Что было не так с этой ситуацией?
Я проковыляла в кухню, включила кофемашину, подставила кружку под струю кофе, пока она не наполнилась, а затем со стуком вернула графин обратно на горячую пластину.
Меня беспокоил тотем. Если он лежал на дороге еще до того, как Карен сбила волка, то должен был превратиться в пыль. Если же она носила его на шее, то почему я нашла фигурку так далеко от машины?
Единственное другое объяснение — украшение было на шее волка, но в это верилось с трудом.
Я достала записи, которые сделала, пока ждала доктора. Вот оно, синим по белому: Карен сказала, что волк за чем-то гнался. Я предположила, что за кроликом, но те тоже не носят ожерелий.
Хотя я была уверена — окажется, что тотем не имеет никакого существенного значения, тем не менее, его нахождение на месте преступления беспокоило меня. Я решила выяснить, что означает эта штуковина, и кто мог ее носить.
Я налила еще кофе и забрала кружку с собой в душ. Одна из радостей жизни в одиночестве — можно заниматься считай чем угодно и когда угодно, и никто и слова не скажет.
Не то чтобы мне когда-либо что-то запрещали. Моя мать, конечно же, осуждала меня. Я узнала это прежде, чем она сбежала в большой город, не дождавшись моего девятнадцатилетия. Но она никогда не была настолько глупой, чтобы ворчать или закатывать истерики, и я не понимала, почему отец оставил ее. Исходя из моих соображений, должно быть, ушел он как раз от меня.
Пока я намыливала волосы, меня осенила еще одна блестящая мысль. Мало того, что тотем был раздражающей закавыкой, но в бешенстве мисс Ларсон тоже было нечто не совсем правильное.
Не особо тщательно ополоснув волосы, я завернулась в полотенце и, оставляя капли, прошествовала из ванной комнаты в гостиную, где вбила несколько команд в компьютер. Информация о бешенстве полилась на экран, как вода в дождевой водосток.
— Ага! — воскликнула я и нажала на кнопку печати.
У людей инкубационный период бешенства длится от одного до трех месяцев. Если человека укусили в голову или область с множеством нервных окончаний, такую как рука — в точку! — проявление симптомов ускорится. Но я сомневалась, что это означает сокращение периода с нескольких месяцев до нескольких часов.
Если не бешенство, то что тогда превратило мисс Ларсон в безумную убийцу? Я не говорю, что профессия учительницы способствует здравомыслию, но лакомиться директором школы — это уже перебор.
Мне нужно было побеседовать с судмедэкспертом.
* * *
— Его нет.
Я попытала счастья и заявилась прямо в офис судмедэксперта без предварительного звонка. Я должна была это предвидеть.
Смерти случались и в Миниве, однако они, как правило, довольно легко объяснялись. Люди пропадали здесь чаще, чем в других местах. Если их тела когда-нибудь находили, что было скорее исключением, нежели правилом, они не были в превосходном состоянии.
Последнее убийство произошло десять лет назад — простое дело, в котором действующими лицами выступали двое мужчин, женщина и пистолет. Никакой загадки. Преступление совершил парень с пушкой, почти ничего не оставив на экспертизу.
Можно сказать, нам повезло, поскольку Прескотт Боузмен был не таким уж и экспертом.
Я стояла в его приемной, сердито смотря на превосходно накрашенную и изысканно одетую секретаршу.
— Сейчас три тридцать рабочего дня, — сказала я. — Где он?
— Его нет.
Я скрипнула зубами. Боузмену сходило с рук, что он ленился в Миниве, поскольку здесь было чертовски мало дел. Но, смею предположить, когда работа появляется, ее все же надо делать.
Можно подумать.
— Он хотя бы добрался утром до места происшествия?
— Он был недоступен.
Я поборола желание треснуть себя по лбу. Это лишь усилит головную боль.
— Кто осматривал жертв?
— Не могу сказать.
— А можете сказать, когда у Боузмена дойдут руки до работы?
Секретарша поджала губы. Я ей не нравилась. Кто бы мог подумать!
Она оглядела мои коротко стриженые волосы, ни светлые, ни каштановые, а какого-то среднего цвета, от которого подобные ей женщины всеми силами старались избавиться, затем посмотрела на мою серую купленную в Миниве рубашку и любимые поношенные джинсы и наморщила дерзкий носик.
Но мои дорогие кроссовки сбили ее с толку. Зачем такой как я, которая не заботилась ни о внешнем виде, ни об одежде, тратить больше сотни долларов на обувь? А все потому, что счастливые ноги делают счастливым самого человека. Я на горьком опыте узнала это в полицейской школе.
Я взглянула на ее восьмисантиметровые шпильки и усмехнулась. Хорошо, что эта мадам весь день сидела на заднице, а то в противном случае могла бы стать калекой еще до того, как ей стукнет тридцать. Если не из-за подъема своих "носоквасов", то один раз неудачно оступившись.
Я достаточно высокая, чтобы не думать о каблуках. Не то чтобы я стала бы их надевать, даже если бы была такой же крохотной, как эта женщина, но я могла сказать, даже прежде чем она усмехнулась мне в ответ, что у нее типичный комплекс Наполеона. Высокий рост — преступление, а она — судья, присяжные и палач. Догадайтесь, какую роль отвели мне?
— Если бы вы побеспокоились проверить, детектив, то узнали бы… — Она произнесла «детектив», как я бы сказала «мерзкий слизняк», не то чтобы я часто так говорила, но вы понимаете, о чем я. — Доктор Боузмен по вторникам не работает.
— Но…
— Никогда.
— Произошел несчастный случай.
— Я в курсе.
— А он не мог бы прийти сегодня и не появляться завтра?
— В отличие от ваших, детектив, подопечные доктора Боузмена в его отсутствие убегать не собираются. Когда он придет, они по-прежнему будут здесь.
Маленькие города. Их нужно любить. Иначе от жизни в них сойдешь с ума.
Выйдя из офиса и оставив свое имя, разные номера и требование о заключительном отчете Боузмена, я хлопнула дверью. Знаю, по-детски. Можете меня отшлепать.
* * *
Следующим пунктом моей программы был поиск коренного американца, эксперта по тотемам. Это оказалось немного сложнее, чем я думала, учитывая, что я жила в округе, который гордился своим соотношением индейцев и всех остальных почти пятьдесят на пятьдесят. Но я однозначно не могла войти в «Кофейник» на Центральной улице и спросить завсегдатая, где найти такого эксперта.
Зи, обычно спец во всем, ничего не знала. Как и большинство жителей, она не слишком поддерживала индейцев. Они жили своей жизнью, она — своей, и эти жизни никогда не должны были пересекаться.
Таковым было мнение большинства стариков по обе стороны баррикад, как и значительной части молодежи. Я могла проехаться до резервации и порасспрашивать там, но основную ставку сделала на университет Минивы. В те времена, когда правительство забирало индейских детей у родителей и пыталось вырастить их как белых, расположенный на самом большом участке противоположного берега озера Клируотер университет был школой-интернатом.
Каждый раз при виде его я съеживалась. О чем они думали? Да они вообще не думали. Однажды кто-то увидел эту идею такой, какой она и была на самом деле — глупой — и всех детей отправили туда, откуда их взяли. Здания постепенно начали использовать по первоначальному назначению — для учебы.
Университет Минивы в первую очередь специализировался на гуманитарных науках. Однако в качестве лекторов на семестр или два стали приглашать множество местных индейских ученых и немалое количество представителей других племен.
Я была уверена, что кто-нибудь знаком с кем-то, кто знает что-то о лежащем у меня в кармане тотеме. И оказалась права. Уже через пять минут меня направили в кабинет Уильяма Кадотта, приглашенного профессора из Миннесоты и, очень кстати, эксперта по тотемам коренных американцев.
Я слышала это имя. Кадотт также был активистом, пропагандистом старого порядка, для многих — возмутителем спокойствия.
Клайд внес его в наш список смутьянов, хотя я не была полностью уверена, за что именно. Следуя указаниям, я зашагала к угловому кабинету. Имя «Уильям Кадотт» было небрежно нацарапано на куске бумаги и приклеено к стене. Я заглянула в приоткрытую дверь.
Помещение было размером с чулан, стулья завалены книгами. Крошечные кусочки дерева, металла и камня валялись на столе. При отсутствии окна в помещении царил затхлый запах, а освещение было тусклым.
Шарканье в тени заставило меня выпрямиться и сделать шаг назад. Он здесь. Я постучала костяшками пальцев в дверь.
Я ожидала, что доктор Кадотт будет пожилым человеком с темным морщинистым лицом, испещренными венами руками и седым хвостом до самой талии. Но не тут-то было!
Дверь распахнулась. Сначала я не узнала его. Но ведь на этот раз он был одет.
Глава 5
Он поднял бровь:
— Соскучились?
Я протиснулась мимо него в комнату, но мужчина был один.
— Что вы сделали с доктором Кадоттом?
Его серьга заплясала, когда он склонил голову набок:
— Сделал?
Вдобавок незнакомец был в очках. Неудивительно, что я его не узнала. Тонкая металлическая оправа округлой формы отвлекала от лица неземной красоты и выразительных глаз — просто очки делали его старше и придавали ученый вид. К тому же в них он выглядел куда сексуальнее, чем когда стоял обнаженный в лунном свете.
Необычный ход мыслей заставил меня нахмуриться. Ну, в общем, непривычный для меня, так как я редко задумывалась о сексуальности других людей, особенно незнакомцев. Хотя в данном случае такие мысли были простительны — ведь я видела больше его тела, чем у любого из моих знакомых.
Я пришла в себя достаточно быстро, чтобы переварить его слова и спросила:
— Вы доктор Кадотт?
— Нет.
Я окинула комнату ироническим взглядом — никто бы не смог спрятаться в этом подобии офиса — и вопросительно подняла бровь.
— Да, я — Уильям Кадотт, но не доктор. Пока что. Существует такая досадная помеха как диссертация, которую я никак не могу закончить. — Он ступил в комнату. — Нужна помощь?
И снова его голос, негромкий, но все же сильный, очаровал меня — так же, как и прошлой ночью. Журчание его речи — негромкой, но энергичной — было достаточно своеобразным, чтобы заставить меня прислушиваться к словам.
Не знаю, хотел ли он загнать меня в угол, но комната была маленькой, а профессор — большим. Я ощущала исходящий от него жар на своем лице. А может, это был румянец — кажется, рядом с ним я часто краснею.
— Нет, — ляпнула я. — То есть, да. Черт!
Я лепетала, как подросток. Ну как, будучи одетым, он мог выглядеть выше, шире в плечах и опаснее?
— Так что именно: да, нет или черт?
Я чувствовала его запах, тот же, что и вчера: смесь свежести, древесины и непонятной дикости. Кадотт пристально смотрел на меня, будто я привлекала его, но это точно не так. Мужчина с его внешностью не стал бы смотреть на женщину, подобную Джесси Маккуэйд. Если только он...
Мысли пришли в полный беспорядок. Если только он что? У него не было причин глазеть на меня. Ни одной. Так почему же он это делал?
— Я хотела поговорить с Уильямом Кадоттом. Не знала, что он — это вы.
— Ясно. — Сняв очки, мужчина положил их в карман своей синей рабочей рубашки и осторожно похлопал по нему. — Правда, без них я не так ясно вижу все, что вблизи. Возраст и слишком много книг.
Я неопределенно хмыкнула: он не выглядел намного старше меня. Правда, внешность обманчива, ведь за ней скрывается уйма всего.
— О чем вы хотели поговорить? Полагаю, вы не собирались арестовывать меня за непристойное обнажение, поскольку не знали, кто я.
— Если вы не против, я бы хотела об этом забыть.
— Правда?
«Нет».
— Да.
Кадотт понимающе улыбнулся, я же в свою очередь постаралась это проигнорировать.
— Поймали своего волка?
— Боюсь, что нет.
В его глазах читалось «Я же тебе говорил», но надо отдать ему должное — вслух он это не произнес.
— А жертве укуса сделали уколы от бешенства?
— Не-а. Ей уже ничего не поможет — на мертвых уколы не действуют.
Его рот открылся, потом закрылся. Кадотт попытался запустить пальцы в волосы, но, наткнувшись на короткую стрижку, опустил руку вниз.
— Разве это не слишком быстро, даже для бешенства?
Я пожала плечами, но не стала углубляться в детали. Клайд не хотел огласки, а я уже и так сболтнула лишнего.
— Чем могу быть полезен? — Ученый глянул на мою футболку. — Вы здесь как полицейский или как гражданское лицо?
Его взгляд задержался на моем бюсте — со мной это случалось часто. Я не интересовала парней как личность, но так как уже к восьмому классу у меня выросла грудь пятого размера, к моему ужасу и разочарованию, противоположный пол стало привлекать то, что находилось под футболкой.
— Я здесь в нерабочее время, проверить кое-что о том случае. — Он посмотрел мне в глаза и больше не косился ниже. — У меня есть вопрос, и мне сказали, что вы эксперт.
— В чем? У меня разносторонние интересы.
Его губы скривились. Я пропустила намек мимо ушей, так как никогда не умела флиртовать. Ничего удивительного. Вместо этого я вытащила тотем из кармана, и вытянула руку ладонью вверх. В центре ладони лежал маленький волк.
Не успела я открыть рот, как Кадотт выхватил камень и поспешно обошел вокруг стола, по пути включив лампу.
— Эй! Это улика, Ловкач!
Профессор ответил ворчанием. Наклонив лампу таким образом, что тотем оказался в круге света, мужчина прищурился, что-то буркнул, а потом вытащил из кармана очки.
— Что это?
— Ш-ш-ш!
Вот и весь флирт. Теперь Кадотт забыл обо мне, поглощенный каменным волком. Ученый бормотал себе под нос и царапал пометки на куске бумаги, который оторвал от чего-то, напоминающего письменную работу студента.
Я уселась на единственный не заваленный книгами стул и стала ждать, при этом рассматривая профессора. Я ничего не могла с собой поделать.
Кадотт был одет не так, как знакомые мне ученые. Но опять-таки, я ходила в профессиональное училище в Мэдисоне. В то время как город имел репутацию рассадника анархии (по крайней мере, в Висконсине), профессора, преподававшие мне полицейские дисциплины, были весьма консервативны. Никто из них не посмел бы надеть выцветшую хлопковую рубашку и еще более линялые джинсы. Не говоря уже о сережке.
Конечно, одного взгляда на джинсы Кадотта оказалось достаточно, чтобы я начала гадать, было ли на нем нижнее белье. То, что мужчина не особо заморачивался по поводу белья под шортами, не означало, что он не надевал его на работу. Я задумалась, как бы чувствовала себя, если бы сидела на его лекции, зная, что под джинсами у него ничего нет. Но, поерзав на стуле, заставила себя прекратить думать о прошлой ночи.
Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем он взглянул на меня, поморгав при этом так, словно забыл, что я здесь. Кадотт попытался потереть глаза, но уткнулся костяшками пальцев в очки и снял их.
И почему поведение этого витающего в облаках профессора казалось мне таким привлекательным?
— Ну и? — требовательно спросила я.
— Откуда это у вас?
— Я думала, что здесь я задаю вопросы.
— Я не могу ответить на ваши, пока вы не ответите на пару моих, — сказал Кадотт.
— Ладно. Я нашла это на разделительной полосе сто девяносто девятого шоссе.
Профессор нахмурился:
— Не понимаю...
— Вы тут не один такой. Авария прошлой ночью...
— Со сбитым волком? — Он бросил на меня взгляд, такой же резкий, как и его голос.
— Вот именно.
В одно мгновение его любопытство сменилось рассеянностью. Поняв, что мужчина глубоко задумался, я оставила его в покое до тех пор, пока мое терпение не истощилось. То есть ненадолго. А я и не говорила, что терпеливая.
— Профессор Кадотт?
Мой голос вернул его назад из… где он там был.
— М-м-м?
— Вы можете сказать, что это такое? Кто мог потерять эту вещь? Есть идеи, почему она валялась посреди шоссе?
— Да. Возможно. И ни одной.
Ну что ж, вот что случалось, когда я задавала слишком много разных вопросов. Я начала сначала: