Я наклонилась и поцеловала его осторожно, едва касаясь. Ни каких слез. Ни каких слов. И пока не появилась боль и пустота, мне нужно было уходить.
Встав с кровати, я принялась одеваться, все ожидая, когда меня накроет удушливая волна стыда. И хоть я боялась даже подумать об этом, но я ждала, что Грем перестанет притворяться и поднимется с кровати. Всего лишь еще один поцелуй.
Я скорее почувствовала, чем заметила Грема рядом. Он обнял меня сзади, тихо, слишком быстро, чтобы я мола вздрогнуть от неожиданности.
— Ты думаешь, теперь я тебя отпущу?
Я престала дышать. А сердце биться. На один короткий миг я позволила себе прижаться к нему в ответ, и поверить, что между нами действительно любовь. Вот она жалость. Нет, даже не жалость — обязательство, ответственность. Стоило ожидать этого от Грема.
— Не о чем говорить.
Ни слез, ни сожалений. Я отстранилась от своих ощущений. Так не будет, решила я. С сегодняшнего дня я начну сама распоряжаться жизнью, не смотря на чувства.
— Есть о чем, — еще тише прошептал он.
Дрожь. Это не холод, это чувства пробираются наверх.
— Нет.
Я не хотела, но он заставил меня обернуться. Его нагое тело, идеальное и прохладное, напомнило мне о том, что между нами было. Этой дрожи я позволила пройти по позвоночнику, но не дала влиять на решения. Так же как и поцелую Грема, желанному и от этого горько-сладкому.
— Это ничего не меняет.
— Меняет. Многое меняет!
Грем принялся еще что-то говорить, но я уже наглухо закрылась и просто смотрела на него. Я его любила, я его желала, но, то, что случилось, не изменит его чувств ко мне. Возможно, я ему нравлюсь, но он не хотел быть со мной. И если во мне когда-либо были задатки гордости, именно они сейчас не позволили мне что-либо сказать или заговорить с ним.
— Тема закрыта. Ты и я, этого не будет… для моей же пользы, — я повторила его недавние слова, слано читала параграф из учебника.
— Теперь все изменилось, — настаивал Грем, начиная не на шутку злиться.
Но неведомое доселе упорство во мне, не позволило продолжать разговор.
— Спокойной ночи.
Я мягко поцеловала его в губы, и попыталась вывернуться из кольца рук, но они стали крепче обычной хватки. Грем один раз хорошенько встряхнул меня, сильнее, чем я ожидала. Я отметила его мускулистое тело, но не знала, что он настолько силен.
— Это еще не конец разговора. После того, что сегодня произошло, я не позволю тебе быть с кем-то другим.
Я глупо улыбнулась. Сколько самоуверенности! Грем ничего не понял. Хоть я и сама не до конца осознала, что делаю.
Наконец мне удалось вывернуться от него, но я не бежала, а спокойно ушла. За мной Грем не пошел.
Пока я ехала домой, мыслей не было. Дом не пустовал, к сожалению. Бабушка была человеком ненавязчивым, только пока не видела, что что-то произошло, а тогда от нее не отделаешься.
Ступор от содеянного все еще не проходил, поэтому я одела дежурную улыбку, которой пользовалась в последнее время, когда началась наша странная связь Грем-Я-Прат.
Бабушка смотрела «Секс и город», смотрела громко сказано — храпела перед телевизором, по которому показывали «Секс и город». Это было удачей. Я тихо поднялась наверх и сразу же пошла мыться, чтобы смыть с себя следы своего поступка.
Я просидела под душем полчаса, а пустота все еще не проходила. Мне показалось, что пустота еще хуже ощущений.
Но к тому времени, как я высушила волосы, мое отражение улыбалось мне в ответ, лицом бледной, и все же странно симпатичной девушки. Жалко было только то, что я полностью смыла с себя его запах, ведь от этого пропало ощущение, что он все еще со мной.
Я еще раз спустилась вниз, проверить бабушку. Она спала, как и раньше. Выключив свет и накрыв ее старым клетчатым пледом, я тем не менее оставила включенным телевизор — с ним она лучше спала.
На кухне я поела, продолжая глупо улыбаться — мне было хорошо, пустота сменилась эйфорией. Я чувствовала себя как никогда прекрасно. Моя посуду и убираясь на кухне, я тихонько напевала — и сама же морщилась от пения — голоса у меня почти не было, зато был слух.
Проверив в очередной раз перед сном окна и двери (после нападения Дрю, я постоянно так делала), я взглянула на бабушку — она лишь удобнее устроилась в кресле. Я не стала ее будить, чтобы она шла спать в кровать, потому что она как и я мучилась бессонницей, но думаю по другим причинам.
Спать вовсе не хотелось, и звуки телевизора смешанные с тишиной и храпом, не нагоняли дремоты. Я захватила со столика книгу, что дала мне Рейн и пошла наверх.
Не включая свет, я прошла во внутрь и поежившись от холода поняла, что открыто окно. Закрыв его, я лишь тогда включила ночник. Этот звук странным эхом раздался по комнате — словно я здесь была не одна. Крутнувшись на месте, я тут же прижала ладони к сердцу — я не ожидала увидеть в кресле Грема.
— Ох! — все что я смогла выдохнуть. Это словно дало толчок в моей голове, мыслях и ощущениях. Чувства нахлынули одновременно и почти снесли меня с ног. Но Грем этого не заметил.
Он был ужасно зол, и об этом говорили не только бледные подрагивающие губы. Его глаза сверкали недобрым огнем, при этом стали темнее, чем я привыкла видеть. Его лицо пугающе прояснилось.
— Убежала, как трусливый кролик! — рявкнул он, а я тут же осела на постель.
Грем был одет в черный спортивный костюм, словно собирался на пробежку. Я даже не подозревала, что он занимается спортом, хотя стоило, особенно после того, как я видела его тело.
Волна стыда заставила меня потупиться и опустить глаза в пол. Я чувствовала, как пылают щеки и никак не могла с этим справиться. Что же он обо мне подумает! — ужаснулась я.
— Опять будешь меня игнорировать? — Грем подался вперед на кресле, и я неосознанно накрылась одеялом — хотя защитой это было никакой.
— Почему же, — тихо ответила я, пожимая плечами, — как вы сюда попали? От окна до земли шесть метров!
Начисто проигнорировав мои слова, Грем обратил свое внимание и злость на другое:
— Значит уже на вы?
Грем выпрямился и нарочито медленно направился к постели. От его чувственной походки, мои мысли тут же вернулись к тому, что было днем. На эти воспоминания отозвались покрасневшие щеки и тугой узел, сжавшийся внизу живота. Я снова хотела испробовать то, что было днем, и оттого я почувствовала себя развратницей.
Грем остановился и завис надо мной, а я закрылась от него водопадом волос, густых и достаточно непроницаемых, чтобы он мог видеть мои глаза в данный момент, а также пылающие щеки.
— Так не будет! — заявил он мне.
Настойчивость, с которой он говорил, заставила меня посмотреть на него с возмущением.
— Как не будет? Да что вам нужно?! Я же оставила вас в покое? Разве не этого вы добывались? Ведь именно этого! Не так ли?
— Нет! — жестко сказал он, и тут же как-то странно замолчал.
Я услышала, как внизу прекратился храп, на несколько мгновений между нами повисла тишина, во время которой мы гневно мерились взглядами. Храп возобновился.
— Да! — прошептала я, — именно это вам и нужно было — оставить вас в покое.
Он нагнулся надо мной, и, подавшись назад, я уперлась в спинку своей старой потрепанной кровати, некогда принадлежащей моей маме. Опустившись на одно колено на кровати, он уперся руками с двух сторон, от моей головы и дразнящее втянул запах моих волос.
Таким Грема я прежде не видела, это был не отец Калеба, вечно рассудительный и спокойный, а опасный, притягательный мужчина которого невозможно не желать.
— Ты уже не будешь ни с кем другим.
— А тебя это не касается, — процедила сквозь зубы я, понимая, что совершенно не могу владеть собой, когда он рядом. А тело уже предательски дрожало. От Грема веяло холодом, опасностью, и чем-то таким свежим… словно запахом леса, после дождя.
— Я тебя предупредил. Никакого Прата!
— И я тебя тоже, это тебя не касается!
Грем улыбнулся самодовольно и все же по-доброму.
— Твоя реакция говорит об обратном.
Вот такому Грему было еще сложнее сопротивляться.
Я просто не знала, что на это сказать, так как глаза Грема меня обезоруживали.
— Ты ведь и сама это знаешь, — он оказался еще ближе, и ему наверняка стало видно, как заблестели мои глаза.
— Я тебе не нужна — не о чем говорить, — из последних сил я попыталась казаться равнодушной, как делала это все те годы, что любила его. Раньше удавалось, но не после того, как я ему отдалась. И Грем это не только понимал, но и видел в моих слабых попытках защитить свое самолюбие.
— Теперь мы будем об этом говорить, — твердо сказал Грем.
— Нет. Нет. Нет.
Он делал мне еще больше больно, своим упорством, потому что так и не опроверг мои слова — не сказал, что я ему нужна. Ему просто не нравилась конкуренция Прата.
— Да, — настаивал на своем Грем, и именно после этого последнего слова, из моей памяти полностью стерлось, что Грем — отец Калеба.
Он властно подтащил меня к себе, и тут уж я не сопротивлялась. Его руки распахнули мой халат, таким движением, словно все, что было под ним, давно уже принадлежало ему, при этом его глаза не позволяли моим отвернуться. В то же время я с силой ухватилась в его волосы и притянула голову к себе.
В этот раз близость была быстрее, короче и намного страстней, словно мы не виделись давно. Но уходя, Грем поцеловал меня очень нежно. Его рука накрыла мою наготу одеялом, хотя он задержал свою руку на моей груди. Я не позволила ему тут же отстраниться и поцеловала сама — дольше, тяжелее, будто бы с горечью при расставании.
— Мы поговорим обо всем завтра, — пообещал он, и исчез в темном пролете окна, словно вышел в дверь. Я тут же бросилась в ужасе за ним, но в темноте лишь заметила, как он проворно движется вниз по старой яблоне, ветки которой близко подходили к окну. Это было почти реально, что он мог до них дотянуться… и все же, я была сбита с толку.
— Нет, не поговорим, — прошептала я вдогонку ему, этой темноте и дереву, словно они были его соучастниками.
Я или нужна или нет. По-другому не может быть.
Завтра я смогу целый день пробыть на парах — Грем туда, скорее всего не приедет, не желая натолкнуться на Калеба. А в субботу мы едем в Серые леса с друзьями и школьниками на ежегодную вылазку на природу.
А в воскресенье я поеду к родителям на целую неделю. То, что будет потом, уже не тревожило. Я смогу там просто отдохнуть.
Решив для себя это, я вновь вернулась в кровать, но перед этим поправила все следы очередного своего нечестивого падения.
Глава 13 в. Тренировки
«Богатство не в самом обладании богатством,
а в умении целесообразно пользоваться им»
…Где-то стучал молоток, или что-то будто бы упало. Я не сразу же пришла в себя. Потому и не поняла, что так раскаты грома оглашают ночную улицу. Сонная, разбитая и уставшая после того чему свидетельницей стала, я была беспредельно рада, что мне удавалось хоть сколько-то блокировать ощущения и почти не смотреть на то, что происходило два раза между Гремом и Евой. Что я там говорила, будто бы эти двое единственные люди, у которых незахламленное грязью сознание? И вот последствие моей наивности — я была свидетелем всего того, чем Грем и Ева вряд ли хотели бы со мной поделиться. И самое ужасное, что я частично помнила то, что чувствовала Ева, когда Грем к ней прикасался. Дрожь отвращения прошла по моей коже, так словно я принимала в этом участие. Да уж, знали бы они, что сегодня нас в спальне было трое, наверняка не обрадовались. Я побывала в лучшем сне Прата.
Посмотрев на часы, я поняла, что уже часов одиннадцать вечера, а по тому, что Грем забегал к Еве в спортивной костюме, узнала, что они уже ушли на охоту, но зайдя в дом, я нашла Калеба.
Он тут же бросился ко мне.
— Где ты была? Я уже начал переживать.
Я посмотрела в его глаза уставшим тяжелым взглядом, и поняла, что не могу держать в себе все то, что увидела. Взяв его за руку, я обнажила участок кожи на запястье, именно там, где прощупывается пульс, потому что знала, так Калебу будет легче сосредоточиться на воспоминаниях — пульс задавал ритм.
Прошло минут пять, и Калеб сначала недоумевая из-за моего поведения, застонал и отдернул руку.
Он старался подавить улыбку, но у него это не выходило:
— И ты видела это все?
— К моему огромнейшему сожалению. Чувствую себя так, словно побывала в самом лучшем сне Прата.
Калеб хохотнул, и это тоже вызвало у меня некое подобие улыбки.
— Даже боюсь спросить, — он закусил губу, — хочешь сказать, Прат любит и парней?
Я осуждающе посмотрела на него, и пошла в гостиную, не зная, что ответить.
— Лучше не спрашивай. Всего того, что я видела в воспоминаниях Прата, наверное, нет даже в камасутре. Люди, вампиры, были даже девушки-оборотни, Человечные, Бесстрастные, мужчины. Всех не перечислить. Скажем так, он себя не ограничивал, но мечта о том, что они втроем с Евой и Гремом, тоже присутствовала.
На лице Калеба было написано отвращение и в то же время сожаление, потому что он понимал, что это все я видела, и потому так избегала тренировок, особенно сегодня.
— Если хочешь, давай я буду с тобой заниматься, мне не нравиться, что тебе приходиться все это видеть.
— Думаю, я уже могу продолжать, после того что я видела сегодня… вряд ли совесть может мучить меня больше.
Шепот тоже болезненно отдавался в голове — словно кто-то прошелся по зубам дробильным устройством. Калеб понимающе замолк, отметив видимо мой болезненный вид.
— Тренировки выматывают тебя — это расплата за желание обладать тем, что еще не полностью принадлежит тебе.
Это было точно сказано. Я все время думала о своем даре, словно об артефакте, украденном из музея «Странных вещей». Он явно не подчинялся мне так, как бы того хотелось. И все же я продвинулась уже достаточно далеко, чтобы вдруг оставить тренировки. И почему-то неприятие этих тренировок Калебом, лишь больше меня подстегивало продолжать. Я хотела ему доказать, что не слабая, что ни чем не хуже остальных.
Калеб опустился на диван, понимающе обнимая.
— Я должен идти на охоту со всеми, но лучше останусь с тобой. Ты хочешь этого?
— Конечно, но…
— Тебе не стоит опасаться за меня, или за чью-то безопасность, — мягко увещевал он. Одним быстрым движением Калеб заправил за ухо прядь моих ужасно растрепанных волос. Наверное после того как я спала вид у меня был ужасный, волосы давно должны были вылезти из «конского хвоста» с которым легче было бегать. Я вовсе не красилась, и не одела украшений, выглядела я не особо притягательно. По крайней мере думала именно так, но глаза Калеба словно и не отмечали этих деталей. С ним всегда все было проще.
— Хочу. И хочу остаться здесь на ночь… — но лицо Калеба начало меняться, и я тут же быстро добавила, — Я помню, о чем мы договаривались, что ты должен поохотиться перед Этим. Но я просто хочу переночевать у тебя.
Калеб уже перестал хмуриться. Но как оказалось, самым сложным был убедить не его, а объясниться с родителями. Это благополучно развязала Самюель, она сама взялась все сказать Терцо.
На следующий день я думала, что мне будет невыносимо трудно посмотреть Грему в глаза, но как оказалось, тот Грем что был передо мною, разительно отличался от того Грема, что я вчера видела с Евой, потому было легко не ассоциировать их.
Стоял погожий осенний день, и, не смотря на то, что было светло, Прат все же уговорил меня позаниматься, причем без Калеба. Я знала, что он уехал на весь день, а заняться было нечем. Я, конечно же ожидала прихода Евы, надеясь, что она если и не захочет поделиться тем что произошло вчера, то возможно, зайдет просто так, а я уже попробую воспользоваться своим преимуществом, чтобы понять о чем она думает.
Я все не решалась идти на улицу, чтобы присоединиться к Прату, потому что, то смотрела на подъездную дорожку, ожидая увидеть минивен Евы, то смотрела на телефон, а вдруг там сообщение от Калеба. Прибрав на кухне последствия завтрака близнецов и быстрого сбора Самюель, я все же пошла на улицу.