Рэйчел-Энн выпустила из рук футболку, внезапно ей стало холодно. Рико не спускал с нее чутких глаз.
— Ричард, — сказала она севшим голосом.
— Рико, — тихо поправил он и протянул ей руку. Красивую руку, которая часто ласкала ее в далеком прошлом. — Рэйчел-Энн…
Она отстранилась от него и шаткой походкой подошла к кухонной двери.
— Ты обманул меня.
— Нет, не обманул.
— Ты не сказал мне, кто ты такой…
— Я назвал тебе свое имя. Конечно, я знал, что оно ничего тебе не скажет. Для тебя я всегда оставался мексиканцем по имени Ричард, сыном кухарки и шофера. Таким как я, фамилия не нужна, — он говорил спокойно, без горечи, просто констатировал факт.
— Ты за мной следил.
— Ничего подобного. Ты пришла на собрание, и я сразу тебя узнал. Я ничего не забыл. В отличие от тебя.
— Ради Бога, я не видела тебя пятнадцать лет, — сказала она. — Каким чудом я могла тебя узнать?
— Ты не узнала, — спокойно сказал он. — Но ты не огорчайся, chica. Я на тебя не в обиде. Ты не могла меня узнать, а мне не хотелось напоминать о себе, чтобы тебя не вспугнуть. Ты сама сказала, что все это было очень давно. И не имело значения. В конце концов, я был не первым мужчиной, с кем ты спала. И не последним.
— Хорошо сказано, — холодно сказала Рэйчел-Энн.
— Не обижайся, ты знаешь, о чем я говорю. С тех пор ты дважды побывала замужем…
— Ты отстал от жизни, — прервала его Рэйчел-Энн. — Я только что развелась с третьим мужем. Да, ты был не первым, и уж, конечно, не последним. Я сама не упомню всех своих мужей, не говоря уже о любовниках и всех тех, с кем трахалась в ранней юности.
— Прекрати, — тихо сказал он.
— Что я должна прекратить? Не говорить слова «трахаться»? Но ведь мы с тобой делали именно это. Трахались всюду, в любое время, в разных позах. Вот чем занимаются в семнадцать лет! Мне очень жаль, что с недавнего времени ты потерял к этому занятию интерес. А вот я по-прежнему пользуюсь всяким удобным случаем.
Она надеялась, что заденет его за живое, что он обидится на нее за злые слова. Но Рико лишь улыбнулся.
— Я рад, что у тебя счастливая жизнь, Рэйчел-Энн.
— Пошел к черту! — пробормотала она и вышла из кухни. Ее босоножки стояли возле дивана, покрытого ярким пледом. Наверное, его сшила Консуэло. Где-то в ее комнате, надежно спрятанный, лежал такой же плед. Консуэло подарила его Рэйчел-Энн на шестнадцатилетие.
Рико стоял в дверях кухни. Он не пытался остановить Рэйчел-Энн, просто смотрел на нее. За пятнадцать лет он вытянулся и похудел, стал более жилистым. В возрасте шестнадцати лет Рико был сильным молодым красавчиком. Сейчас он превратился в мужчину удивительной красоты.
Рэйчел-Энн сунула ноги в босоножки, схватила ключи от машины, случайно сбросив со столика презервативы. Она бросила взгляд на разноцветные упаковки, лежавшие на полу.
— Пожалуй, я возьму их с собой, — сказала она легким тоном. — Думаю, мне не составит труда найти того, кто захочет ими воспользоваться.
Наконец-то ей удалось задеть его за живое, пробиться сквозь панцирь спокойствия и ангельского терпения. Рико сделал шаг в ее сторону, но сразу остановился. Он очень быстро взял себя в руки.
— Да ты настоящая провокаторша, Рэйчел-Энн! — улыбнулся он. — Оставь презервативы, мы используем их в следующий раз.
— Пошел на хер! — она сознательно выбрала грубое слово.
— В следующий раз.
Рэйчел-Энн пулей вылетела из квартиры, громко хлопнув дверью. По узкой лестнице она сбежала вниз, на улицу. В дневном свете район выглядел еще хуже, чем ночью. Возле ее БМВ топтались три подростка. Усилием воли Рэйчел-Энн собрала себя в руки и пошла к своему автомобилю, сжимая в руках ключи, высоко подняв голову и смотря прямо перед собой. Парни смерили ее заинтересованным взглядом. Она уже подошла к машине, когда один из юнцов преградил ей путь. Выглядел он устрашающе. Высокий, с накаченными мускулами, в куртке с символикой банды. На его щеке Рэйчел-Энн рассмотрела татуировку — три черных слезинки.
Внезапно послышался голос. Парень обернулся, сразу сбросив с себя грозный вид, и ответил по-испански. На тротуаре стоял Рико. Босой, хладнокровный, он полностью держал ситуацию под контролем.
Двое парней сразу же отошли от автомобиля, но тот, кто преградил ей путь, продолжал спорить с Рико. Рэйчел-Энн плохо знала испанский язык, но сразу поняла, что речь идет о ней и что Рико спокойным, но непреклонным тоном приказывает парню оставить ее в покое.
В конце концов, парень пожал плечами, поднял руки в знак капитуляции, а затем вежливо открыл дверцу автомобиля, приглашая Рэйчел-Энн занять место за рулем. Когда она села в машину, он аккуратно закрыл дверь и насмешливо поклонился.
Она дрожащими руками вставила ключ в зажигание, но с первого раза машина не завелась. Рэйчел-Энн была на грани срыва, еще немного — и она разрыдается у всех на глазах. Ну и пусть! Она будет сидеть в машине, пока все не разойдутся по своим делам. Может быть, она даже умрет с голоду. Хотя, если принять во внимание обильный завтрак, который она уплела в два счета, это произойдет нескоро. Странно, что, несмотря на злоключения сегодняшнего утра, Рэйчел-Энн до сих пор не стошнило. Но завтрак мирно улегся у нее в желудке, придавая ей сил и энергии.
Наконец, машина ожила. Рэйчел-Энн быстро вырулила на дорогу, чудом не столкнувшись с проезжавшим мимо грузовиком.
Она легко нашла обратную дорогу и в скором времени уже катила по бульвару Сепульведа. Рэйчел-Энн с испугом подумала, что вернуться обратно ей тоже не составит труда. Чтобы отвлечься от странных мыслей, она включила радио на полную громкость. Услышав голос Рикки Мартина, исполнявшего песню на испанском языке, Рэйчел-Энн сразу выключила приемник. Ей не хотелось думать ни об испанцах, ни о сексе, но, слушая Рикки Мартина, не думать о том и другом было просто невозможно.
Рэйчел-Энн ехала в утреннем потоке машин по направлению к Бульвару Заходящего Солнца. Она понимала, что погорячилась, что расстроилась по пустякам. Она не могла запомнить даже половины всех тех мужчин, с которыми спала в своей жизни. Вполне вероятно, что кто-нибудь из них мог снова очутиться в ее постели. Что поделаешь, она не умела учиться на собственных ошибках.
Вот только Ричард… Рико… не был ошибкой. Он не был случайным гостем в ее постели. Он был молод, горяч и влюблен в нее до безумия. Она тоже любила его. Хотя и недолго.
Черт возьми, она даже не помнила, почему они расстались. Конечно, им пришлось скрывать свои отношения. Консуэло и Хайме никогда бы не одобрили любовной связи сына с хозяйской дочкой. Конечно, они любили Рэйчел-Энн, но как истинные католики, мечтали, чтобы единственный сын нашел себе невинную девицу из порядочной, католической семьи.
Рэйчел-Энн теоретически была католичкой, но веру, как и девственность, утратила задолго до того, как приехала в La Casa. Она совершенно не подходила на роль жены для Рико.
Бабушка не обращала на них внимания. Джилли по-детски радовалась, что знала о ночных вылазках старшей сестры, даже была ее тайной сообщницей.
Может, Рико ей надоел? Может, она встретила кого-то другого и разбила парню сердце? Что произошло?
Наконец, Рэйчел-Энн вспомнила. Она также вспомнила, почему так отчаянно стремилась забыть о Рико и обо всем, что их связывало в прошлом. Ей вдруг стало холодно, а желудок свело судорогой, как от воспоминаний, так и от huevos rancheros.
Как всегда, виноват был Джексон. Она не знала, откуда он обо всем узнал, ведь даже те, кто жил в La Casa — бабушка, Консуэло и Хайме — ни о чем не догадывались. Она пришла к выводу, что отец нанял кого-то за ней шпионить. Джилли ни за что бы ее не выдала, а Дин в то время учился в военной школе и ничего не знал о похождениях старшей сестры.
Как бы то ни было, Джексон обо всем разнюхал. Ярость его не имела границ. В La Casa отец никогда не появлялся, говоря, что дом наводит на него тоску. Поэтому он вызвал Рэйчел-Энн в свой кабинет. Там он спокойно и деловито перечислил даты и точное время ее встреч с Рико, а также детально описал то, чем они занимались. Как всегда, отец говорил холодно, отрывистыми фразами, он не стеснялся в выражениях, называл вещи своими именами. Рэйчел-Энн сидела, сжавшись в комок, в ужасе от всего происходящего.
В конце Джексон объявил, что забирает дочь из La Casa. Впредь она будет жить в его городском доме. Ей запрещалось видеться и разговаривать с сестрой и братом. Она шагу не могла ступить без разрешения Джексона.
Один раз ей удалось сбежать; когда стемнело, она поехала в La Casa на попутной машине. Ворота были закрыты. Но Рэйчел-Энн знала, в каком месте можно перелезть через ограду. Она без труда попала на территорию усадьбы. Там она узнала, что несколько месяцев назад Консуэло и Хайме уволили без предупреждения. Они исчезли вместе со своим сыном.
И еще она вспомнила, что тогда не раз задавала себе вопрос, а вдруг Джейсон приказал их убить? Рэйчел-Энн не сомневалась, что он на это способен. В отличие от Джилли и Дина, у нее не было никаких иллюзий относительно Джексона.
Разумеется, она не была настолько глупа, чтобы спрашивать его о таких вещах. У нее даже хватило ума, чтобы обо всем забыть, и никогда не вспоминать об этих людях.
Но сейчас земля сделала оборот, и он снова появился в ее жизни. Ричард… Нет, Рико, с его красивыми руками и бархатным голосом.
Давным-давно ей преподали хороший урок. Но она о нем забыла. А все потому, что Рико ее обманул. Если бы она знала, кто он на самом деле, то бежала бы от него без оглядки. Рэйчел-Энн знала, что встречи анонимных алкоголиков до добра не доведут. Знала, но не послушалась своего внутреннего голоса. Хотя…
Может, это внутренний голос посоветовал ей вчера вечером пойти с этим мужчиной? То заветное, что жило глубоко в ее душе, то, что не умерло за все эти годы.
Нет, она не выпустит это чувство на волю. Она ненавидела боль — жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на страдания. Ей больше по душе беспамятство. Полное забвение. И покой.
Рэйчел-Энн свернула на шумную улицу, ведущую к La Casa. Если ей хочется мира и покоя, то La Casa de Sombras — последнее место, где их можно найти.
А существует ли на земле то место, о котором я столько мечтаю, куда стремится моя душа, подумала Рэйчел-Энн.
Нет, такого места не было.
Глава четырнадцатая
Захария Редемпшен Колтрейн чувствовал себя последним негодяем. Он знал, что не отличается излишним благородством, но никогда не жаловался на судьбу и не жалел себя. В юности он часто бунтовал, в основном, против своих близких, но сейчас, познакомившись с родственниками Джилли, пришел к выводу, что предпочел бы иметь дело со своей давно исчезнувшей семьей, чем с той, с которой делил сейчас кров. К тому же, как выяснилось, его семья не исчезла окончательно. Он до сих пор не мог опомниться после того, как узнал правду о Рэйчел-Энн.
У него была сестра. Он не знал, радоваться ему или огорчаться. Это открытие перечеркивало все его планы. Хуже того, он только что убедился, что Джилли Мейер каким-то чудом удалось затронуть его душу.
Колтрейн решил уехать. Он принял это решение поздним вечером. К нему никак не шел сон, тогда-то он и спустился вниз и обнаружил заброшенную гостиную. Все было готово к окончательному падению Джексона Мейера. Департамент юстиции провел расследование и готовился предъявить обвинение. Таким образом, Колтрейну не было никакого смысла и дальше оставаться в La Casa de Sombras. Ничто не могло вернуть его мать к жизни. Он вообще сомневался, что когда-нибудь узнает правду о ее смерти. Наверное, пришло время заняться устройством собственной жизни.
В сущности, все складывалось очень просто. Он не мог соблазнить Рэйчел-Энн, а Джилли не представляла особой ценности в общей схеме событий. Значит, пришло время Колтрейну удалиться со сцены и из жизни этих двух женщин.
На его месте так поступил бы каждый порядочный человек. К сожалению, Колтрейн никогда не считал себя порядочным, иногда он даже сомневался, что относился к человеческому роду. Он был законченным негодяем и никогда не отказался бы от мести, даже ради спокойствия своей хрупкой сестры. Поговаривали, что отец с дочерью очень привязаны друг к другу. Случись с Мейером беда, Рэйчел-Энн будет горевать.
Колтрейн не хотел портить жизнь своим близким. Джилли он тоже не хотел причинить вреда, хотя сам толком не знал, почему. Наверное, в нем еще осталось немного порядочности. Если это правда, то нужно быстро от нее избавиться, искоренить окончательно. Джексон Дин Мейер был махинатором от Бога. С такими, как он, нельзя играть по правилам. Колтрейн не собирался проигрывать, поэтому он решил подавить в себе любое проявление порядочности, благородства и других ненужных добродетелей.
Он должен был уничтожить Мейера во что бы то ни стало. Если этим он причинит боль Джилли и Рэйчел-Энн, значит, им просто не повезло. Никакие угрызения совести не заставят его уйти с избранного пути.
Ему удалось починить душ в своей ванной комнате, и в восемь часов он спустился вниз, чистый и свежевыбритый. Он справедливо предположил, что Джилли не появится до тех пор, пока в этом не будет срочной необходимости. Будь на то ее воля, она бы скрывалась от Колтрейна до конца своих дней. Однако это было не в ее власти. Он помнил выражение ее лица, когда она сидела на полу, растрепанная и напуганная. Ему очень хотелось подняться к ней в комнату и завершить начатое. Она, несомненно, заперла на ключ дверь в свою спальню. И не только заперла, но и забаррикадировала.
И все же он не сомневался, что если будет нужно, то он выломает дверь и завершит дело. Она не сможет до конца жизни скрываться от своих чувств, от того, что ее пугало. Ничего у нее не выйдет. Вовсе не Колтрейн ее напугал, а собственная реакция — чувственная, необузданная, совершенно неожиданная.
Он не думал, что дела зайдут так далеко. Когда Джилли уселась на него верхом, было ясно, что никаких серьезных намерений у нее не было, но он-то не шутил. Он всего лишь хотел немного ее подразнить, возбудить, но не переходить рамки дозволенного. Но потом все стремительно завертелось, закружилось и вышло из-под контроля, и он не мог остановиться. Не мог и не хотел.
Колтрейн стоял в темной кухне и мрачно улыбался. Он думал о том, что тоже должен кое-чему научиться. Нельзя недооценивать Джилли Мейер и тот эффект, какой производит на него эта женщина.
Он допивал уже вторую чашку кофе, когда в кухню впорхнула Рэйчел-Энн. Впервые он видел ее столь оживленной. Заметив Колтрейна, она замерла на пороге. Он подозревал, что если бы она знала о его присутствии, то прошла бы мимо кухни.
— Есть кофе, — сказал он.
— Я уже выпила две чашки, — ответила она, не двигаясь с места.
— Выпей еще одну.
— Я потом очень нервничаю.
Прямо в точку, подумал он. Рэйчел-Энн выглядела, как клубок нервов.
— Тогда не пей, — он пожал плечами.
Он впервые оказался наедине с сестрой. И чувствовал себя очень неуютно.
— Нервы тоже иногда помогают, — сказала Рэйчел-Энн, вошла в кухню и налила себе кофе. Потом села напротив Колтрейна и насыпала в чашку целую гору сахара. Он с удивлением наблюдал за тем, как она готовит себе приторное густое месиво. — Я и так хотела с тобой поговорить.
— Давай поговорим, — согласился он, удобно расположился на стуле и замер в ожидании.
— Что ты сделал с моей сестрой?
Он ожидал совсем не такого вопроса.
— Что ты имеешь в виду?
— Я видела, как она куда-то уехала. Она даже меня не заметила. С ней был Руфус, и еще она плакала.
— Когда это было? Я думал, она спит.
— Пять минут назад. Так что ты с ней сделал?
— Ни черта я не делал, — солгал он, и глазом не моргнув. Он не собирался делиться с младшей сестренкой тем, что случилось в гостиной на диване.
— Врешь!
— И что с того? Неужели ты думаешь, что Джилли нуждается в няньке? Да еще в твоем лице? Она уже взрослая. И может сама решать за себя.
— Она не такая бесчувственная, какой хочет казаться. Она сильная, но легко ранимая. Может, потому, что слишком заботиться о других.
— Возможно, ты должна была об этом вспомнить перед тем, как лечь в постель с ее мужем, — усмехнулся Колтрейн.