Из того, что я могу видеть, она умыла лицо, но пятна от сажи все еще находятся вдоль кромки волос, и она до сих пор не сняла грязный боевой костюм. Что означает, что база все еще обеспокоена тем, что диверсия была первой стадией нападения. Я стаскиваю кислородную маску, делая экспериментальный вдох. Я могу справиться, если не вдохну слишком глубоко. Находясь так близко, она пахнет потом, пеплом и горем, и я хочу поднять руку и потянуться к ней, игнорируя боль в руке. Я этого не делаю, и несколько минут спустя она чувствует, что я проснулся и приподнимает голову.
Она моргает, смотря на меня, а затем ее лицо становится тревожным, быстрее, чем кажется возможным. Она прочищает горло.
— Он мертв. Подрывник. Погиб во время взрыва.
Я заставляю себя дышать медленно. Воздух пахнет дезинфицирующим средством, резким на моем языке. Мозг придерживается этого факта, откладывая новости о том, чего я не хочу знать. Это может быть кто угодно из нашего лагеря. Я не хочу, чтобы это был кто-то, кого я знаю, даже худший из них.
— Это был… — голос все еще скрежещущий шепот.
— Макбрайд. — Джубили прерывает меня, спасая от дальнейших разговоров. — Нет. Отпечатков пальцев не осталось, но стоматологические записи говорят, что это человек по имени Дэвин Куинн. В его досье нет никаких арестов, не так много штрафов. Он жил в городе.
Она делает паузу, чтобы позволить мне осознать все. В городе. Не мятежник, не солдат с яростью. И я знал Дэвина Куинна, я знаю его дочь. Он даже не симпатизирует нам. Он не имеет к нам никакого отношения.
Она разочаровано продолжает, сбитая с толку.
— Он только и оказался в системе, потому что у него вырвали зуб пару лет назад. Как твои люди втянули в это такого человека, как он?
Хоть это и нелепая реакция, но мне хочется смеяться, мне до сих пор не верится.
— Мы этого не делали. Куинн, скорее всего, так же хотел взорвать это место, как и ты. Должно быть, у него были другие дела на базе. Это был не он.
— Он. — Она склоняется ближе, понижая голос, чтобы другие в палате не услышали нас. — На нем был детонатор. У нас есть запись с камер наблюдения, на которой он разговаривает с девушкой, как ни в чем небывало, а затем поворачивается и идет в казармы за минуту или за две до взрыва.
— Потому кто-то заставил его сделать это, — говорю я ей. — У него есть дочь моего возраста. — Детское лицо Софии Куинн всплывает в сознании, улыбающееся в моей памяти. Интересно, она и есть та девушка, с которой он разговаривал на записи с камер наблюдения. — Джубили, он не сделал бы этого с ней. У него не было причин.
— У Мори не было причин стрелять по гражданскому в городе, — тихо говорит она.
— Но это была ярость, — настаиваю я. — Здесь совсем другое дело. Твой солдат нездешний, Дэвин же здесь родился. Ни один местный никогда не поддавался ярости. — Но что-то ледяное шевелится внутри меня при этой мысли. Я никогда не сомневался в том, что ярость была предлогом для trodairí, до тех пор, пока Джубили не посмотрела мне в глаза и не поклялась, что она реальна. Но Дэвин Куинн был мирным, человеком без борьбы в сердце и с дочерью, ради которой нужно жить.
— Ты прав насчет одной вещи. Это была не ярость. Кормак, когда наши люди ей подвергаются, они хватают ближайший нож и ударяют своих друзей и кого-то еще рядом с ними. Они не создают бомбы. — Ее голос становится быстрым и резким, и только после того, как она оглядывается через плечо на бессознательных соседей по палате, она делает вдох и снова успокаивается. — Создание бомбы требует времени, планирования, обдумывания. Ярость — это… дикость. Жестокость. Чем быстрее ударишь, тем быстрее пройдет.
Я качаю головой, стиснув зубы.
— Это был не он. Я клянусь своей жизнью. Что-то, или кто-то, должно быть, заставил его сделать это.
Джубили разочарованно вздыхает, проводя рукой по лицу. Я вижу, что она обеспокоена, это дает мне надежду, что, возможно, она верит мне, возможно, есть что-то большее в том, что произошло сегодня на базе. Но потом я понимаю, что она смотрит на меня с напряжением во взгляде. Я приближаюсь, чтобы лучше рассмотреть ее, различить нюансы ее закрытого лица — и понимаю, что это не единственная новость, с которой она пришла сюда поделиться.
— Просто скажи мне. — Мой голос не похож на мой. Дым, который я вдохнул, превратил его в скрипучую пародию на самого себя.
Ее карие глаза фокусируются на мне в течение секунды, прежде чем отвернуться, чтобы сосредоточиться на стене за моей головой, на лице проявляется мимолетная, но интенсивная борьба. Я боюсь, что разговор заставит ее снова закрыться, поэтому я жду, и позволяю ей сражаться в одиночку.
— Кормак, ты должен понять. Ты мой враг. Я не делюсь информацией с мятежниками. — Она расстегивает боевой костюм достаточно, чтобы дотянуться рукой до кармана, и оттуда появляются ее пальцы плотно сомкнутые вокруг чего-то. — Я была сосредоточена на том, чтобы вернуться на базу… — ее голос резко обрывается, и вместо этого она просто протягивает мне руку.
Я на автомате протягиваю руку, и она что-то бросает в мою ладонь.
— Я нашла его, когда ты притащил меня на объект на востоке. — Она не смотрит на меня. — На тот, которого не было.
Я должен быть в ярости… я должен хотеть наказать ее как-то за то, что она обманула меня. Но у меня есть доказательство, что я не сумасшедший, и я нигде не могу найти гнев. Это чип, немного похожий на тот, который солдаты имеют в своем снаряжении. Доказательство того, что что-то было там в какой-то момент. Одна сторона покрыта фольгированной схемой, и я переворачиваю его, беря за штрих-код с другой стороны. Хотел бы я иметь сканер.
— Он — военных?
Она качает головой.
— Наши новее. Этот старый, может быть, двадцатилетней давности.
— Ты говоришь мне, что я каким-то образом наткнулся на объект двадцатилетней давности, который исчез через несколько часов?
— Я не знаю. — Она пожимает плечами, наблюдая за мной. — Но я скажу, что, хотя старые модели не несут много информации, их легче зашифровать. Для этого потребуется очень специфический сканер, который мы больше не носим. Нет никакого способа проверить его и выяснить, чей он.
— Почему ты говоришь мне об этом сейчас?
— Потому что это то, что ты искал. Доказательство. И я скрыла его от тебя.
Я пытаюсь прочитать ее лицо, но она смотрит на стену, и я не могу встретиться с ее глазами, чтобы расшифровать ее выражение.
— Джубили…
Она прерывает меня, качая головой.
— Я увидела там что-то, вспышку, видение, как память об объекте, который был там. Я не знаю как, если он исчез сейчас, но это было.
Я вряд ли в состоянии поверить в то, что слышу, и я бросаю глаза на чип, кручу его снова и снова в своих руках, будто могу выудить из него подсказку, некое объяснение того, что происходит, или где искать дальше.
— Стой, прекрати! — Джубили кренится на стуле, ее пальцы смыкаются вокруг моего запястья. Я замираю, но ее глаза на чипе. — Переверни его.
Я делаю, как она просит, и ее пальцы направляют меня, поворачивая мою руку. Я вижу вспышку, когда фольга улавливает свет. Она шокировано восклицает, а затем наклоняется вниз, чтобы взглянуть на него с моего угла зрения.
На мгновение я абсолютно отвлекаюсь на ее близость, несмотря на сажу и запах сожженных химикатов. Затем она поворачивает чип, чтобы я мог увидеть то, что увидела она, и все мысли о ее лице рядом со мной исчезают.
В схеме зашифрована буква, видимая только когда свет правильно ложится на отражаемую поверхность. Это буква «В», и мы оба смотрим на нее, пытаясь понять, что она значит.
— «ВериКорп», — шепчу я. — Но логотип «ВериКорп» — это как «В», так и «К», и она не настолько большая корпорация, чтобы иметь своих собственных производителей чипов.
У Джубили перехватывает дыхание, и она протягивает руку, чтобы забрать у меня чип. Прежде чем я успеваю запротестовать, она крутит его в своих пальцах и переворачивает вверх дном. Внезапно, она перестает быть буквой «В». В галактике нет ни единой души, кто бы не узнал этого символа. Лямбда.
— «Компания Лару».
Я хочу спросить ее, что это значит, и знают ли военные о том, чего не знаем мы, зачем «Компания Лару», у которой нет доли в видоизменении здесь на Эйвоне, строить секретную базу посреди болот. Но я могу сказать по ее выражению лица, что она так же ничего не понимает, как и я.
Прежде чем ко мне возвращается голос, коммуникатор на рукаве ее боевого костюма оживает.
— Служба безопасности капитану Чейз, — шипит он, вмешательство Эйвона делает голос неузнаваемым.
Джубили смотрит на меня на долю секунды, а потом отворачивается, но не раньше, чем я вижу тревогу в ее взгляде. Она подносит руку к патчу, активируя его.
— Чейз слушает, — отвечает она, пригибая голову, чтобы немного приблизить свой голос к приемнику.
— Можете ли вы отчитаться службе безопасности, сэр? — Это не приказ, а просьба, я вижу, как ее плечи немного расслабляются.
— Я немного занята, — отвечает она, приоткрывая жалюзи на окне двумя пальцами, чтобы посмотреть на базу. — Новая информация о подрывнике?
— Не спешите, но нам не помешают ваши глаза, раз уж вы были там. У нас есть парень, который похитил вас в «Молли».
Слова накатывают на меня, как огонь, и я начинаю кашлять, мои ослабленные легкие отказываются работать. Джубили разворачивается, ее взгляд опускается на меня, как будто половина ее ожидает, что я исчезну в военном заключении. Она ждет, пока я не возьму под контроль кашель, прежде чем снова проверить коммуникатор.
— Повторите? — произносит она, ее голос такой же твердый, как камень. — Какие-то помехи с моей стороны.
— Похититель из бара, — звучит голос. — Потребовалось много просмотров с камер наблюдения, но теперь у нас есть записи, которые помогут нам идентифицировать его.
Замешательство Джубили превращается в страх.
— И? Кто он?
— Ну, запись довольно зернистая, много помех. Мы пытаемся очистить ее сейчас.
— Сосредоточитесь на взрыве, — отрезает Джубили. Она сглатывает, и затем говорит спокойнее. — Кем бы ни был парень в «Молли», он уже давно ушел. Нам нужно узнать больше о нападении на базу, и действовал ли Дэвин Куинн один.
— Ну, сэр, — медленно отвечает голос из патча, — у меня большая часть моих людей на взрыве, но для безопасности базы нам нужно знать лицо этого парня, чтобы мы могли идентифицировать его, если он попытается снова.
Взгляд Джубили проносится по комнате по другим присутствующим без сознания, не реагирующим на происходящее.
— Ладно, — отвечает она. — Я зайду позже и посмотрю, смогу ли помочь. — Она позволяет своей руке упасть вниз, глаза возвращаются, чтобы встретиться со мной, когда коммуникатор замолкает.
Все, что я могу сделать, это смотреть на нее, желудок ухает. Единственными звуками являются слабый писк мониторов и приглушенные звуки снаружи базы — рев двигателей транспортных средств, обрывки разговоров, завывание при посадке шаттла в стартовом отсеке на другой стороне базы. Невозможно забыть, где я нахожусь: посреди вражеской территории.
С усилием я вырываюсь из измученного ступора и откидываю одеяло. Затем я пытаюсь сесть, прогоняя головокружение и тошноту. Мне нужно бежать.
— Эй, прекрати это! — Джубили протягивает руку, хватая меня за плечи и толкая вниз. Сейчас она намного сильнее меня, и у меня нет выбора, кроме как позволить ей сделать это. — Если бы они ехали сюда, чтобы схватить тебя, думаешь, я бы сидела и смотрела на тебя? Я бы уже тащила твою задницу через черный ход.
Я не могу ответить, мое горло сдавлено и меня душит кашель.
Джубили пережидает, держа руки на моих плечах, удерживая меня. Когда я прекращаю, она медленно отпускает меня.
— У нас есть немного времени. Твои легкие долго не выдержат на болоте.
Я сглатываю, чтобы убедиться, что у меня на этот раз прочистилось горло, прежде чем снова попробую заговорить.
— Сколько у меня времени?
— Я не знаю. — Джубили отходит на несколько шагов от подножия кровати. — Вчера это было бы главным приоритетом, но теперь они немного отвлеклись. Можешь поблагодарить своего дружка Куинна за это. Мне нужно подумать. — Она закрывает глаза и сжимает губы.
— Они поймут, что ты не рассказала им всего.
Челюсти Джубили сжимаются, и она резко отмахивается рукой.
— На данный момент они верят командиру Тауэрс, что я получила травму, и поэтому я не могу вспомнить твое лицо, несмотря на то, что говорила с тобой в течение целых десяти минут, прежде чем ты утащил меня.
— Скажи им, что тебя ударили по голове… скажи им, что у тебя амнезия или что-то подобное. Будь осторожна. Если я потеряю тебя…
— Я знаю. — Ее голос резок и сочится горечью. Она ненавидит себя за то, что она здесь. За помощь. — Ты теряешь меня, ты теряешь свою прямую связь с планами военных.
Мозг не может оставить в прошлом: «если я потеряю тебя». Я хочу поправить ее, но я еще не выяснил, в чем заключается настоящий конец этого предложения.
Она втягивает воздух.
— Слушай. Я собираюсь вернуться туда, но если я не вернусь к утру, тебе нужно найти выход отсюда по своему усмотрению. Украсть лодку, если нужно.
Я не могу понять, что происходит за ее спокойным выражением лица. Но в ее голосе звучит тревога.
— Что ты имеешь в виду, если ты не вернешься?
Она хмурится, но остается непроницаемой.
— Они, вероятно, скоро заставят меня дежурить. Если это утренний патруль, я не вернусь, и тебе придется выбираться самому. Как там говорят твои люди? Ясного неба.
Эти слова, исходящие от нее, режут мне сердце. Она не дает мне возможности ответить и направляется к двери. Она останавливается, прижимая одну руку к дверной раме.
— Почему ты не мог просто не появляться?
— Мы сказали тебе, — говорит отец девочки, — нам это не интересно.
— Ноа, — шепчет мать девочки, — посмотри на их глаза.
— Последний шанс, — говорит человек с холодными глазами. Девочка смотрит через щель в прилавке и видит, как он поднимает свою тунику, чтобы приоткрыть пистолет, заправленный в штаны. — Ненавижу возвращаться и объявлять всем, что вы Лямбда-семья.
— Мы не поддерживаем ни одну из сторон, — отвечает ее мать. — Мы не хотим в этом участвовать.
Девочка перемещается до тех пор, пока не видит своих родителей, стоящих вместе в передней части магазина.
— Пожалуйста, — говорит ее отец. — У нас есть дочь.
Мир замедляется. Девочка слышит раздающийся щелчок взведенного пистолета, и ее обучение начинается. Она вырывается из пространства под прилавком, вытаскивая свой пистолет, бросается между боевиком и ее родителями, снимает двоих, прежде чем ведущий стрелок успевает прицелиться. Это занимает всего несколько секунд, прежде чем они оказываются на полу, обезоруженные и безвредные.
За исключением того, что этого не было.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ДЖУБИЛИ
БАЗА ВСЕ ЕЩЕ В ХАОСЕ. Воздух пронизан дымом и едкими химикатами, весь гражданский персонал из местных удален до конца расследования, а все остальные кроме караула, похоже, здесь, и они заняты более чем я когда-либо видела. У каждого есть работа, а если нет, то они спешат на ее поиски.
Я делаю достаточно долгий перерыв, чтобы переодеться. С заверением Кормака, что Дэвин Куинн не имеет никакого отношения к Макбрайду, становится маловероятно, что взрыв был объявлением войны. Мне не нужна броня для того, что я собираюсь сделать. Я с трудом снимаю костюм, он жесткий и кисло пахнущий дымом, и я отпихиваю его в угол комнаты, чтобы позже разобраться с ним. Даже после того, как я надела чистую униформу и куртку из искусственной кожи, я все еще пахну костром. Мне следует принять чертов душ и вздремнуть. Но у Кормака, вероятно, нет столько времени.
Может, мне не стоило лгать ему. Может, мне стоило сказать ему, что я планировала. Но я начинаю узнавать Ромео, как он думает, и я знаю достаточно, чтобы понять, что он никогда не позволит мне пройти через это. Может, он намного умнее.