— И ты, конечно же, ни коим образом не хочешь насолить Калебу?
— Возможно немного, но почему Калеб должен возражать, ведь это только на благо тебе?
Глаза Прата были такими невинно правдивыми, что я тут же поняла, что что-то в его словах было ложью. Но только вот что. Мне просто не хотелось лезть в его сознание и выкапывать желанную информацию, из его мыслей и старых воспоминаний, которые мне вряд ли понравятся.
— Скажем так — я почти тебе поверила.
— Хоть что-то! — философски скривился Прат, но его лицо даже на миг не заставило меня поверить, что он огорчен. Почему-то я понимала, что следую какому-то плану Прата.
— Но почему ты так настаиваешь?
— Я бы хотел тебя тренировать. К тому же у меня тоже есть одна особенность, которая может помочь.
Я смотрела на Прата, и все еще старалась понять, где ложь, а где правда, и, в конце концов, полностью запуталась.
— Почему ты думаешь, что я захочу тренироваться с тобой, а не с Калебом? — я даже улыбнулась при этом. А действительно, почему я сразу же об этом не подумала? Ведь я вполне могла рассчитывать на него в этом.
— Увидишь в конечном итоге, Калеб и сам согласиться, что это делать лучше мне, чем ему, — мрачноватая улыбочка Прата заставила меня сомневаться в его намерениях.
— Что ты задумал? — требовательно заговорила я. Меня ужасно напугала эта улыбка.
Прат уверенно посмотрел мне в глаза, и пока что там я не видела и тени лукавства.
— Ничего. Просто я немного больше него знаю о таком понятии как чей-то сложный талант.
— И о чьем же таланте ты так много знаешь?
— Терцо, Самюель — они тренировались на мне. Моя особенность в том, что я со временем могу научиться сопротивляться любому таланту. Просто теряю восприимчивость к нему, иногда полностью, иногда влияние на меня остается. Но это очень полезная штука.
— Могу себе представить, — пробормотала я.
Я отвернулась к городу, кутаясь в плед, и думая о том, как от простого разговора мы перешли к тому, что Прат почти вырвал из меня согласие тренироваться, да еще и с ним? Мне становилось страшно. Я боялась всего того, что открывало передо мной мое сознание, и особенно я боялась, что оно открывало мне двери всех чужих сознаний. Я была вором с универсальной отмычкой, но пока что вором с совестью — потому что мне хватало такта уйти вовремя и не застать в чужих сознаниях чего-нибудь такого, что владельцы сознаний не хотели бы открывать другим. Может Прат и прав, что я смотрю на свой дар, со стороны Калеба, но он не был прав в том, что я сама в это не верю. Я верила в то, что каждый имел право на скрытность, но все же я должна была научиться управлять собой, потому что как оказалось эта моя способность больно била и по мне. История с Сани Стюарт многому меня научила — кошмары, и постоянные пробежки, чтобы преодолеть их, вот мои спутники в последнее время.
— Думаю, мы обсудим это вечером со всеми. Но сначала я хочу поговорить с Калебом сама.
— Я не против.
Я обернулась на его слова, но Прат уже почти исчез из виду.
Я сама не могла понять, почему для меня было так сложно поговорить об этом с Калебом. Я чувствовала, что ему это не понравиться, но откуда взялось это чувство? Что-то сказанное Пратом, настораживало меня и заставляло бояться реакции Калеба.
Вырулив с просеки, я ехала к дому Калеба, подозревая, что уж теперь он точно должен был быть дома. От нервов я ела купленные в мини-маркете батончики и запивала их соком, но все это казалось мне почти травой на вкус.
Новый джип, такой же темно-синий, как и его предшественник, стоял около дома и блестел в туманном свете маленькими бисеринками росы. Я вбежала в дом, и так уже догадываясь, где может быть Калеб — в доме играла едва различимая музыка, которую Прат назвал бы депрессивной, и больше никаких звуков — Калеб рисовал.
Я толкнула тихо дверь в мастерскую, зная, что он этого, скорее всего не заметит, когда он рисовал то почти входил в транс, и даже мое присутствие не могло его оживить, пока все его вдохновение не выйдет, или же пока, он случайно не оторвется от работы.
Он сидел перед готовой работой с закрытыми глазами, почти не дыша и не двигаясь. Именно его неподвижность всегда привлекала меня посмотреть, как он работает, словно он сидел за мольбертом несколько веков, выжидая подходящего момента сбросить с себя сон. Но я зашевелилась и его глаза моментально открылись, и тело его ожило, в привычных для меня человеческих движениях, но не настолько человеческих, чтобы лишить его определенной грации.
— Ты давно здесь? — Калеб — спящая статуя снова превратился в моего Калеба, с медленной сонной улыбкой, серебристо-серыми глазами и волосами, которых всегда хотелось коснуться, особенно когда они прибывали в относительном порядке.
— Только пришла.
Я медленно двинулась к нему, стараясь смотреть на картину, а не на него самого, потому что боялась взглядом выдать свое волнение, теперь вызванное не только его близостью, но и непонятным чувством вины. Пока я не смотрела на него, Калеб неожиданно оказался рядом и с легким смешком повалил меня на пол. Я упала сверху на него, и мы так и замерли на полу. Как это было чудесно — впервые за целый день оказаться рядом с ним. Меня мог понять лишь человек, который провел день в горячей пустыне и неожиданно обрел долгожданный оазис.
Немыслимо нежно притянув мою голову, Калеб поцеловал меня. Сначала легко, а потом тяжелее и слаще. Я могла бы так лежать целый день, но тяжелое чувство, что я должна сказать Калебу о разговоре с Пратом, давило на меня и все мои чувства. Не сразу, но Калеб отметил это.
— В чем дело? Почему ты такая отчужденная? Потому что я не взял тебя с собой в Лутон, когда ездил за машиной?
Я посмотрела в его идеальные глаза, и очень захотела, чтобы его слова были правдой, но это было не так. Я чувствовала себя почему-то предательницей.
— Нет. Давай еще просто полежим.
Калеб промолчал, и просто притянул мою голову к своей груди, но когда он взял мою ладонь в свою руку, я подскочила на месте, как ошпаренная, и внезапно в комнате повисла тишина. Прат снова это сделал, он снова заставил меня сомневаться в Калебе. Калеб просто взял меня за руку, а я тут же решила, что он хочет прочитать мои воспоминания, чтобы понять, в чем со мной дело.
У Калеба был такой вид, словно я его ударила. Наверное, лучше бы он ударил меня.
— Я его убью, — тихо угрожающе прошептал Калеб, но и не двинулся с места, а просто откинулся на спину. — Что он тебе наговорил? Что я опасен? Что я с кем-то встречаюсь? Что?
Мне даже и не стоило переспрашивать о ком он говорил. После того как в нашей жизни появился Прат, он был почти единственной причиной по которой мы ссорились, почти единственной, если не считать самой меня.
Я не стала отвечать, а приблизившись, протянула руку, чтобы он сам мог все увидеть.
Он нахмурился, смотря на руку, и не торопился принимать ее.
— Ну, уже одно я знаю точно — он сказал тебе, что я пользуюсь своим талантом игнорируя твое право на скрытность. Мне даже страшно посмотреть, что было еще.
Я мучительно долго ждала, когда же Калеб возьмет мою руку, я кусала изнутри щеку чтобы не закричать, и в то же время проклинала себя, что вновь поверила Прату. Если меня и этот раз ничему не научит, я уже никогда не смогу вернуть доверие Калеба.
Но я и тут недооценивала Калеба, он с тяжелым вздохом рванул меня резко на себя, и я свалилась на него, почти так же как и пятнадцать минут назад, и было в его отяжелевших руках теперь еще больше любви как раньше. Я попыталась неловко приподнять голову и от этого наши глаза встретились. Не знаю, как мне удалось сдержать слезы, но я смогла это сделать. Несколько грубо Калеб схватил мое лицо в свои ладони. Его пальцы касались моей кожи и доставали мочек ушей. Он нежно проводил пальцами по щекам, а лицо все приближалось, при этом он все еще смотрел на меня. Он читал те воспоминания, которые я уже и сама хотела ему показать, а я задыхалась от теплых чувств, держащих меня так близко к нему. Мысль о том, что однажды может прийти время, когда Калеб перестанет мне доверять, больно ужалила. А как же должен был чувствовать себя Калеб — ведь от меня в этом году он постоянно ощущал недоверие. Как же часто я делала ему больно!
— Моя глупая, недоверчивая девочка, — выдохнул Калеб в мои покусанные губы, которые я успела обкромсать за те минуты его молчания, пока он смотрел воспоминания. Так еще он меня не целовал — так горько так надрывно, словно это был он виноват, а не я в том, что случилось. — Но в кое-чем я с ним не согласен. Думаю нам нужно ехать к тебе.
Все происходило слишком быстро, чтобы я успела как-нибудь среагировать. Мы вроде бы были в доме Гроверов, а тут я уже сижу в своей гостиной, которая неожиданно стала напоминать улей разозленных пчел.
Я даже не совсем следила за разговором, и время от времени вдруг понимала, что все еще здесь, но я бы очень хотела быть в другом месте. Калеб был злым, но вовсе не на меня. Он не ходил по комнате и не метался как тигр в клетке, а просто стоял у камина, но от него исходило так много энергии, что казалось он не стоит на месте — а парит по комнате.
Неожиданно я очнулась, когда в комнате продолжительное время стояла тишина. Я затравленно оглянула комнату, но на самом деле на меня здесь никто не был зол и никто на меня не смотрел — почти все ненавидели Прата, и я только теперь задумалась о причине, по которой все это происходит и поэтому стала присушиваться, хотя пока что не было к чему. Родители заняли позицию позади Прата, развалившегося на диване, словно отрезая ему путь через окно, если все здесь ему надоест. В противовес им в дверях замер Грем, его лицо можно было назвать наиболее спокойным, чем у всех, и все же я слишком хорошо знала Грема, чтобы понять, насколько он напряжен.
И тот, кто меня интересовал больше остальных — Калеб, оставался около каминной полки, слишком далеко от меня, ведь я сидела на кресле, напротив Прата. А он продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. Я с трудом оторвала глаза от Прата, чувствуя, что снова начинаю его ненавидеть, и тут же натолкнулась на внимательный взгляд Калеба.
Он сложил руки на груди и обратил мерцающий темный взгляд, который вызывал в моей душе одновременно и чувство вины, и так же желание. Когда он становился таким отчужденным, я словно видела его впервые, и словно по новому влюблялась в того Калеба — надменного, ироничного, который славился легкими частыми победами, и которому не нравилось, что я всегда по любому поводу имею свое мнение. Но вот его взгляд потеплел, он просто посмотрел на меня, но от сердца тут же отлегло.
Прат тихо хмыкнул, увидев все это.
— Все не можешь успокоиться? — Калеб посмотрел на Прата, и его глаза вновь превратились в два холодных черных камня.
— Знаешь ли, не могу!
— Ты о ней вообще не думаешь.
Бархатные интонации в голосе Калеба зазвенели неумолимой сталью. Все в комнате встрепенулись. Только виновник, оставался к происходящему слишком уж безучастным. Прат сидел, благовоспитанно улыбаясь, при этом смотрел почему-то на меня, и я чувствовала, это для того, чтобы еще сильнее злить Калеба. Но вот почему из-за такой ерунды Калеб должен разозлиться.
— Подумаешь, что такого я сделал? Грех, когда такой дар пропадает.
— Это было не тебе решать, — взорвался Калеб, переходя на крик. Таким злым я его еще никогда не видела.
— Думаешь, не знаю, что ты хочешь сделать? Хочешь оставить все как есть, просто потому, что она, видите ли, забывает около нас о том, что еще человек. Да чушь все это!
Мне уже были знакомы эти слова Калеба, и они опять меня неприятно поразили. Разве все, действительно так, как думал Калеб? Посмотрев на родителей, я поняла, что на их лице нет поддержки Прату, а значит и они думали также. И как давно это уже продолжается? Как давно они вместе обсуждали эту позицию — что я забываю, что все еще человек? Несомненно, они могли быть в некоторой степени правы, но почему же не обсудить это со мной открыто?
«А ты бы их послушала», — противный голос моего сознания, тут же настиг эти мысли в очередной лжи. Я бы не послушала, я бы обиделась, я бы была зла.
— Чушь, только потому, что тебе не терпится поиграть с ее разумом как с новой игрушкой, и посмотреть, что из этого выйдет? — в разговор вмешался Терцо. — Прат, она же твоя племянница, ты ведь любил ее всегда, она тебя прощала, как ты можешь так поступать с ней?!
Я уже довольно давно не видела Терцо таким разъяренным, а на Самюель вообще смотреть было страшно. Глаза гневно сверкают, губы стали полностью обескровленными, лицо поражало странной серостью, а волосы свисали вдоль лица затейливыми прядями, что делало ее похожей на Медузу-Горгону. Это событие неожиданно снова сделало из Терцо и Самюель моих родителей, по крайней мере, для меня, я поняла, что мне не все равно, что они думают, и все же Калеб был важнее.
— Я-то как раз о ней и думаю! Это вы жалкие трусы, сидите, и ждете, когда ее сознание как бомба замедленного действия взорвется. Вы же понимаете, что та история с девушкой из Лутона, не пройдет просто так. Будут еще новые волчата, и она будет подвержена ее влиянию, хотите вы того или нет. Она должна научиться контролировать себя, и научиться защищать свой мозг от не санкционированного вторжения кого-либо!
— И тебе, конечно же, просто так, по доброте душевной хочется в этом помочь? — заметила сухо Самюель. Хотя по ее тону я поняла что она готова рвать и метать, и, наверное, поэтому Прат говорил с ней более почтительно чем со всеми остальными. Прат знал, какой Самюель становится, если дело касается меня или близнецов.
— Вам же я помог, — мягко отозвался Прат, на что Самюель ничего не ответила.
— Интересно, что по этому поводу думает сама Рейн, — неожиданно предложил Прат, и ему даже не требовалось усов, чтобы быть похожим на Чеширского кота, потому что он знал, что я отвечу.
Но Калеб опередил меня:
— Ты же понимаешь, что она не осознает, на что соглашается!
В его голосе было столько отчаяния, что я почти была готова отказаться, но жить так дальше, боясь новых кошмаров и пытаясь избавиться от старых, было не для меня. Возможно, я действительно не понимала, на что соглашаюсь, но я хотела попробовать.
— Не важно. Я хочу попробовать.
И снова этот взгляд Калеба, будто бы я ударила его, поразил меня. А Прат при этом смотрел на него, с мстительным огнем в глазах — кажется я только что, сделала что-то хуже предательства. Калеб чувствовал себя так, словно я ему изменила!
Глава 13 а. Тренировки
«Способности тогда особенно хороши,
когда они обеспечивают потребности»
Начало недели было хуже некуда. Калеб со мной практически не разговаривал, мы виделись лишь вечерами, сидя вместе с родителями и друзьями, и все что запоминалось мне после этих встреч, были жутко тяжелые, страстные, болезненные поцелуи, которые рассказывали мне, насколько Калеб на меня зол, и что при этом он все еще меня любит. И все же, я продолжала упорствовать, пока Калеб не сдался. И не согласился на тренировки с Пратом, но под его наблюдением.
Я не могла взять в толк, почему он сам не хотел мне помогать, но по этому поводу Калеб хранил молчание, болезненно бившее меня по самолюбию. Я знала, что ко всему, что сейчас происходило, руку приложил Прат, но я ничего не могла поделать, словно мчалась на поезде с огромной скоростью, и все боялась, наконец, выпрыгнуть на нужной остановке.
Прат тоже знал, как я зла на него, потому-то с первой тренировкой подступился ко мне лишь в понедельник. Он даже сделал это, когда рядом со мной был Калеб. Мы сидели, просто обнявшись, и я несмело смотрела на его отстраненное лицо и прочувствовала, как это выражение разрывает мое сердце. Как мне теперь вернуть назад расположение Калеба? И в том лишь дело, что я поверила словам Прата и согласилась на тренировки?
— Думаю, не стоит тянуть. Я, конечно, понимаю, что у вас сейчас конфликт, но это к делу отношения не имеет. Сегодня погодка, как раз такая, как нужно.
Калеб даже не посмотрел в его сторону, а просто опустил свои чудесные серебристо-серые глаза на меня, и я уже думала было, что умру от той пустоты, которая смотрела на меня, но он немного оживился и смягчился.