Вэл пожалела, что у нее нет с собой чего-нибудь холодного. Она покраснела, как помидор.
— О боже, Вэл, — простонала Лиза. — Он прожует тебя и выплюнет.
— Может, и не выплюнет, — усмехнулась Рейчел. — Нет, если ему понравится ее вкус.
Линдси ударила ее еще раз, сильнее.
— Ой! Только не рукой для лакросса. Это чертовски больно!
Лиза сердито посмотрела на них.
— Вэл, веришь ты мне или нет, он причинит тебе боль. Я не хочу смотреть, как это происходит.
— Эй, может быть, он действительно неплохой парень, — сжалилась Рейчел, увидев расстроенное выражение лица Вэл. — Я имею в виду, что Стивен Кинг, несомненно, душка и посмотрите на все это запутанное дерьмо, которое он пишет.
«Но Гэвин не такой уж хороший», — в отчаянии подумала Вэл. Он сам так сказал.
Она чувствовала себя так, словно заявила вслух перед всеми — я та девушка, которой нравится парень, написавший «Список жертв» — тоже самое что оказаться в ловушке в комнате без дверей.
***
Когда миссис Кимбл спросила:
— Как дела в школе, Вэл? — она немного встревожилась, когда ее обычно болтливая дочь ответила ворчанием. — У тебя был плохой день?
— Бее, — произнесла Вэл.
— Бее?
— Старшая школа — это отстой. — Вэл сморщила лицо. — Все такие… такие поверхностные.
— О, Вэл. Ты говоришь так, будто узнала что-то новое. Средняя школа не сильно изменилась с тех пор, как я была девочкой, и думаю, что она осталась почти такой же с тех пор, как вообще появились государственные школы.
— Все равно отстой.
— Многие вещи в мире таковы, и мы ничего не можем сделать с девяноста девятью процентами из них.
Вэл скрестила руки на груди.
— Не могу дождаться колледжа.
— Что ж, боюсь, тебе придется еще подождать, — сухо сказала мать, — так что я бы посоветовала тебе проводить время как можно лучше.
(Я думаю, что ты восхитительна).
Вэл колебалась.
— Кое-что хорошее сегодня все-таки случилось.
— О? И что это было?
— В школе есть один мальчик, и я думаю… я действительно думаю, что могу ему нравиться, — Вэл снова нахмурилась. «Нравиться» — не совсем подходящее слово. Это было слишком просто. Слишком легко.
Слишком невинно.
Миссис Кимбл искоса улыбнулась ей.
— О, это замечательно, детка. Это тот самый, о котором ты мне рассказывала? Тот, с кем Лиза играет в сваху?
— «Играет» в сваху? Вроде как притворяется? — Вэл нахмурилась еще больше. — Нет. Джеймс — придурок.
— Ясно.
Тишина.
— Так кто же этот новый таинственный парень? Лиза познакомила тебя с ним?
Вэл топнула ногой.
— Мама! Я могу найти мальчиков и без помощи Лизы!
— Не топай! И я не говорила, что ты не можешь. — Ее мать выглядела обиженной.
— Ты подразумевала это.
— Боже, какая ты сегодня чувствительная.
Вэл уставилась вперед, на машину, застрявшую перед ними. После школы движение всегда было отвратительным. На бампере машины была наклейка «мой ребенок — почетный студент Дерринджера». Водитель, однако, добавил еще одну часть, полную иронии, которая гласила: «И все, что я получил, только этот дурацкий стикер».
Она могла поспорить, что родители ребенка даже не догадывались насколько это мерзко.
— Да ладно тебе. Не сердись. Выкладывай. Я умираю от любопытства.
Вэл испытывала искушение помучить ее еще немного — она все еще злилась из-за предположения матери, что она не может найти мальчиков сама, в основном потому, что это начинало выглядеть так, как будто это могло быть правдой, — но Вэл была слишком взволнована, чтобы долго молчать, и энтузиазму матери оказалось трудно сопротивляться после резкого скептицизма Лизы.
Ей удалось продержаться еще один квартал, пока она не выпалила:
— Он выпускник.
Выжидательная улыбка матери исчезла.
— О… боже. Значит, ему восемнадцать. Это довольно много.
«И тебе тоже».
— Всего на четыре года старше. Мы учимся в одной школе!
— А в следующем году он будет учиться в колледже, а ты, маленькая мисс, все еще будешь в старшей школе. — Она закатила глаза, увидев выражение лица дочери. — Ладно, я поняла. Мы обсудим это позже. Значит, он выпускник. И это все, что ты о нем знаешь?
— Он в моем классе по искусству.
— Мм-хм-м.
— Он работает в «Петвилле».
Миссис Кимбл приподняла бровь.
— Мам!
— Я ничего не говорила, — возразила миссис Кимбл.
— Ты смотрела на меня.
— О, Вэл, ради бога. Я смотрела на тебя? Сколько тебе лет?
Повисла тишина.
— Ну что, мисс Обида? Как зовут этого мальчика?
Вэл не ответила.
— Мы должны называть его MM, как Мистический мальчик?
— О боже, какой ужас! Его зовут Гэвин. Гэвин Мекоцци.
— Звучит по-итальянски.
— Возможно потому что так и есть.
— В детстве я знала одного итальянца, — задумчиво произнесла мать. — Он был дальним родственником мафиози. Он часто хвастался этим. Это сводило девушек с ума — это, и то, что он был похож на молодого Эдуардо Версатеги. Он еще ездил на «Харлее», насколько я помню, и носил кожаную куртку «Феррагамо».
— Гэвин не из мафии.
— А чем же тогда занимается мистер Мекоцци в свое свободное время?
На это Вэл могла ответить, к ее облегчению.
— Он играет в шахматы. Он гроссмейстер.
— Ну! Это, конечно, впечатляет. Твой дядя играет в шахматы. Я тебе это когда-нибудь говорила? Он называл их «интеллектуальным спортом». — Микроавтобус въехал на подъездную дорожку. Вэл выскочила из машины, перекинув рюкзак через плечо. — Твой отец тоже играл, хотя Чарльз никогда не был так хорош, как Эрл.
— Я помню. Папа пытался учить меня, когда я была маленькой.
— Неужели? Ах да, я совсем забыла. Кажется, все это было так давно. — Роясь в сумочке в поисках ключей, она небрежно спросила: — Что Лиза думает об этом Гэвине?
— Лиза глупая. Совсем как Джеймс.
Как только мать открыла дверь, Вэл сразу же направилась в свою комнату. Первым делом она переоделась из школьной одежды во фланелевые пижамные штаны и майку. Во-вторых, стоило смыть макияж, который уже начал ощущаться жестким и зудящим. В-третьих, она собиралась сесть за компьютер и оставаться там до тех пор, пока ее не позовут на ужин или пока она не устанет настолько, чтобы вздремнуть на кровати.
Джеймс наконец решил послать ей сообщение. Заголовок был озаглавлен просто: «Прости». Как оригинально. Вэл удалила сообщение, не читая. Она знала, что если прочтет его, то либо пожалеет Джеймса, либо разозлится еще больше, чем уже злилась, и в любом случае, скорее всего, она сама поступит глупо.
Кроме того, он, вероятно, извиняется только потому, что его заставила Лиза.
Вэл была лучшей подругой Лизы, еще до того, как Лиза познакомилась с кем-то еще в школе, и ее возмущал тот факт, что Лиза в последнее время так тесно общалась с Джеймсом. Тем более что она была совершенно уверена, что они вдвоем болтаются вместе гораздо чаще, чем с ней.
Не то чтобы она хотела тусоваться с такими глупыми людьми, но они могли хотя бы предложить.
У нее было еще одно сообщение, помимо Джеймса. Вэл немного выпрямилась. Опять от того чудака в викторианском наряде.
«Чего ты хочешь? И как далеко ты готова зайти, чтобы получить это?»
Сообщение было отправлено в 4:21 утра.
Мысль о том, что мужчина, лежащий без сна посреди ночи, думает о ней и о том, чего она хочет, вызывала у нее тошноту — тошноту и немного странного возбуждения, что не могло не пугать.
«Оставь меня в покое, — написала она. — Почему ты все время беспокоишь меня?»
Ответ последовал мгновенно.
«Потому что ты меня завораживаешь».
«Что за странные вещи ты говоришь. Я завораживаю тебя?»
«Помимо всего прочего».
Вэл помедлила. «Всего прочего?»
«Джентльмен никогда не расскажет».
«Тогда зачем ты это делаешь, урод?»
Он не ответил. Вэл вздохнула с облегчением, и начала отвечать на другие сообщения от людей, с которыми действительно хотела поговорить. Люди, которые не были уродами. Она отправила комментарий одной из своих подруг по тренировкам о следующей встрече, и когда экран обновился, ее ждало еще одно уведомление о сообщении.
«Потому что ты прекрасна, когда бежишь — и это заставляет меня сильнее хотеть преследовать тебя». — Снова вспыхнул красный флажок. — «Кстати, ты так и не ответила на мой вопрос».
Его вопрос? Она в замешательстве прокручивала сообщения, пока не наткнулась на первое, что он ей прислал. Чего она хочет и как далеко пойдет, чтобы получить это?
Она нажала кнопку блокировки и отвернулась от ноутбука.
Прямо сейчас ее единственным желанием было, чтобы ее большая, глупая жизнь начала обретать немного больше смысла.
Глава 5
— Одна из самых сложных частей работы с натуры — это превращение живого, дышащего существа в неживое. — Говоря это, мисс Уилкокс обошла комнату и поставила на каждую парту по деревянному манекену. — Это неживые, не дышащие предметы, но я хочу, чтобы вы на мгновение притворились, что они живые, и изобразили их в статических и динамических позах.
Вэл подняла куклу, поправляя ее конечности так, чтобы казалось, будто она бежит. Несколько других учеников позволяли себе гораздо более откровенные вольности с манекеном, особенно Джеймс, который пихал куклу рукой между ног и издавал такие звуки, что его соседи по парте непристойно ржали.
Гэвин, напротив, спокойно изучал манекен, который делил с девочкой, имени которой Вэл не знала. Он сложил конечности фигурки в позе мольбы, руки были подняты к небу. Девочке это явно не нравилось, хотя было ли это потому, что она, как и Вэл, считала эту позу зловещей, или она возмущалась тем, что он взял куклу под свой контроль, или просто у нее проблемы с изображением конечностей, было неясно.
На английском миссис Васкес показывала экранизацию Тита Андроника, поэтому, после того как Вэл пришла и получила отметку «присутствует» в списке, ее отправили в библиотеку готовить доклад.
Она не была в школьной библиотеке с начала года, и запах старых книг показался ей невыносим.
— Здравствуйте, мисс Баннер, — робко сказала она библиотекарше.
Мисс Баннер раздраженно шикнула на нее и сунула скрепленную стопку бумаг, даже не потрудившись ничего объяснить. Вэл с опаской взглянула на листочки. На самом верху, подчеркнутое несколько раз, было написано «Не разговаривать». Дальше шел список литературы для ее доклада.
Эмили Абернати уже сидела за одним из дальних столиков, держа перед собой «Грозовой перевал». Ее светлые волосы были скреплены заколкой, и она была одета в один из тех сарафанов и водолазку, которые Вэл не видела лично с 1997 года. Ей почти хотелось заглянуть под стол и посмотреть, есть ли на Эмили, подходящие леггинсы с принтом.
— Привет. — Эмили подняла глаза и застенчиво улыбнулась, отчего Вэл почувствовала себя неловко из-за своих нелестных мыслей. — Ты тоже не смотришь фильм?
— Думаю, что нет. — Она посмотрела на «Грозовой Перевал». — Это для нашего класса? Я думала, что мы не будем читать его еще неделю или две.
— Использую его в своем эссе, — объяснила Эмили. — Я взяла тему о мести и предательстве в семьях и о том, как они разрушают важнейшие основы семьи, уничтожая все вокруг. Я уже поговорила с миссис Васкес, и она сказала, что не против.
«Уверена, что она так и сделала» — Вэл отогнала эту мысль, ужаснувшись собственной стервозности.
— Звучит действительно… интересно. Не сомневаюсь, ты получишь пятерку, — поспешно добавила она.
— Надеюсь, что так. Это будет нелегко, потому что мне не очень нравится эта пьеса. — Эмили нахмурилась, глядя на свой экземпляр «Тита Андроника». — О чем ты пишешь свой доклад, Вэл?
— Я не знаю. Пока как-то не думала об этом.
А потом она подпрыгнула, когда мисс Баннер, неуклонно подкрадывавшаяся к ним все это время, шикнула на них.
Вэл неохотно переключилась на учебник, жалея, что Эмили сказала, в чем заключается ее идея. Теперь Вэл могла думать только о мести — что, в свою очередь, заставило ее задуматься, не является ли внезапный интерес ее преследователя чем-то вроде мести. Но от кого? И за что? Или она слишком много анализировала?
Нет. Между ее собственной ситуацией и пьесой имелась какая-то связь. Она размышляла об этом на беговой дорожке, не обращая внимания на возбужденную болтовню Рейчел и Линдси о предстоящей поездке французского клуба в Париж. Тит Андроник хотел отомстить, как сказала Эмилия, но и кое-что еще. Миссис Васкес упоминала об этом на уроке, хотя, на самом деле, скорее в качестве незначительной детали.
— Ты сегодня такая тихая, — заметила Линдси. — Думаешь об определенном человеке?
— Не поощряй ее, — предупредила Рейчел.
— Я просто пытаюсь проявить интерес.
— Конечно, а под «попыткой проявить интерес» ты подразумеваешь «вынюхивание информации».
— Вэл, скажи ей, что я просто проявляю беспокойство, — запротестовала Линдси.
— Нет, скажи ей, что у нее уже нос вырос как у Пиннокио.
— Вэл, скажи ей…
— Я размышляю о своем докладе, — сообщила Вэл им обеим. — Именно об этом я и думаю.
Линдси и Рейчел обменялись взглядами.
— Все еще хочешь проявить интерес? — спросила Рейчел.
— Нет, пожалуй, обойдусь, — проговорила Линдси. — Я и так знаю о докладах больше, чем хотелось бы.
И они безмятежно вернулись к своему разговору, который заставил Вэл вспомнить тему лекции, которая вылетела у нее из головы.
Бессилье женщин.
Миссис Васкес сказала, что изнасилование и увечья Лавинии символизируют полное и абсолютное бессилие, поскольку Лавиния лишена возможности говорить за себя в самом пугающем буквальном смысле. Она перестала быть личностью и превратилась в объект. Безмолвный. Беспомощный.
В первый раз, когда они прочитали этот отрывок в классе, Вэл стало так тошно, что она попросилась в туалет. Однако вместо того, чтобы пойти туда, она стояла в проходе между своим классом и соседним, пытаясь прогнать из головы эти ужасные образы, пока ветер холодил пот на ее коже. Было бы лучше, если бы все написанное в книге являлось просто выдумкой, если бы люди не оказывались способны быть такими больными, безжалостными и жестокими, но это не фантазии, и это действительно происходило — и это делало злобных психопатов гораздо более пугающими, чем любое чудовище.
Вэл вспомнила об этом, когда открыла свой шкафчик и оттуда посыпался каскад лепестков розы, зловонный запах их сладости почти удушал своей мощью. Красные лепестки, присыпанные звездообразными соцветиями белого жасмина.
— О боже, — выдохнула она, в ужасе глядя на цветы. Её шкафчик ведь был запертым.
Она быстро схватила лепестки в горсть и выбросила их в мусорное ведро, заметив при этом, что они оставались свежими и даже не начали увядать. От этого наблюдения у нее по рукам побежали мурашки. Она уставилась в темноту, боясь, что увидит нечто, и еще больше боясь того, что не увидит.
И тут она услышала металлический звук, который заставил ее резко отпрянуть к своему шкафчику. Это был просто скрип дверных петель, когда дверь распахнулась чуть дальше от ее бешеных жестов. Но не это привлекло ее внимание. Ее взгляд оказался прикован к внутренней стороне двери — точнее, к тому, что там находилось.
В металле, вырезанное жестоким клинком и еще более жестокой рукой, было одно слово. Одно слово, и все же его скрытый смысл исчислялся тысячами.
МОЯ.
Дрожащей рукой она провела по букве «Я». Металлические края были рваными и рассекли ей палец, оставив капельку крови на букве. Боль разрушила заторможенность и сонливость, которые чувствовала Вэл, и внезапно она перестала чувствовать себя отстраненной от ситуации. Это не фантазия, это все реально — и это только что стало смертельным.
Вэл сжала пальцы в кулак, пряча кровь, и закричала так громко, как только могла:
— Тренер Фримен!
***
Тренер Фримен посочувствовала ей, но она мало что могла сделать. По понятным причинам в раздевалках не висели камеры наблюдения, хотя некоторые из них имелись на входе. Она использовала аптечку первой помощи для пореза на руке Вэл и предложила ей новый шкафчик и комбинацию, но в остальном Вэл оказалась в значительной степени сама по себе.