К сожалению, он не мог себе этого позволить. Он слишком ценил самоконтроль, который был ему дороже, чем Джилли Мейер. Он в поте лица оттачивал мастерство владения эмоциями, страстями, своим телом. Поэтому он отстранил от себя Джилли. Очень медленно и осторожно. Колтрейн не удивился бы, если бы она его ударила.
— Уходи, — еле слышно прошептала Джилли.
Он долго смотрел на нее в лунном свете.
— Хорошо, — кивнул он.
— Уходи совсем. Оставь этот дом, — произнесла она голосом, дрожавшим то ли от гнева, то ли от другого чувства.
— Я останусь, и ты это знаешь, — твердо сказал он.
— Тогда держись от меня на расстоянии.
— Мы оба знаем, что это невозможно, — спокойно сказал он. — Рано или поздно мы все равно окажемся в одной постели. К чему тогда эти мучения?
— Потому что мне это не нужно.
— Звучит так, как будто ты, действительно, в это веришь.
— Ах ты, чертов наглец, да я…
Он быстро придвинулся к Джилли, заставив ее прижаться к стене. Но на этот раз Колтрейн ее не коснулся.
— Я никогда не утверждал, что все женщины от меня без ума, — тихо сказал он. — Но ты меня хочешь. Я это чувствую.
— Ты мне даже не нравишься.
— А причем здесь это?
Джилли закрыла глаза. В лунном свете она казалась бледной и беззащитной. Колтрейн должен был чувствовать угрызения совести. Вместо этого он чувствовал желание.
— Пожалуйста, — устало попросила она.
— Открой глаза, Джилли, и скажи, чтобы я ушел. Положи руку мне на член и тогда скажи, чтобы я ушел.
Она удивленно распахнула глаза, и между ней и Колтрейном как будто вспыхнула искра. Весь мир исчез, остались лишь страсть, взаимное желание, похоть. Как быстро все случилось, удивился Колтрейн. Слишком быстро, но какое это имеет значение? Джилли смотрела на него таким взглядом, что ему стало ясно: через минуту они окажутся в ее кровати в форме лебедя, и он трахнет ее на легендарном месте преступления. Ну и черт с ним, подумал Колтрейн. Разве это важно? Тепло ее шелковой кожи, сладкий вкус ее губ — вот это, действительно, важно. Ему достаточно просто протянуть руку, чтобы взять ее…
— Джилли? — открылась стеклянная дверь, и на балкон вышла Рэйчел-Энн. — Что здесь происходит?
Колтрейн невольно отступил назад, и момент близости между ним и Джилли исчез. Значит, сегодня ничего не получится, грустно подумал он.
Джилли рассмеялась, как ни в чем не бывало.
— Ничего, Рэйчел-Энн. Просто мы с Колтрейном разговаривали о… бассейне, — произнесла она с легкой заминкой.
Рэйчел-Энн подошла ближе и с явным интересом посмотрела на Колтрейна.
— Снова этот чертов бассейн! Не понимаю, почему ты его не засыплешь. Ты годами не смотришь в ту сторону. С той самой ночи, когда…
— Я не хочу об этом говорить! — быстро сказала Джилли.
Интересно, подумал Колтрейн. С этим бассейном непременно что-то связано. Как только выдастся свободная минутка, он совершит небольшую прогулку по окрестности. Может, удастся узнать, почему этот несчастный бассейн вызывает у Джилли панический страх.
— Пожалуй, я вернусь к себе в комнату, — сказал Колтрейн и театрально зевнул. — Завтра у меня очень тяжелый день. Спасибо, что составила мне компанию.
Рэйчел-Энн подошла к балюстраде. Она смотрела на изгородь из вьющихся роз, скрывавшую бассейн. За ее спиной Джилли бросила укоризненный взгляд на Колтрейна. Тот не смог удержаться и послал ей воздушный поцелуй.
— Спокойной ночи, Колтрейн, — сказала Рэйчел-Энн, продолжая стоять к нему спиной.
— Доброй ночи, леди, — ответил Колтрейн и скрылся в своей комнате.
Он не был настолько глуп, чтобы поверить в сказку о том, что Рэйчел-Энн якобы проснулась и случайно вышла на балкон. Он вернулся к себе в комнату, громко закрыв за собой балконную дверь. Потом тихо приоткрыл ее и стал слушать, о чем говорили сестры.
— Ты с ума сошла? — спокойно спросила Рэйчел-Энн.
— Тише, он тебя услышит.
— Не услышит. Он лег спать.
— Ты уверена? — с сомнением спросила Джилли.
— На все сто, — успокоила ее Рэйчел-Энн. — Из его комнаты ничего не слышно, там очень толстые стены. Лучше скажи мне, что на тебя нашло? Еще немного — и ты бы совершила страшную глупость.
— И это еще мягко сказано.
— Тебе больше понравится, если я скажу, что он вскружил тебе голову? По нему видно, что он на это способен. А значит, он как раз в моем вкусе. Ведь тебе нравится, чтобы мужчина был культурным и относился к тебе с уважением. А Колтрейн слишком muy hombre. Ты понимаешь, о чем я говорю? Типичный мужчина, в худшем смысле слова. Боюсь, тебе с ним не справится.
— Это тебе нужно поберечься, — голос Джилли, когда она думала, что Колтрейн ее не слышит, звучал совсем иначе. Более мягко, почти нежно. — Держись от него подальше, Рэйчел-Энн. Ты должна понимать, что он худшее, что может случиться в твоей жизни.
— Не помню случая, чтобы меня это остановило, — хмыкнула Рэйчел-Энн, как будто насмехаясь над собой. — Слушай, мне в голову пришла отвратительная мысль. Прошу тебя, только не говори, что ты кинулась ему на шею, чтобы спасти меня. Если я захочу, он будет мой. И все твои жертвы коту под хвост.
— Я не настолько благородна, — заверила ее Джилли.
— Неужели? — ехидно спросила Рэйчел-Энн. — Этот Колтрейн очень хорош собой. Может, ты решила изменить своим привычкам и ради разнообразия закрутить роман с плохим парнем? Я тебя не упрекаю, вовсе нет, просто хочу сказать, что ты не годишься для этой игры. Мужчина, вроде Колтрейна, слопает тебя за один присест.
Именно это я и собираюсь сделать, подумал Колтрейн, прижавшись лбом к холодному стеклу. Начну с мизинцев на ее ногах и медленно буду подниматься вверх, там лизну, там кусну…
— Не делай поспешных выводов, Рэйчел-Энн, — устало сказала Джилли. — Мы с ним просто разговаривали. Он мной не интересуется.
— Правда? Хочешь сказать, что Колтрейн только делает вид, что тобой интересуется? Значит, дела обстоят еще хуже, чем я думала. Одумайся, сестричка, пока не поздно. Разве ты забыла? Это я стремлюсь к саморазрушению, сплю не с тем, с кем надо и делаю все, чтобы превратить свою жизнь в ад. Я, а не ты.
— Как же тогда назвать мое замужество с Аланом?
— Заблуждением, — спокойно ответила Рэйчел-Энн. — Ты слишком умна, чтобы дважды совершать ту же ошибку.
Наступила тишина. Колтрейн с нетерпением ждал продолжения разговора.
— Ты думаешь, это было бы повторением той же самой ошибки? — еле слышно спросила Джилли.
— Не той же самой. А намного хуже. Алан обычный жеребец, к тому же не слишком опытный. Колтрейн настоящий мужчина, он знает, как ублажить женщину в постели. Он может разбить тебе сердце, Джилли.
— Вряд ли это возможно.
— Возможно, — заверила ее Рэйчел-Энн. — Держись от него подальше, Джилли. Если перестанешь обращать не него внимание, то и я отступлюсь. Обещаю. Давай оставим его Дину.
— Мне кажется, что Дин его не интересует.
— В таком случае пускай придумает другой способ добиться того, чего ему нужно. А ему что-то нужно, я в этом не сомневаюсь. И ты не сомневайся. Не позволяй себя использовать. Я через это прошла, и сыта по горло. Не хочу, чтобы то же самое случилось с моей сестрой. Обещай мне.
— Что я должна обещать?
Рэйчел-Энн тяжело вздохнула.
— Я не прошу, чтобы ты обещала не спать с ним. Я знаю человеческую натуру, я знаю тебя, Джилли. Запрет сделает Колтрейна поистине неотразимым. Сама знаешь, что говорят о запретном плоде. Спи с ним, если хочешь, но не более того. Со времен Алана у тебя не было мужчин, и могу тебя заверить, что в постели он был не самым лучшим.
— Спасибо, что поделилась со мной информацией, — проворчала Джилли.
— О, нет, это тебе спасибо. За то, что поделилась со мной мужем, — Рэйчел-Энн хрипло рассмеялась. — Господи, мне не следует шутить над такими вещами. Ведь я уже говорила тебе, сестричка, как мне жаль…
— Давай не будем об этом, милая. Все уже в прошлом, прощено и забыто.
— Я не хочу, чтобы ты жила с разбитым сердцем.
— Алан не разбил мне сердца.
— А Колтрейн может. Конечно, если ты ему позволишь. Не позволяй ему. Обещай мне, Джилли, что не позволишь ему сделать себя несчастной.
Колтрейн тихо закрыл балконную дверь. Слушать дальше не было смысла, он и так узнал все, что ему было нужно. Как он и предполагал, Джилли была совершенно беззащитной. Он также узнал, что может использовать Рэйчел-Энн в своих интересах, даже не ложась с ней в постель. При условии, что он был тем негодяем, каким хотел казаться для окружающих. Вся беда в том, что он таким не был. Во всяком случае, не всегда и не со всеми. Разве он мог причинить боль собственной сестре, которой в жизни и так пришлось несладко? Не мог, хотя был связан с ней только узами крови, больше ничем.
Джилли Мейер — совсем другое дело. Он ничем ей не обязан, и если с ее помощью можно подобраться к Джексону, то он использует этот шанс. И дело с концом.
С другой стороны, он бы и так ее использовал, с выгодой для себя или нет. А может быть, хватило бы и одного желания. Это тоже хороший повод.
К черту все это! Он не имел права забывать, зачем приехал в Лос-Анджелес. Чтобы уничтожить Джексона Мейера вместе с его империей. Но сначала он хотел получить ответы на некоторые вопросы. Откуда у него взялась сестра, о существовании которой он ничего не знал? Он сразу догадался, кто был ее отцом. Приемная дочь Джексона Мейера на самом деле была его родной дочерью. В ее жилах текла та же кровь, что в жилах Джилли и Дина.
Вопрос заключался в другом. Что ему делать с этой информацией? Как использовать в своих целях?
Но сейчас ему пора спать. Он уляжется в свою новенькую кровать, один-одинешенек, и постарается ни о чем не думать. Он даже не будет думать о нежных, сладких губах Джилли Мейер.
— Нужно от него избавиться. Мне не нравится, как он себя ведет с нашими девочками.
— Они не наши девочки, лапушка, — тактично напомнил ей Тед.
— Мы знаем их еще с тех времен, когда они были детьми. Иногда мне кажется, что это мои собственные дочери. У меня нет детей, у тебя тоже, поэтому я не вижу повода, чтобы не думать о них, как о своих детях, — сказала Бренда капризным тоном. — К тому же их мать умерла.
— Мы тоже, моя милая.
Если бы Бренда могла, она бы покраснела. Однако призраки не краснеют.
— Я ненавижу, когда ты говоришь о нас в подобном тоне, — сказала она. — Я не хочу об этом думать.
— Извини, — сказал Тед и выбросил окурок через перила балкона, на находившиеся внизу ветви деревьев. В первые несколько лет Бренда постоянно упрекала его в том, что он может вызвать пожар. Потом она догадалась, что нет ни огня, ни сигарет. Что их тоже нет. — Жаль, что мы не знаем правды. Мне бы хотелось знать, что здесь случилось.
Бренда почувствовала укол совести, но быстро его подавила.
— Может, лучше не знать.
— Разве тебе неинтересно, как мы умерли? Неужели ты считаешь, что мы не имеем права это знать?
— Большинство людей не знает. Они умирают и исчезают. По какой-то причине нас оставили в этом доме, и я не жалуюсь. Ведь это значит, что я могу провести с тобой целую вечность, любимый, — она наклонилась и поцеловала его в губы. Его усы щекотали нежную кожу Бренды, поэтому она их слегка прикусила.
— Но почему? — спросил Тед, он сжал ей плечи и слегка отстранил от себя. — Почему их бабушка после смерти просто исчезла? И другая женщина тоже? Почему мы с тобой все еще здесь?
Бренда подняла на него глаза. Она была очень хорошей актрисой, намного лучше, чем о ней говорили, и даже такой талантливый режиссер, как Тед, не всегда мог разглядеть ее игру. Особенно, когда не подозревал ее во лжи.
— Понятия не имею, — спокойно сказала она. — Прошло столько времени, что вряд ли мы когда-нибудь узнаем правду.
— Но мы могли хотя бы попытаться. Люди говорят о нас до сих пор. Мы можем подойти поближе к автобусам с туристами и послушать их разговор.
— Мы не можем покинуть дом. К тому же я не уверена, что сюда до сих пор приезжают автобусы.
— Значит, нам нужно лучше слушать. Стоит кому-то заговорить о нас с тобой, как тебе тут же нужно заняться любовью. Хоть один раз я хочу остаться и послушать.
— Они тоже ничего не знают, дорогой. Иначе мы бы об этом узнали. Никто не знает, что случилось в ту ночь. Включая нас.
Ложь была настолько знакомой, что стала казаться правдой. Бренда с чистой совестью посмотрела в глаза Теду.
Но он на секунду их закрыл, свои милые, любимые глаза под очками с тонкой оправой. А потом открыл веки и понимающе улыбнулся.
— Ты права, лапушка, — тихо сказал он. — К чему спорить с судьбой? Особенно, если она подарила мне тебя.
Бренда улыбнулась ему в ответ ослепительной, насквозь фальшивой улыбкой.
Глава десятая
Колтрейн не ожидал, что разговор с Джексоном Дином Мейером окажется настолько трудным. По просьбе Дина он подвез его до работы. У него не было причин отказать Дину в его просьбе, тем более что Колтрейн привык делать вид, что внимательно слушает собеседника. В случае с Дином это было несложно. Того интересовали лишь компьютеры и все, что с ними связано. Он мог говорить бесконечно, слова извергались из его уст подобно фонтану, и собственная речь звучала для него, как музыка. Ему было все равно, слушают его или нет.
Очень немногие могли войти в кабинет Джексона без предварительной записи, это правило касалось и его собственных детей. Колтрейн входил в число избранных. Он без стука вошел в кабинет, расположенный на тридцать первом этаже.
Джексон Дин Мейер считался очень интересным мужчиной. Колтрейн не сомневался, что в молодые годы его хозяин разбил не одно женское сердце. Даже сейчас, несмотря на преклонный возраст, он мог соблазнить любую женщину. Мелба, его молодая жена, прекрасно об этом знала. Однако поскольку Джексона короткие интрижки волновали так же мало, как и его брак, она была вполне довольна своим положением. И деньгами, конечно.
Мейер сидел в кресле под большим окном. За его спиной открывался широкий вид на Лос-Анджелес. У посетителей складывалось впечатление, что Джексон — полноправный хозяин этого города. Все в этом негодяе было отполировано до совершенства, начиная с ровного загара и кончая морщинками возле глаз. Его пластический хирург, один из лучших в городе, был достаточно умен, чтобы придать чертам своего клиента достоинство и благородство, чего старый черт совершенно не заслуживал.
— Никто не должен знать, что я здесь, — сказал Мейер вместо приветствия. Судя по тону, он был не в духе. — Пускай думают, что я отдыхаю в Мексике.
— Я сам придумал эту ложь, — напомнил ему Колтрейн.
— Неужели нельзя было поручить Дину работу, которую он мог бы выполнять дома? Я не хочу, чтобы он здесь крутился и задавал лишние вопросы. Сейчас фирма переживает тяжелые времена. Ты позволил, чтобы чиновники из министерства юстиции совали нос в мои дела, хотя должен был отстаивать мои интересы.
— Вы меня недооцениваете, — спокойно сказал Колтрейна и без приглашения уселся в кресло. В кабинете шефа он чувствовал себя, как дома. — У меня все под контролем.
Джексон фыркнул и с подозрением уставился на Колтрейна.
— Я не могу найти бумаг по делу Сандерсона.
— А как же иначе? Ведь в том-то все и дело, чтобы никто не мог их найти! Их нет, шеф, они испарились, исчезли без следа, и без моей помощи их никто никогда не найдет. Даже вы, шеф.
— А почему я тебе должен верить? — раздраженно спросил Мейер.
— Потому что было бы глупо не доверять мне в такой малости, — спокойно ответил Колтрейн. — Если ребятам из министерства юстиции станет известно об этом деле, то ваша игрушечная империя рассыплется в пух и прах. Она простояла так долго, потому что вы хорошо разбираетесь в людях, и знаете, кому можно доверять, а кому нет.
Судя по всему, его ответ не убедил Джексона.
— Я никому не доверяю полностью, — сказал он. — Даже тебе.
— Я поступаю точно так же, — улыбнулся ему Колтрейн.