Мятежный - Шэн Л. Дж. 17 стр.


– Да ладно. Было трудно вписаться в вашу жизнь, будучи новенькой. Мне приходилось идти на жертвы. А ты помнишь эту песню?

Я выхватила ноутбук из его рук и включила клип «Roses» от OutKast. Дин расхохотался, его глаза весело блеснули.

– Ну, давай, – подсказала я. Это было время, когда он должен был танцевать. И танцевал он на вечеринке Вишеса, подражая хореографии группы из клипа. Это было частью проигранного пари – да – но это было так весело, что воспоминание запечатлелось в моей голове одиннадцать лет спустя, такое четкое, как будто это было вчера. Я все еще чувствовала запах алкоголя и гормонов, витающий в воздухе с той ночи. – Пожалуйста, Дин. – Я сжала ладони вместе. – Глубоко в твоем мозгу, под всеми мертвыми клетками благодаря твоей привычке к травке и порнофильмам, я знаю, что ты все еще помнишь этот танец.

– Только потому, что ты так мило попросила. – Он снова спрыгнул с капота. – Включи с самого начала. – Он сделал вид, что намазывает волосы гелем и смотрит на себя в невидимое зеркало. Все это было настолько сюрреалистично, что я невольно хихикнула, как школьница, отчего его и без того огромная улыбка стала еще шире.

Я нажала кнопку воспроизведения, переводя взгляд с оригинального видео на танцующего Дина, за которым сверкал океан. Он сделал почти все правильно, начиная с той части, где опускается на колени в начале песни до самого конца, едва испортив композицию. Мой живот болел от смеха, но его лицо было серьезным. И когда песня закончилась, он направился ко мне, схватив ноутбук.

– Теперь моя очередь.

Я проверила время на телефоне. – Хорошо, но нам надо идти. Уже поздно, нужно готовиться к репетиции.

Было уже четыре часа. Я не могла поверить, что мы провели так много времени вместе, даже не заметив, как оно пролетело. Опасная химия, – эти слова осели в моем мозгу, как густая пыль. Будь осторожна, Рози.

– Да, да, мы успеем к Святой Принцессе и Принцу Придуроку. Не беспокойся. – Он отмахнулся от меня, не отрывая взгляда от экрана. «DropsofJupiter»Train. Моя улыбка погасла.

– Я не помню, чтобы мы вместе слушали эту песню. – Я судорожно сглотнула. Он встал между моих ног, его талия была в идеальном положении, чтобы я могла обхватить ее, но я не сделала этого, мои глаза отчаянно смотрели на его губы.

Ты слушала ее однажды, когда думала, что осталась дома одна. Я заскочил к Милли, чтобы вернуть ей учебник. После этого песня застряла у меня в голове, потому что я все время задавался вопросом: какого хрена, что ты ищешь.[3]Я никак не мог тебя понять, Рози. Когда я видел, что другие парни пристают к тебе, это убивало меня. Потому что, что бы тебе ни было нужно, я не хотел, чтобы ты нашла это в других парнях.

К стыду своему, это чувство было взаимным. Каждый раз, когда он ссорился с Милли и отказывался от нее, мое сердце немного сжималось. «Это не она», – убеждала я себя. «Я».

– У тебя не было никакого права ревновать. – Я посмотрела на свои черные шлепанцы. Он отрицательно покачал головой.

– Никогда не утверждал ничего другого. И ты тоже не имеешь права ревновать. И все же мы здесь.

Я двигалась быстро, избегая любой попытки, которую он мог бы предпринять, чтобы поцеловать меня. Запрыгнув в «Вольво», я пристегнулась и подтянула колени к груди, уткнувшись в них лицом, молясь изо всех сил, чтобы Дин не смог прочитать мои мысли. Дорога обратно к дому была безмолвной. Тот факт, что он больше не пытался переспать со мной, доказывал, что, возможно, Дин был человеком слова.

Затем, когда его шины с визгом остановились, и мы оба вышли, я сказала: – Думаю, мы должны прекратить это.

– Я думаю, нам не следует этого делать, – возразил он сухо и решительно.

– Мы играем в рискованную игру. – Я судорожно сглотнула. Он открыл мне дверь и ухмыльнулся. – Тогда хорошо, что я лучший гребаный игрок во всем городе.

* * *

На мне было темно-фиолетовое платье-макси, которое Милли подарила мне для предсвадебной вечеринки, и я сидела, зажатая между мамой и папой. Они тоже надели причудливые наряды. Предсвадебный ужин был запланирован задолго до самой свадьбы, потому что половина приглашенных должна была присутствовать на настоящей свадьбе. Тодос-Сантос был небольшим городом, и с каждым хотелось пообщаться. Соблюдение приличий было крайне важно.

Место, где Вишес и Милли собирались пожениться, находилось на виноградной плантации курорта, пережившей серьезный кризис идентичности. Снаружи все было оформлено в гавайском стиле, с пальмами, пышной травой и яркими цветочными композициями повсюду. Там был обеденный зал размером с бальный зал, лебеди, фонтаны и другие вещи, которые делали его похожим на помесь рая и диснеевского фильма. Затем мы вошли внутрь, и место выглядело совершенно античным. Мы сидели за вычурным обеденным столом в стиле Европы шестнадцатого века под люстрами размером с Мумбаи.

Мама снова ворчала на меня из-за Нью-Йорка, угрожая прекратить помощь Вишеса в моем медицинском обслуживании. Желание сжечь лифчик и маршировать по улицам, прежде чем она заберет мое право голоса, в тот день было сильным.

Папа нес какой-то бред, наверное, чтобы заставить меня почувствовать себя неловко. Что-то о том, что Милли была очень заботливой. Деликатно, как пьяный слон, как видите.

Моя сестра и Вишес сидели рядом, держась за руки. Он гладил ее по спине, словно утешая. Она действительно выглядела немного зеленой и очень больной. Возможно, была взволнована. Я бы тоже нервничала, если бы собиралась выйти замуж за сатанинское отродье. Может быть, просто распространяла вероломство папы на Эмилию, но я подозревала и ее тоже.

Если она действительно была беременна, то это означало, что все в её ближайшем окружении знали об этом. Все, кроме меня.

Дин пришел с опозданием на десять минут, сопровождаемый Джейми и его семьей, – Мелоди и их дочерью Дарьей, – и Трентом Рексротом. Вопреки моим лучшим намерениям, мои глаза отчаянно цеплялись за Дина, прежде чем оглядеть остальных. Трент, казалось, был занят своим телефоном, а глаза Дина обшаривали комнату – ища меня, как я предполагала, и также глупо надеялась – поэтому, когда он наконец-то нашел меня, мое сердце упало и остановилось.

Я отвела взгляд в сторону.

Он обернулся и поздоровался с незнакомым мне человеком.

Чары исчезли.

Официантка проводила его до места, ухмыляясь слишком широко, на мой взгляд, и проверяя, нет ли на его левой руке обручального кольца.

Поскольку Дин сидел в дальнем конце стола, мне пришлось сосредоточиться на том, чтобы не смотреть на него все время. К счастью, Глэдис и Сидни сидели напротив меня. Сидни рассказала мне о том, что произошло в Тодос-Сантосе, пока мы с Милли отсутствовали, а Глэдис рассказала нам свои любимые Лос-Анджелесские истории. Мы попробовали закуски и одно главное блюдо, когда координатор мероприятия решил, что мы начнем произносить тосты.

Папа произнес первый тост за счастливую пару. Он поднял бокал с шампанским на уровень глаз и заговорил о том, какая удивительная пара Милли и Вишес, опустив ту часть, где он не мог выносить своего будущего зятя, пока тот не надел на палец дочери кольцо с бриллиантом размером с его особняк. Затем настала очередь Вишеса, а за ним последовал главный шафер – Джейми, который произнес тост о невесте. Когда пришло мое время произнести тост за жениха, я встала и улыбнулась, сжимая бокал с шампанским мертвой хваткой. Костяшки моих пальцев побелели как снег.

– Не испорти все, – процедила мама сквозь зубастую улыбку. Моя улыбка не дрогнула, но что-то щелкнуло внутри меня. Еще один лепесток упал мне на сердце. Глаза Милли засияли, когда она посмотрела на меня, и мое сердце забилось быстрее.

К черту их всех. Это для Милли. Я не под веду ее.

– Мои друзья и знакомые знают, что я большая поклонница своей сестры. Она моя опора, родственная душа, и причина, по которой я все еще стою здесь, живая и невредимая. Когда ее сердце бьется для кого-то, мое вместе с ней. Бэрон, есть одна вещь, которую я не могу отнять у тебя – ты делаешь ее счастливой. Даже светящийся, – я всмотрелась в его лицо, ожидая реакции, но ее не было. Может быть, моя сестра и не была беременна. Может быть, я просто схожу с ума. – Некоторые отношения спокойные, а другие, всегда как новые и безумные. У вас и то, и другое, и именно это заставило ваши чувства друг к другу превзойти все остальное. Даже прошлое, – я сглотнула, понимая, что тоже хочу стереть свое прошлое и иметь совершенно новое будущее. – Я желаю вам радости, свободы, здоровья и богатства, хотя мне кажется, что золотом вы уже покрыты, – я замолчала, и комната взорвалась смехом. Несколько человек захлопали в ладоши. Я подавила отчаянный кашель, прежде чем продолжить. – Итак, я хотела бы произнести тост за двух моих любимых людей. За женщину, которую люблю больше жизни, и за мужчину, который всю свою жизнь делает ее счастливой. Бэрон и Милли, вам не нужны мои слова, чтобы у вас все получилось. У вас все под контролем. Но на всякий случай я желаю вам всего, что вы пожелаете для себя, и даже больше. А теперь опустите эти бокалы и расслабьтесь.

Сделав глоток из своего бокала, я посмотрела на Дина, ища поддержки. Некоторые люди подбадривали меня, но я хотела произвести впечатление именно на Дина. Он поднес бокал к губам, пристально глядя на меня с другого конца комнаты, и я покачала головой, почти не заметив этого жеста. Никакой выпивки.

Он поставил свой бокал и облизал нижнюю губу, его глаза говорили: «Да, конечно, бля».

Я собиралась позаботиться о нем. Эта мысль была столь же иррациональна, как и сама идея. Почему я должна хотеть этого, и почему он позволил мне? Но в то же время я не хотела, чтобы он испоганил свое здоровье. Ведь я знаю, что такое подорванное здоровье.

Усевшись обратно, я почувствовала, как мама положила руку мне на плечо и прижала к своей груди, обняв. Я уже таяла, возвращаясь в свое прежнее счастливое состояние, когда она прошептала мне на ухо: – Спасибо, что не испортила это, милая. Мы с папой очень волновались.

Бледная, я опустилась в бархатное кресло, в горле у меня пересохло. На моем телефоне вспыхнуло сообщение, и я схватила его, как будто это был мой спасательный круг.

Дин: Мне нужно снова поцеловать тебя.

Р ози: Нельзя.

Дин: Это все, о чем я, блять, думаю.

«Я тоже только об этом и думаю», – хотелось мне закричать.

Рози: Расскажи мне что-нибудь интересное. Может, про звезды.

Дин: Марс покрыт ржавчиной, и твои сиськи скоро будут покрыты моей спермой. Р асскажи мне что-нибудь о музыке.

Р ози: Slash однажды пробовался в группу Poison, но не получи лось, потому что они хотели, чтобы он носил грим.

Дин: Эта игра отстой. Я все еще хочу поцеловать тебя.

Черт возьми, мое сердце. Не думаю, что оно было приспособлено для борьбы с таким парнем, как он.

Я подняла голову и посмотрела на него. Его телефон лежал рядом, но он был занят непринужденной беседой с красивой брюнеткой. В груди у меня все сжалось. В то же время я напомнила себе, что Дин может делать все, что ему заблагорассудится.

Я отвернулась, хотя мои глаза продолжали умолять меня украдкой взглянуть еще раз. До этого момента репетиция шла гладко, и мне хотелось поскорее покончить с ней и вернуться домой, предпочтительно в угол особняка, где мои родители не найдут меня.

Теперь настала очередь Трента произнести тост. В тот момент казалось, что каждый живой человек в Южной Калифорнии должен был что-то пожелать счастливой паре. Я задумалась, не потому ли это, что у Вишеса не было родителей, которые выпили бы за его здоровье. Его отец умер чуть больше года назад, а его мачехи здесь не было. По крайней мере, у меня был повод бросить взгляд на Дина и таинственную брюнетку. Они больше не разговаривали, и мой телефон завибрировал рядом с тарелкой.

Дин: Если бы взгляды могли убива ть, то эта цыпочка была бы уже мертва. Это случится . Между на ми уже что-то происходит. Мы можем пойти по длинному, неприятному пути но ты будешь наказана за это. В постели. Или мы можем сделать вс е безболезненным. Твой выбор.

Я не ответила на его сообщение. Снова. Я подняла глаза на Трента Рексрота, который слегка улыбнулся и начал говорить. Он был на середине фразы, когда его телефон зазвонил, и он посмотрел вниз, чтобы прочитать сообщение, нахмурившись.

Бокал с шампанским выскользнул из его пальцев прежде, чем он поймал его в воздухе – убийственная реакция, но я не удивилась – и поставил его на стол. Затем он взял телефон, повернулся и бросился к входной двери.

Дин немедленно последовал за ним, и не успела я опомниться, как Джейми и Вишес тоже исчезли.

Бормотание клокотало из каждого угла стола, и папа пытался успокоить бурю, крича громче, чем это было необходимо, чтобы все оставались спокойными.

Интересный подход.

Я посмотрела вниз и написала сообщение Дину.

Рози: Что случилось?

Он ничего не ответил.

Паника пробежала марафона по моим венам, и я думала о самом худшем. Неужели что-то случилось с Луной, дочерью Трента?

– Иди и посмотри, что происходит.– Мама прочитала мои мысли, толкнув меня локтем в бок. – Твоя сестра беспокоится. Я не хочу, чтобы она расстраивалась.

Я поднялась на ноги, и легкой трусцой направилась к выходу. Мне не особенно хотелось совать нос в чужие дела, но спорить с мамой хотелось еще меньше. Кроме того, кто-то должен был их проверить. Мне просто не повезло, что я была такой любопытной.

Внешняя территория была обширной, с белым мягким проходом, диким садом, двумя виноградниками с каждой стороны и искусственными водопадами, окутывающими живописный пейзаж.

А там, на лестнице, ведущей в зал, сидел Трент Рексрот. Он выглядел бледным, дрожащим и совсем не похожим на себя. Самодельный красавец-миллионер превратился в пустую оболочку футбольного героя. Глаза его блестели от непролитых слез, и он все повторял одно и то же, закрыв лицо руками.

Она не может так поступить со мной, черт возьми. Какого хрена!

– Что ты здесь делаешь? – спросил Вишес, когда увидел меня, он положил руку на спину Трента и присел на корточки рядом с Дином и Джейми. – Возвращайся внутрь.

– Не смей так с ней разговаривать, мать твою! – Дин оскалил зубы, набрасываясь на Вишеса.

– Милли волнуется, – сказала я, застыв на месте. – Я пришла, чтобы убедиться, что все в порядке.

– Ничего не в порядке, – Джейми мерил шагами комнату, его тело излучало ярость, но он больше ничего не сказал.

Дин встал во весь рост и неторопливо направился ко мне, сжимая мою руку своей теплой ладонью и ведя меня обратно в пустой холл, ведущий в зал.

– Мама с папой послали меня на разведку. – Румянец пополз по моим щекам, и кто, черт возьми, была эта девушка и что она сделала с моей прежней «я»? Я хотела, чтобы она вернулась. Она бы не проигнорировала слова Вишеса.

– Не обращай внимания на этого идиота. Ты же не сделала ничего плохого, – Дин провел ладонью вверх и вниз по моей руке. – Скажи Милли, что все в порядке.

– Так ли это? – Я подняла брови, склонив голову набок.

– Нет, – признался он, выпятив челюсть. В этот момент он выглядел таким хрупким, что я не была полностью уверена, что смотрю именно на него. Обычно он держался с непобедимым нимбом, с той самоуверенностью, которую он и его друзья демонстрировали, как черную карточку American Express.

– Что случилось? – спросила я, наклоняясь к нему, сама того не желая.

– Вал ушла, – сказал он, опустив голову, запустил пальцы в волосы и потянул, его череп, вероятно, болел от силы его руки. – Она, блять, ушла, Рози. Няня нашла Луну совсем одну, в пустой квартире. Ни одежды, ни обуви, никого. Она лежала в грязном подгузнике и плакала, черт возьми, во все горло. Черт знает, сколько времени прошло. Она плакала так сильно, что потеряла голос. Няня отвезла ее в больницу на обследование. Трент садится в самолет через час, чтобы привезти ее сюда.

– Господи. – Я хлопнула себя ладонью по губам. Его скулы покраснели, и он выглядел настороженным. На секунду мне показалось, что он скажет что-то еще. А может быть, даже заплачет. Даже если одна, одинокая слеза упадет с его ресницы, как будто он прыгает со скалы. Но он не сделал ни того, ни другого, расправив плечи, поправив нимб и прочистив горло.

– Честное слово? Это к лучшему, – сказал он, мысленно опрокидывая меня на задницу. Что? – Не всем дано быть родителями. Так даже лучше для Луны. Было бы еще больнее, если бы Вал свалила, когда ей было бы шесть или семь лет. Держу пари, что она даже не будет злиться на нее, когда вырастет.

Я задержалась на секунду, чтобы посмотреть на него, по-настоящему посмотреть, пытаясь прочесть то, что было написано у него на лице, но это было бессмысленно. Смесь слишком многих чувств, слишком много сожалений, слишком много всего, втиснутого в одно измученное выражение лица.

Назад Дальше