Покидала нас гостья, конечно же, через террасу. Уйти по-английски ей не позволяло её воспитание. Я лишь покачала на это головой.
Когда Ника отчалила, я встала за портьеру и глянула сквозь тюлевую штору. Мускулы, как мускулы. Обычные.
Глава 3 Ярослав
Молодая вдова сновала в том же черном платье, в котором «встречала» меня, видимо не позаботилась о нарядах заранее, и раздавала поручения своей помощнице. Мероприятие организовывали в гостиной. В другое время зачитали бы в кабинете, но блюли дистанцию. Меня даже устраивала подобная необходимость. Прекрасная возможность избежать лживых объятий, приветственных поцелуев и прочей ерунды. Я занял кресло у панорамного окна, в самом углу, и наблюдал за происходящим. Народ прибывал. Действовали все, как один: вроде бы спешили принять друг друга в объятия, либо обменяться рукопожатием, ахали, вспоминая – карантин! – извинительно улыбались и отступали. Мне и вовсе кивали, либо махали ручкой издалека. «Он из Америки, к нему не подходи».
Первой, конечно же, заявилась сестра отца. Тетка Валентина всегда считала, что братец недостаточно делится с ней честно нажитым, видимо отец ей кое-что отвалил, раз её пригласили. Сопровождала тетушку моя кузина Ольга, отчаявшаяся выйти замуж. Она ломанулась ко мне прямой наводкой, но тетка ткнула её локтем в бок, той ничего не оставалось, как изобразить на лице подобие улыбки. Я деликатно кивнул и тоже улыбнулся.
Сережа, племянник мамы, тридцатилетний тунеядец и игроман, личный врач отца, давно примкнувший к рядам приятелей, Алексей Васильевич, фамилию запамятовал. За ним прибыл Станислав Иванович Юмашев. Партнер по бизнесу, владелец весомого пакета акций, правда он у него значительно поредел, благодаря бывшей супруге. Если мне не изменяет память, что-то вроде двадцати трех процентов осталось. Начинали они ещё в девяностые, Юмашев всегда находился рядом с отцом. Моложе на десяток лет, за ним была прыть и сила, за отцом, стало быть, просчет и разум. Станислав Иванович предписаниями побрезговал, приложился к руке Аглаи и направился ко мне. Я при его приближении оторвал зад от кресла, тот протянул мне руку.
— Ну, как ты, ничего?
— Держусь, — подтвердил я, крепко сжимая протянутую ладонь. Он похлопал меня по плечу, тяжко вздохнул и добавил:
— Нам всем его будет не хватать. Давай, молодцом, держись. Вымахал-то!
Юма, как звал его иногда отец, глянул на часы, сообразил, что жест вышел неприличным, напряженно улыбнулся и зачем-то мне сообщил:
— Яков никогда не опаздывает.
Упомянутый Яков Петрович, поверенный отца, прибыл в срок. Замешкался на входе, наконец, ворвался, окинул присутствующих взглядом, будто считал по головам и громко поздоровался. Я начал нервничать – где Вера? Не уж-то отец про неё забыл?
— Вера Семеновна уже здесь, — громко объявил Яков, словно знал, о чем я думаю. Хотя, схожесть мысли не удивительна, Вера единственная кого не хватало. Некоторые даже лишние.
Её появление стало для меня потрясением. Саша вкатил инвалидную коляску, в которой сидела Вера, а я невольно нашел глазами Аглаю, пытаясь понять — какого черта? Но та уже спешила к Вере. Поздоровалась и указала Саше куда следует подкатить кресло.
— Нет-нет, — возразила Вера, взмахнув руками. — Вези меня к моему мальчику.
«Её мальчик» – это я, который замер дурак дураком. Я подскочил, бросился навстречу, но так и не решился её обнять, а она погрозила:
— Если ты, оболтус, выдумал, что я чего-то боюсь, то ты глубоко ошибаешься. А ну, иди ко мне.
Я склонился, а Вера потянула ко мне руки. Мы обнялись. Вера – мой дорогой человечек. Она заменила мне мать, в свое время, да и отца порой, тот бесконечно работал. Все терпеливо ждали, когда мы закончим, даже шумный поверенный не решился прервать. Когда отпрянули, я сжал её ладонь, а она накрыла второй и похлопала, подбадривая, хорошо всё. На первый взгляд, как будто не изменилась: всё та же теплота серых глаз, аккуратно подколотые волосы. Только поредели совсем, аж кожа головы просвечивает, местами зияет. Я отвел взгляд с головы, неприлично, и спросил:
— Что случилось с моей Верой, отчего это она вздумала кататься на таком красивом кресле, будто королева?
— Так ведь слушать ничего не хотят, чертяки, — пожаловалась она. — Ни коновал этот, ни Аглая, стоило один раз вбок завалиться. Сто раз уже им сказала: чувствую себя хорошо, так она ко мне ещё и девчонку приставила. А пигалица эта делать ничего не дает, заладила «покой, покой», а на кой ляд он мне, этот покой? Я так не привыкла.
Досадливо махнула она рукой и поманила меня, я наклонился, а та шепнула на ухо:
— Всю задницу уже искололи. Показатели им мои не нравятся.
— Зазря же не станут, выходит так надо, — пришел я к выводу и тоже шепотом.
— Много они понимают, — буркнула Вера, в этот момент Яков Петрович призвал всех блюсти тишину. Сам он, вместе с бумагами, уже расположился за отведенным ему столом.
Я занял свое кресло, мимолетно обводя гостиную взглядом – приготовились, подобрались, ждут. Вступительное слово вышло коротким, кто мы и зачем здесь собрались. А дальше уже понеслось…
Тунеядцу Сереже отец оставил неплохую, по меркам некоторых, сумму, получить которую он сможет, если в течении года предоставит вполне себе рентабельный бизнес-план. В обратном случае, деньги поступят в благотворительный фонд. Тетке Валентине, живущей не по карману, закрывал все текущие долги перед кредиторами, что её, признаться, не впечатлило. Недоумение в глазах сменила разочарованность. Кузине Ольге кое-что из драгоценностей, а Алексею Васильевичу оплачивал покупку кое-какого оборудования в клинику. Водителю Саше отходил один из автомобилей отца, Вере квартира в Конском переулке и пожизненная, ежемесячная пенсия.
Оставался Юма и мы. Я и Аглая. Яков Петрович сделал паузу и потянулся к стакану воды, выдохся. Извинился, жадно отпил и продолжил.
— Моему соратнику и товарищу, Юмашеву Станиславу Ивановичу, с благодарностью, моя коллекция ножей. Я ещё с молодости помню, как ты на них посматривал. Дом, участок земли, — зачитал поверенный общую площадь и адрес объектов, — в равных долях, моему сыну Лапину Ярославу Николаевичу и моей супруге Лапиной Агате Константиновне, без права продажи, до тех пор, пока хотя бы один из них не соединит себя узами брака. В этом случае, не ранее чем через год от даты бракосочетания, дабы уполномоченный мной, Сухов Яков Петрович, мог убедиться в отсутствии фиктивности акта.
Веселенькое начало… Ещё на Сереже стало понятно, что папа с юмором, но не настолько же!
А самое дерьмо ждало впереди. Все активы, деньги на счетах и основной пакет акций холдинга, главным учредителем которого являлся отец, тоже доставался в равных долях. В равных, блядь, долях!
… — по тридцать одному целому и две десятых процента, — продолжил Яков. — Содержание статьи…
Дальше пошли юридические термины, я уже не слушал. Встретился взглядом со Станислав Ивановичем, тот только руками развел – сам в шоке. Тогда я поискал глазами Аглаю, сидела рядом с доктором в другом конце гостиной, она словно почувствовала взгляд и повернулась. «Хорошая работа, умница», — одними губами произнес я.
Яков Петрович свернул бумаги, вручил мне и Аглае по письму и вскоре отбыл.
Веру я попросил не уезжать до вечера, дав понять, что увезу лично, а сам закрылся в кабинете с Юмашевым. Тот опустился в кресло, потер переносицу и замер в позе мыслителя. В том плане, что подпер пятерней лоб и даже прикрыл на некоторое время глаза.
— Н-да, — растеряно крякнул он и протянул: — Дела…
Я занял кресло отца и задумался, постукивая подушечками пальцев по столешнице.
— Что ты намерен предпринять? — повернулся он ко мне.
— Если честно, я в замешательстве, Станислав Иванович. Бабки понятно, надо ей на что-то жить, ну, дом, в конце концов…
— Вот и я о том. Ты представляешь, чем нам это грозит, как теперь разделились голоса? Решающее слово всегда было за Колей и потом…
— Никаких потом, – сообразил я полет его мысли. — Я поговорю с ней.
Он вопросительно на меня глянул.
— Объясню, что будет лучше, если она откажется от акций в мою пользу, предложу процент с прибыли.
— А если она не согласится?
— Тогда я не оставлю ей выбора.
Мы обсудили ближайшие планы, шаги, которые следует предпринять в первую очередь, и я поспешил проститься, надеясь застать Алексея Васильевича. Но когда я покинул кабинет и справился о нем у Елены Дмитриевны, оказалось доктор, осмотрев Веру и переговорив с Аглаей, успел отчалить.
Веру я отвез сам, как и обещал, на квартиру в Конском. У подъезда она уперлась и никак не хотела усаживаться в коляску, мы негромко пререкались, по итогу я настоял на своем – предписания врачей нужно блюсти.
— Давай-давай, моя королева, прокачу с ветерком, — призвал я её к порядку, Вера смущенно хихикнула и сдалась.
Дому десять лет, но выглядел он образцово. Пандус в доме имелся, лифт работал, проблем с подъемом не возникло. Упомянутая пигалица, оказалась студенткой медицинского вуза, которую звали Анна. Невысокого роста, тщедушное, безгрудое тельце и вполне симпатичная мордаха. Меня уговорили остаться на чай. Анечка, как называла её подопечная, сообразила в три чашки, а Вера завела разговор о случившимся наследстве.
— Зачем она мне, эта квартира? — обвела она взглядом огромную кухню-гостиную и махнула рукой: — Ладно, помру всё равно тебе отойдет.
— Я тебе помру, — покачал я на весу кулак.
Следом разговор зашел о Анечке. Вера её нахваливала, та смущалась и прятала глаза, робко улыбаясь. Тургеневская барышня прямо. И где они только откопали сей дивный экземпляр, разве таких ещё «выпускают»? Я расспросил девушку о Верином здоровье, немного успокоился, узнав, что она пошла на поправку, допил чай и отбыл, пообещав на днях заглянуть.
— Ты мне смотри там, в Америку свою не укати, — провожала меня Вера. Я улыбнулся и заверил:
— Не укачу.
Возвращаться в дом не спешил. Дерьмовое состояние души требовалось проветрить. Выходит, Аглая никаких агрессивных действий в сторону Веры не замышляла. Может всё не так хреново и мне удастся договориться с ней? Мысль обнадёживала. Я сделал хороший круг по городу, глянул на часы, машинально отмечая, ужин пропустил, и повернул в сторону дома. Но обольщаться без меры я себе отсоветовал.
Вдовица оказалась у себя в спальне. Я постучал, она едва приоткрыла дверь, и удивилась:
— Ты что-то хотел, Ярослав?
Половина лица и плечо, прикрытое тонким халатиком. Косметику она уже успела смыть и выглядела такой… непривычной. Незащищенной, что ли.
— Ты не могла бы спуститься в кабинет, нам нужно поговорить.
— Что за срочность, разве разговор не подождёт до завтра?
— Нет, не подождет, — настоял я. — Это действительно важно.
— Хорошо, спущусь через десять минут.
Я плеснул себе коньяка и опустился в кресло отца. Коньяк я не любил, но в кабинете нашелся только он, а небольшая порция алкоголя сейчас точно не повредит. Аглая вошла и встала посередине – слушаю. Переоделась. Синее платье прямого кроя, демонстрирующее тонкую шею, легкая скука на лице. Ладно хоть макияж по новой не нанесла. Впрочем, вынужден признать, она и без макияжа выглядела недурственно. Аглая не из тех женщин, которых стоит умыть и вот оно – волшебство: перед вами совершенно другой человек.
— Присядь, — попросил я. Она выбрала диван, села на самый краешек. Спина прямая, явно не настроена на длительный разговор. Я отставил бокал и прошелся. Прикрыл дверь, которую она не потрудилась закрыть, и повернулся к ней: — У меня к тебе деловое предложение, которое, я уверен, должно тебя заинтересовать.
Она лишь едва повела бровью – а ну-ка, удиви. Может и вправду не лучшее время для подобных соглашений? — подумал я, но отступать было глупо. Сам же настаивал.
— Металлургия — это скучно и не интересно, совершенно не женское занятие. Я подумал, а что если ты откажешься от акций в мою пользу? Разумеется, не просто так, ты будешь иметь процент с прибыли, который я готов обсудить. Ты могла бы открыть салон красоты, например. Если тебе, конечно, хочется заняться своим делом. А нет, так на деньги, оставленные отцом, плюс прибыль, ты вполне можешь неплохо существовать и жить в своё удовольствие.
— Это всё? — резко поднялась она.
— Всё, — растерялся я на секунду и весомо добавил: — Учти, процент я готов обсудить.
Она подошла ближе и сделала знак рукой – наклонись, будто хочет доверить тайну. Я наклонился, бочком, выставив ухо, сам не зная, чего ожидая... Она почти коснулась его губами, по крайней мере, тепло я почувствовал отчетливо, и подчеркнуто громким шепотом отрезала:
— Не держи меня за идиотку.
Обошла меня и скрылась за дверью. Сука! Какая же, все-таки, сука! А я купился, как последний болван. Ладно, умница, мы ещё посмотрим.
Глава 4 Аглая
После поступившего от него предложения, я старалась избегать Ярослава некоторое время. Пусть перебесится, осмыслит. Сделка сама по себе неплоха и, возможно, другая на моем месте с радостью согласилась бы, но мне это неинтересно. Никаких салонов красоты, модных бутиков и прочей ерундистики в моих планах не значилось.
Утром избегать удавалось с особым блеском, потому что он попросту игнорировал завтрак. Спускался, делал себе кофе самостоятельно и выпивал его на террасе. Я подметила эту его особенность и велела Любе приходить позже. Ни к чему мчаться в дом с самого утра, сообразить завтрак для себя я вполне в состоянии. А у Любы дети, пускай им уделяет время. Собственно, до возвращения Ярослава так и было заведено. Обед я пропустила сама, уехав на кладбище и намеренно долго не возвращаясь, ужина избежать не удалось.
Сидим мы, как и прежде, напротив друг друга, но не напрямую. По диагонали. Место «главы» я освободила ему сразу, уже на следующий день, жертвовать малым легко. Это действительно не имеет никакого значения. Но «наш мальчик» оказался с принципами. Самостоятельно перенес все приборы и пересел на другое, как раз напротив, по диагонали. Так и ужинаем. Почти гробовую тишину изредка нарушали приборы, соприкасаясь с нежным фарфором, и возня Любы из кухни. Похоже, загружала посудомойку.
— Кто тебя так назвал? — неожиданно спросил он. Я потянулась за бокалом с водой в этот момент. — Мама, папа, кто тебе придумал имя?
«Это что-то новенькое», подумала я, подхватив бокал, сделала глоток и только когда вернула его на место, поинтересовалась:
— А что с ним не так?
— Ты когда-нибудь замечала, как оно звучит? — задал он риторический вопрос. Впрочем, ответа и не ждал, выставил вперед подбородок и протянул: — Аглая... Наглая. Н - Аглая.
Сквозь приоткрытые губы я видела, как кончика языка упирается в верхний ряд зубов, когда он произносит это протяжное «н», после спускается вниз, к нёбу, когда он присоединят к нему имя. Видела с каким наслаждением смакует он это открытие. Разве станешь в такой ситуации разочаровывать человека? Более того, когда ты понимаешь, чего именно он добивается. Я отложила приборы и подобно ему, почти по слогам, произнесла:
— А не мАгла-я бы вас послать? — Вернулась к своему стейку и добродушно добавила: — Но я это делать не стану.
— Премного благодарен, — отвесил он поклон головой. — Я сегодня не планировал никуда выходить.
Мы сладко улыбнулись друг другу.
— В моей семье было принято много читать. Книги. Да-да, я знаю, что это такое, — покивала я. — Это такие журналы с буквами, только страницы не глянцевые. Мой отец уважал Достоевского, Аглая Епанчина один из персонажей его «Идиота», именно в честь неё меня и назвали. Если тебе интересно.
— Не то чтобы очень, но спасибо. Я так и думал, что здесь идиот замешан.
И сказал это так, будто имел ввиду вовсе не книгу. Оставила без внимания, лучшее, что я могла сейчас сделать.