ноги, уронив еще не доплетенный венок, низко поклонилась, а когда распрямилась, венок снова был в ее руке. Я поднялась из реверанса вместе с ней, и лишь после спросила:
— Откуда вы знаете про кражу, государь?
— От тетушки, разумеется, — ответил он. — Ее светлость доверяет мне больше, чем вы. Почему вы сразу не рассказали об этом возмутительном похищении?
И вот тут настал мой час. Потупившись, я пояснила:
— Я не смела беспокоить вас, государь. После того, что учинила мне Ее Высочество, я опасалась к вам приближаться.
— И что же вам учинила моя сестрица? — полюбопытствовал король.
— Простите великодушно, Ваше Величество, но я не стану жаловаться вам на сестру, это было бы дурно. К тому же, кто поверит, что принцесса может так себя повести… Мои уста скованы молчанием.
— Дозвольте мне сказать, Ваше Величество, — вклинилась Тальма. — Ее милость – девица благородная, а я из простых, так я могу сказать, коли прикажете.
— Говори, — кивнул государь.
Я, конечно, собиралась сдаться, когда король прикажет или будет просто настойчив, потому что он не мог сразу принять мою тактичность и махнуть рукой на проделки Селии, но Тальме всякие тонкости были неведомы, и потому она выпалила обо всем. Даже о том, о чем я думала умолчать.
— Пришла, стало быть, Ее Высочество, пока хозяйка моя играла в свои карты, и давай госпожу баронессу всяческими срамными словами называть. Я уж и не думала, что принцессы такое-то знать могут, уж на что я простая, а и то стыдно повторять. Потом, значит, села вот прямо тут и не вставала, пока хозяйка моя не пришла. Вот тогда Ее Высочество поднялась и как давай бить госпожу баронессу…
— Что? — недоверчиво спросил государь, до того просто слушавший.
— Как есть, по лицу ударила, а затем и второй раз, только звон стоял. А потом и велела не приближаться к вам и герцогу Ришему. Еще обещала уничтожить, если увидит. И дрянью назвала. А потом и ушла.
— Причем тут его светлость? — спросил у меня Его Величество.
— Думаю, об этом нужно спрашивать Ее Высочество, — ответила я. — Я на его светлость не покушаюсь. И, признаться, не испытываю к нему ни малейшей симпатии.
— Вы должны были всё мне рассказать, Шанриз, — мягко произнес монарх.
— А после Ее Высочество вонзила бы мне нож в сердце? — возразила я.
— Вам нечего опасаться, баронесса, — ответил государь. — Никто больше не посмеет вас тронуть даже взглядом. Предоставьте это мне. Вы ведь помните, что обладаете моей защитой?
— Да, Ваше Величество, — сказала я и благодарно склонила голову.
— Тогда, раз мы выяснили, что опасаться вам нечего, то переодевайтесь и идемте веселиться. Я, знаете ли, собирался с вами станцевать, но вдруг оказалось, что вас даже нет на балу. Будьте уверены, что в гневе я страшен, потому немедленно выберите платье понарядней и идемте.
Тальма как раз закончила мой венок, умудрившись, сплести его стоя. Присесть при короле она не посмела, как и я. Забрав у нее венок, я надела его на голову, после маску, зацепив ее дужками на уши, и подняла взгляд на государя:
— Я готова, Ваше Величество.
Он молчал некоторое время, а потом вдруг хохотнул и воскликнул:
— А я знал, что вы не станете сидеть и попусту лить слезы. Вы просто обязаны были извернуться, и я рад, что не ошибся. Только кто вы? Погодите, ваша милость, дайте я сам угадаю.
И пока король думал, я позволила себе немного устыдиться. Все-таки я целых два часа потратила на страдания, когда могла уже быть на празднестве, если бы вместо обиды испытала ту самую злость, заставившую меня двигаться и мыслить.
— О, я понял, — произнес монарх, выдернув меня из моего самобичевания. — Даже странно, что это сразу не пришло мне в голову, вы ведь совершенно соответствуете образу. Вы владычица лесных чащ и перелесков, а также рощ и любой поросли, которая тянется к солнцу подвластная вашей воли. Прекрасная Сиэль!
— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — улыбнулась я.
Король в задумчивости потер подбородок, а затем хмыкнул:
— Давайте пошалим, Шанриз, — я ответила вопросительным взглядом: — Испортим настроение тому, кто вас посмел обидеть, еще больше, чем если бы этот человек просто увидел, что вы нашли выход из положения. Да, определенно, так и поступим. Ждите, я позову вас.
И прежде, чем я успела задать хоть один вопрос, Его Величество покинул мои покои. Теперь мне осталось лишь гадать, что он задумал. И пока его не было, я подошла к зеркалу, чтобы осмотреть себя в уже законченном виде. Вышло недурно. Может и простенько, но мне понравилось. Заметив, что в своем запале позабыла о серьгах, теперь порадовалась, что мне дали время. Сняв ненужные украшения, я дотронулась и до перстня, подаренного мне магистром, но руку отдернула – избавляться от своей защиты я не стала. Так что перстень остался единственным, что выбивалось из образа. Вместо перстня я сняла маску, всё равно моего имени не скрыть под ней – волосы горят слишком ярким огнем, чтобы сохранить тайну. Да и хотелось появиться перед своими недругами с гордо поднятой головой и открытым взором.
— Ваша милость, — я обернулась и взглянула на «лесного разбойника».
Он появился, когда я начала думать, что про меня попросту забыли. Быть может, надзиратели обнаружили, что их пленник пропал, и поспешили разыскивать свою дичь. Однако государь стоял передо мной. Он поманил меня за собой, и когда я приблизилась и вложила свою ладонь в его раскрытую навстречу ладонь, Его Величество напомнил:
— Маска.
— Не нужна, — улыбнулась я.
— Склонен с вами согласиться, — ответил король, — маска была лишней. Идемте же.
Это было так невероятно, спешить, держа государя за руку! На губах его сияла озорная ухмылка, а меня распирало от любопытства. Впрочем, мы вскоре остановились, так и не дойдя до лестницы. Его Величество развернулся ко мне, и я даже сквозь прорези маски увидела, как горит его взор. Смутившись, я потупилась.
— Поднимите голову, Шанриз, посмотрите на меня, — велел он. Я повиновалась. — До чего же вы хороши, — вдруг произнес государь, блуждая взглядом по моему лицу. — А что вы скажете, если я совершенно обнаглею и потребую благодарности за свою помощь?
— Благодарю, Ваше Величество, — вновь потупившись, ответила я.
— И только-то? — фальшиво возмутился монарх.
— Я ведь еще не знаю, о какой помощи идет речь, — справедливо отметила я. — Не увидев товар, сложно назначить ему плату.
— Ах вы маленькая скряга! — возмущение государя стало искренним. — Стало быть, желаете взвесить, прощупать и попробовать на зубок?
— Говорят, в сделках не стоит торопиться, — уже более деловито ответила я. — Поспешишь, и тебе продадут испорченную снедь. Знаете, это весьма неприятно, когда рыба оказывается подтухшей.
Его Величество отступил на шаг назад и прищурился:
— То есть вы намекаете, что я могу предложить вам подтухший товар? — полюбопытствовал он. — Вы хотя бы осознаете, что сейчас грубите вашему наперснику и государю?
— Наша экономка, помнится, говорила, что там, где замешана всяческая плата, нельзя доверять даже родной матери, — со знанием дела, парировала я. — А уж давление и шантаж – это худшая политика.
Король смерил меня взглядом, а после, снова взяв за руку, потянул меня за собой:
— Идем-то же, недоверчивая и прижимистая милость, — сварливо произнес Его Величество, — и только попробуйте не устыдиться, ибо теперь я намерен стребовать с вас еще и проценты за оскорбление моего достоинства. И не вздумайте увильнуть! Я крайне требовательный кредитор.
— Тогда мне заранее нравится то, что вы для меня приготовили, государь, — заверила я сурового монарха, но услышала:
— Пытаетесь избежать процентов? Поздно! Я уже однажды говорил вам, что крайне обидчив, а сейчас был оскорблен в лучших чувствах, и плату за ущерб своему достоинству, — он вдруг снова остановился и развернулся ко мне, — стану брать незамедлительно.
Я едва успела охнуть, как оказалась прижата к монаршему телу, Его Величество ухватил меня за подбородок и прижался к моим губам. Мой первый поцелуй был быстрым и ошеломительным. И когда государь оторвался от меня, и мы продолжили наш стремительный бег, я едва могла перевести дыхание и собраться с мыслями.
А когда вышли на улицу, я вовсе неблагородно приоткрыла рот. Меня ждал паланкин. Уж не знаю, когда сие средство передвижения использовалось в последний раз, верней, в каком столетие, но выглядело оно, как новенькое. Подле него стояли трое мужчин в таких же костюмах, что и король – лесные разбойники. Кто они, я определить пока не смогла, лишь отметила, что они должны быть из королевской свиты, раз одеты, как и государь.
— Это похищение? — спросила я, глядя на паланкин. — Вы унесете меня куда-нибудь в лес и оставите там разбираться с настоящей Сиэль?
— И это вместо восторгов и изъявлений благодарности?! — изумился Его Величество. — Что же вы за человек такой, ваша милость? Но хотя бы товар не подтух? — язвительно полюбопытствовал он и вскинул руку: — Молчите, неблагодарная! Не вздумайте указать на древность паланкина, я уже чувствую, что вы готовы ответить.
Я рассмеялась и накрыла рот кончиками пальцев. Король фыркнул и протянул мне руку, а после, мягко сжав мою ладонь, подвел к паланкину. Разбойники почтительно склонились, но не перед государем, а передо мной.
— Хвала покровительнице леса и его обитателей, — распрямившись, провозгласил одни из разбойников.
— Хвала! — поддержал его дружный хор голосов, включая и короля.
Мне захотелось подыграть. Я благосклонно кивнула и простерла руки:
— Дети мои, вы под моей защитой, — и добавила: — Если не станете убивать моих милых зверушек и птиц.
— Но мы же тогда умрем от голода, — заметил государь.
— Так вы же разбойники, — пожала я плечами. — Дорог много, путников тоже, грабьте на здоровье.
— Придется повысить дорожную пошлину, — подвел итог игре Его Величество и сдвинул в сторону полог. — И я непременно скажу, кто меня на это надоумил.
— Сиэль? — спросила я.
— А кто же еще, — хмыкнул монарх. — Прошу.
Я уселась в кресло, и полог задернули. А затем паланкин подняли, и я тихонько пискнула, но древнее сооружение не развалилось, и я не полетела на землю. Подобный способ передвижения был уже хорош тем, что не приходилось идти ногами. Правда, поначалу носилки слегка кренились, но вскоре мои носильщики освоились, и наш недолгий путь пришел к своему завершению.
Сначала усилились голоса и смех, шипение фейерверков и звуки музыки, а затем все стихло. В любом случае, исчез гомон, кажется, нас увидели. Думаю, впечатление было сильным – видеть государя и его приближенных, собственноручно несших паланкин. Даже страшно представить, сколь огромным было их любопытство узнать, кто скрывается под пологом. А потом паланкин поставили.
Вскоре полог вновь отдернули, и я вложила руку в раскрытую ладонь. И когда вышла, обнаружила, что все четверо моих носильщиков стоят на одном колене, опустив головы. Государь, помогавший мне выйти, на глазах у своих придворных преклонил колено перед баронессой.
— Слава госпоже лесов! — снова выкрикнул самый находчивый «разбойник», если, конечно, ему не было велено так выкрикивать: — Слава прекрасной Сиэль!
Это был триумф. Нет, не так. Это был ТРИУМФ! Впрочем, сама я пребывала в некоторой прострации, даже не нашлась, что ответить, когда поняла, что на меня устремлены взгляды сотни глаз. Уж и не знаю, чтобы я стала делать дальше, но тот, кто выдумал этот спектакль, всё сам и решил.
Король распрямился и подал мне руку:
— Моя госпожа позволит показать ей, как люди славят ее знакомца Хвитлиса?
— С удовольствием посмотрю, — ответила я, и мы устремились прочь от паланкина в тишине, нарушаемой лишь треском фейерверка, и в сопровождении «разбойничьей» свиты. Лакеи уже спешили к носилкам, чтобы убрать их с аллеи, на которой меня высадили.
Но всю глубину королевской издевки, которую он назвал наказанием, было то, что принцесса, ее свита и графиня Хальт были также в зеленых одеждах, обозначавшую их разбойничью участь. И когда мы приблизились к ним, государь громогласно приказал:
— Склоните голову перед своей госпожой и покровительницей, — а затем спросил как-то тихо и проникновенно: — Осмелитесь перечить? Склонитесь!