И всё-таки она выглядела разбитой и опустошённой, её плечи поникли, а взгляд стал безразличным.
— Присядь, Феб.
Она не стала спорить, просто опустила руку, оттолкнулась от косяка и пошла к стулу.
Колт подошёл к двери, закрыл её и вернулся к Феб.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на него, но сидела, опустив плечи и зажав ладони между бёдер. Смерть Энджи сильно повлияла на неё, как повлияла бы на любого человека, обнаружившего изрубленное, окровавленное тело. Но на Феб она повлияла сильнее.
— Я должен показать тебе кое-что.
Она кивнула.
Он передал ей пакет, и она взяла его в ладони. Пока Феб рассматривала записку, Колт наблюдал за вертикальными морщинками между её бровей. Её глаза пробежались по тексту сверху вниз, а затем ещё раз.
— Не понимаю... — Линии между её бровями разгладились, Феб раскрыла губы и вскинула голову. — Что...
— Ты знаешь, что это? — спросил Колт.
— Да, — прошептала она и неожиданно вскочила на ноги.
Резко выбросив руку вперед, Феб вцепилась в его рубашку, так сильно сжав кулак, что побелели костяшки, а кожа вокруг них покрылась красными пятнами. Опустив голову, она смотрела на записку и дёргала его рубашку, не замечая, что при этом бьёт его в грудь.
— Боже мой, Боже мой, — повторяла она. Рука, державшая записку, затряслась.
— Дай мне записку, Феб.
— О Боже.
— Дай мне записку.
— Боже мой.
Он забрал у неё записку, накрыл ладонью её руку у себя на груди и крепко прижал, останавливая.
Феб не отрывала взгляда от записки в его другой руке.
— Фебрари, посмотри на меня. — Она сделала, что ей сказали. Колт увидел, как побледнело её лицо, и осторожно приказал: — Расскажи мне об этой записке.
— Этой записки нет.
Колт поднял записку и тряхнул ею. Ему не хотелось это говорить, но пришлось.
— Она здесь, Феб.
— Я хочу сказать, что выкинула её почти двадцать пять лет назад.
Катись оно всё к чертям, твою ж мать!
Он боялся, что она ответит именно так.
— Расскажи мне про записку, — повторил Колт.
Феб резко мотнула головой, то ли отказываясь, то ли пытаясь сосредоточиться — он не знал. Её пальцы крепче сжали его рубашку, он почувствовал это своей ладонью, и Феб сильнее вдавила кулак ему в грудь, опираясь на него.
Колт ждал, решив дать ей время.
Наконец она сказала:
— Когда-то мы были хорошими подругами, ты же знаешь.
— Да.
— Энджи часто приходила к нам.
— Знаю.
— Ей нравился Кевин.
Этого он не знал, но не удивился. Кевин был симпатичным парнем и нравился многим девчонкам. Он был на год старше Колта, учился в выпускном классе, когда Феб и Энжи только перешли в старшую школу. Для Энджи в то время он был недостижим.
— Он пригласил меня на свидание.
Противное чувство в животе вернулось.
— Она пришла в ярость, он ей нравился, очень сильно нравился, — продолжала Феб.
— Ты не пошла на свидание, — уверенно сказал Колт, потому что точно знал, что так оно и было.
— Конечно нет, — быстро ответила Феб.
И в этот миг они оба запутались в паутине воспоминаний.
Конечно, она не пошла, потому что в то время Феб принадлежала ему. Колт это знал. Феб это знала. Грёбаный Кевин, мать его, Керчер это знал. Все это знали.
Её слова продолжали звучать у него в голове.
«Конечно нет. Конечно нет».
Быстрый и резкий ответ. Такой же уверенный, как и его. Если бы они не были теми, кем были сейчас, если бы стали теми, кем должны были стать, то этот ответ был бы кратким и презрительным. Именно так он и прозвучал. Так верная супруга говорит о своей преданности, когда считает, что это даже не обсуждается. Это данность, основа основ, их отношения построены на фундаменте, который никогда не пошатнется, независимо от искушений. Никакие соблазны не угрожали тому, было между ними, что означало для них целый мир.
Колт боролся с паутиной. У него есть работа, которая после побега Феб и ухода Мелани и стала его миром.
— Ты помнишь эту записку? — спросил он.
— Да, но смутно.
— Ты её выбросила?
— Кажется, да. — Она покачала головой. — Не знаю. Наверное. Это было двадцать пять лет назад.
— Подумай, Феб.
— Я думаю, Алек! — огрызнулась она. — Но это было двадцать пять лет назад!
Господи, как же он ненавидел, когда она называла его Алеком. Он понятия не имел, почему она это делает, ведь она знала, что он ненавидит это имя, но всё равно продолжала. Она никогда не звала его Колтом, даже после той ночи, когда он сказал ей, что Алека больше нет, что он не желает носить имя, которое дали ему родители. Он хотел быть Колтом. Это прозвище они с Морри придумали, когда им было по шесть лет. Это имя он дал себе сам. Он умолял её перестать называть его Алеком, но она не слушала.
— Просто не торопись и подумай, — подсказал он, стараясь не обращать внимание на свой гнев.
Феб закрыла глаза, опустила подбородок и перенесла почти весь свой вес на руку, которой всё ещё упиралась ему в грудь, не осознавая, что прикасается к нему и что он прикасается к ней. Колт знал, если бы она соображала, что делает, то сразу бы отодвинулась. С тех пор как всё рухнуло, дистанция стала очень важна для Феб. Не только с ним, со всеми. Но он замечал, и это всегда бесило его, что особенно важна была для неё дистанция между ними.
Она открыла глаза.
— В классе миссис Хобб. На геометрии. На втором уроке. — Феб покачала головой, но сказала: — Мы вместе ходили на геометрию. Там она и передала мне записку. Думаю, я её выкинула.
Колт вспомнил.
— Вы ругались в коридоре, — сказал он.
Феб распахнула глаза и кивнула.
— Толкались. Это Энджи начала. Миссис Хобб нас разняла. Чёрт.— Она посмотрела в сторону. — Я совсем забыла. — Феб снова повернулась к нему. — Энджи плакала и кричала, но больше плакала. Она словно сошла с ума. Её отправили домой.
— Ты плакала.
Он помнил. Он увидел, как она стояла около своего шкафчика с покрасневшими от слёз глазами, и проводил её до класса. На свой урок он опоздал. Во время обеда он рассказал Морри, но тот уже слышал о драке от кого-то другого. После уроков они заставили её дождаться окончания футбольной тренировки, чтобы подвезти её до дома. Колт даже вспомнил, как сажал её в свою машину. Феб молчала, она так и не сказала, почему они подрались. Феб могла быть такой: держала всё в себе — черта характера, ставшая для него слишком длинным кошмаром. После этого Энджи просто перестала приходить. Феб была подавлена. А потом в город переехали родители Джесси, и Феб подружилась с ней и с Мими, а Энджи стала лишь воспоминанием, как часто происходит с девочками-подростками.
— Я всё ещё не понимаю. Почему эта записка появилась сейчас? — спросила она.
Теперь ему нужно было попросить её о невозможном, и этой просьбой разорвать на части.
— Ты помнишь кого-нибудь из школы, с того времени, любого... учителя, ученика, уборщика, постоянного посетителя в баре — любого человека, который казался неравнодушным к тебе?
Между её бровей снова появились морщинки.
— Неравнодушным ко мне?
— Заинтересованным.
Вот оно. Невозможное.
И тогда, и сейчас Феб интересовала всех. Всех интересовала эта семья: Джек, Джеки, Морри, Феб, их бабушка и дедушка, пока были живы. Если Сьюзи Шепард и её богатый папочка считались в их городке королём и принцессой бриллиантов, то Джек и Джеки Оуэнс, их сын Моррисон и дочь Фебрари были королём, королевой, принцем и принцессой сердец.
Кто знает? Возможно, Феб преследовали десятки больных уродов, фотографировали её, воровали её записки, копались в её мусоре, строили святилища. Чёрт, да Колт лично знал с дюжину парней, которые регулярно дрочили, мечтая о ней.
Он сжал ладонь, лежавшую на её руке.
— Заинтересованным? — переспросила она.
— Нездорово.
— Алек, о чём ты?
Колтон осторожно пояснил:
— Кто-то, кто подобрал бы записку, которую ты выбросила. Кто стал бы хранить её двадцать пять лет. Кто отправил бы её по почте в бар, который принадлежит твоей семье. Феб, кто-то, кто интересуется тобой нездоровым образом.
Она вздрогнула всем телом, дёрнулась даже рука, вцепившаяся в его рубашку.
— Нет, — ответила Феб, бросившись все отрицать.
— Подумай.
— К чему всё это?
— Не спеши, Феб, подумай.
— К чему ты ведёшь, Алек?
Он отцепил её пальцы от своей рубашки, но обеспечил другой опорой, взяв её ладонь в свою и обернув её вокруг своего большого пальца. Одновременно он перевернул записку и показал Феб обратную сторону.
Она поднесла ладонь ко рту, последние краски покинули её лицо. Колт заметил, что её шатает, и подтолкнул её назад и вниз, обратно на стул. Он отпустил её руку и положил ладонь на тыльную сторону шеи, заставив опустить голову между коленями.
— Дыши глубоко.
Он услышал, как она втянула воздух. Не убирая руки с её шеи, Колт присел перед ней на корточки.
Через некоторое время он спросил:
— Ты со мной?
Она кивнула и немного подняла шею, сопротивляясь его ладони, чтобы посмотреть на него. Теперь Феб опиралась локтями о колени.
Колт не убрал свою руку.
— Он убил её для меня, — сказала Феб пустым голосом.
Колт покачал головой:
— Ты не просила его убивать. Он сделал это, потому что у него не всё в порядке с головой.
— Мы помирились, — прошептала она, — Энджи и я. Не так, как раньше, но мы помирились. Мы танцевали под «Hot, Hot, Hot» Бастера Пойндекстера на выпускном. Ты был там. Мы с Энджи вели цепочку.
Он был там. Он помнит эту цепочку. Он помнит, как сидел на заднем ряду с Джейсоном Темплтоном, который учился на первом курсе в Университете Нотр-Дам, и они вдвоём смотрели на паровозик из танцующих девушек и хохотали. Он думал, что будет чувствовать себя глупо — второкурсник Университета Пердью, приехавший домой, чтобы сопровождать свою девушку на выпускной бал. Но он не чувствовал себя глупо. Феб отрывалась по полной, она всегда умела повеселиться, и Колту это нравилось. Он вспомнил, как девушки цепочкой проходили мимо их столика и Феб улыбалась ему, одновременно вовсю горланя слова песни. Потом она повернула голову к Энджи, которая держалась за её талию. Они рассмеялись, глядя друг на друга, и Феб, которая всегда первой затевала веселье, повела цепочку дальше.
— Я не желала ей смерти, даже когда мы поругались...
— Я знаю.
Мгновение она всматривалась в его глаза, а потом опустила голову.
— Поверить не могу.
— Феб, подумай, — вернулся Колт к разговору, — был ли в то время кто-то, кто интересовался тобой, вызывал странное чувство, кто-то, кто до сих пор находится поблизости.
Она покачала головой, не поднимая её, и длинные волосы скользнули по его руке, рассыпавшись вокруг её лица.
Боже, у неё такие густые волосы, он больше ни у кого не видел таких густых волос, никогда не ощущал ничего более мягкого.
Колт убрал ладонь, и Феб подняла голову. Она посмотрела на его руку, прежде чем встретиться с ним глазами. На мгновение её взгляд стал мягким и потерянным, говоря Колту, что только он способен вернуть её, и он едва не положил руку обратно, туда, где нужно было Феб. Но она выпрямилась и отвела глаза.
Он захотел вернуть этот взгляд, так сильно, что в животе шевельнулась та противная тяжесть, и разозлился на то, что Феб отняла у него этот взгляд, что продолжала держать его на расстоянии. Чёрт, даже сейчас она отгораживалась от него.
Колт прикусил губу. Он знал, что делает это, когда пытается сдержать гнев. Он был сыном своих родителей, поэтому ему всегда приходилось сдерживаться. Оба его родителя могли вести себя безобразно и были вспыльчивы, действуя как словами, так и кулаками. Колт унаследовал эту жестокость, она дважды вырывалась из-под контроля, дважды он почти убил человека голыми руками: первым был его собственный отец, а вторым — муж Фебрари.
— Нет, — ответила она, — никого.
— Фебрари...
— Я подумаю, Алек. Я подумаю об этом. Мне нужно время. Но я обещаю, что подумаю и дам тебе знать.
Она снова смотрела прямо ему в глаза. Она не обманывала. Она подумает. Но сейчас произошло слишком много. Для любого человека. Большинство людей сорвались бы уже после обнаружения тела Энджи. Феб держалась.
Его гнев испарился. Он больше не имел права на это, но он гордился ею.
— У тебя есть мой телефон?
Между её бровями вновь появились морщинки, а в глазах появилось то же потерянное выражение, прежде чем она успела его спрятать.
— У Морри есть.
Колт выпрямился и вытащил из заднего кармана джинсов свой бумажник. Он достал оттуда визитку и вручил её Феб, захлопнул бумажник и сунул его обратно.
Феб стояла, держа его визитку обеими руками и, склонив голову, изучала надпись.
— Я хочу, чтобы ты была осторожнее. Постоянно держи при себе мобильный, не забывай его заряжать. Сообщай людям, куда идёшь, и звони, когда доберёшься. Не оставайся одна. Если почувствуешь что-то неладное, увидишь кого-то, кто вызовет неприятные ощущения, скажи мне, Феб. Неважно, даже если человек не виновен. — Феб подняла голову и посмотрела на Колта. — Им не повредит, если я задам несколько вопросов и покопаю немного. — Он заметил, что она втянула щёки, и понял, что Феб засомневалась. Истинная дочь Джека и Джеки. — Феб, всё серьезно, это убийство. Сделай это для Энджи.
Феб крепко зажмурилась и отвела глаза, но Колт успел заметить, что они заблестели. Потом она глубоко вдохнула и открыла глаза. Слёзы ушли — Феб взяла себя в руки. Снова посмотрев на него, она кивнула.
Колту осталось рассказать ей последнюю часть, и он заранее это ненавидел, но ему пришлось.
— Завтра ты первым делом должна написать список.
— Список?
— Людей, которые тебя обижали или ущемляли...
— Алек…
— Всех, о ком человек, не знакомый с тобой близко, может подумать, что они тебя расстроили или причинили вред.
Её глаза снова заблестели, а нижняя губа задрожала.
— Алек...
Он ненавидел, когда её губа дрожала, он знал, что сейчас её горло горит от усилий побороть слёзы, но ему пришлось проявить непреклонность — на кону стояли человеческие жизни.
— Если дело в тебе, мы должны учесть всё.
— Люди...
— Испугаются, — кивнул Колт, — но лучше пусть испугаются и останутся живы, чем...
— Они меня возненавидят, — прошептала Феб.
— Нет. А если возненавидят, то они идиоты. Ты не виновата. Виноват больной ублюдок, у которого поехала крыша. Если кто-то станет обвинять тебя — значит, тебе будет лучше без них.
— Тебе легко говорить, тебя все любят.
— И тебя все любят.
Что-то изменилось в её лице, Колт не успел прочитать, слишком быстро всё прошло. Но что бы это ни было, тяжесть в его животе только увеличилась.
— Феб, я понятия не имею, что задумал этот мудак, но я...
Она обречённо махнула рукой.
— Я напишу список.
Он едва не сказал: «Молодец, девочка». Но сумел промолчать.
В этот момент он осознал, что это дело не пройдет даром ни для него, ни для Феб, наверняка заденет Морри и Джека с Джеки, которые вернутся, как только услышат о том, что происходит. Скорее всего, они уже в пути.
Обожатель Феб не только убил Энджи, он снова связал жизни Колта и Феб после стольких лет врозь.
— Теперь я могу вернуться в бар? — спросила она.
Колт кивнул.
— Хочешь поговорить с Морри?
Этот вопрос словно ударил его. Она так хорошо его знает. И в голову закралась мысль, которую он гнал от себя на протяжении двух лет.
Как, чёрт возьми, эта женщина, которой пронизана вся его жизнь, может быть такой отстранённой?
Колт снова кивнул.
Феб подняла подбородок и, не сказав больше ни слова, вышла за дверь.
Оставшись один, Колт размял шею и прикусил губу.
Иначе он разнёс бы грёбаный кабинет к чертям.
Глава 2
Пит
Я была на ногах уже два с половиной часа, когда на кухню ввалился Морри.
Это были не самые радостные два с половиной часа. Я пила кофе и мысленно просеивала грунт своей жизни, стараясь припомнить всех, кого свихнувшийся психопат мог бы посчитать моими обидчиками. Даже несмотря на то, что делала я это после занятий йогой, которые всегда помогали мне расслабиться.