Элизабет подняла руку, чтобы защитить глаза от солнца и получше рассмотреть дом. Ощущение удовлетворенности и покоя охватило ее, и с внезапной уверенностью Элизабет поняла, что со временем они с Амадо полюбят друг друга и тогда не будет иметь ни малейшего значения, из каких соображений они вступили в брак.
Она нежно улыбнулась. Если любовь и в самом деле сродни путешествию в неизвестное, то она явно оказалась нетерпеливой пассажиркой.
Амадо отвез Элизабет в Сент-Хелену на несколько поздний завтрак.
Для конца марта было очень тепло, и в предвидении ранней весны столики кафе выставили на улицу.
Официантка принесла бутылку шампанского и протянула ее Элизабет для «экспертизы». Та уступила это право Амадо.
— Оно превосходно, — сказал он. — Правда, я его не заказывал.
— Это я заказала, — уточнила Элизабет.
— Мы что-то празднуем? — осторожно спросил он.
Элизабет улыбнулась.
— Надеюсь, что да.
Не отрывая от нее глаз, Амадо распорядился, чтобы официантка налила шампанское.
— Скажи, как же я убедил тебя? Какие слова оказались самыми нужными? Я хочу запомнить их.
— Тебе они не понадобятся. Я не передумаю.
— За три месяца ты поняла меня лучше, чем София за двадцать лет. Это одна из вещей, которые я люблю в тебе.
Эта сентиментальность умилила ее. До сих пор он ни разу не говорил о любви. Видимо, он не хотел пугать ее слишком быстрым признанием.
— Так есть и другие любимые черты, не только эта одна? — улыбнулась Элизабет.
Он приподнял свой бокал и кивнул ей.
— Перечислить их все?
— Да я пошутила.
— А я нет.
Она не знала, что на это ответить.
— Я люблю твой энергичный характер, — начал Амадо, — он напоминает мою собственную молодость и дает надежду, что ты вернешь меня в те золотые годы. Я люблю и самые простые вещи: наблюдать за тобой, смотреть, как блестят на солнце твои волосы, как ты ходишь, улыбаешься, как произносишь мое имя. А больше всего я люблю в тебе честность и прямоту, ведь в сегодняшнем мире это нечто редкое... и прекрасное.
Резкая боль пронзила ей грудь. Элизабет выпрямилась на стуле и сделала несколько вдохов, пока боль не ослабла. Какое-то короткое мгновение она уже подумывала о том, чтобы рассказать ему о своем прошлом, представляла, как замечательно начать совместную жизнь, не утаивая ничего. Но она понимала, что это — пустая фантазия. Амадо любил ту женщину, которую вообразил, а не ту, кем она была в действительности.
— Элизабет, ты вернула мне желание жить. У меня нет слов, чтобы поблагодарить тебя.
Что ж, пусть она и не в силах рассказать ему все, но одно между ними непременно должно быть честным.
— Прямо сейчас... вот сию минуту... я не могу тебе сказать, что... Не могу сказать, что люблю тебя.
Он потянулся через стол и взял ее руку.
— Я и не поверил бы, что ты можешь согласиться выйти за меня замуж, не решив, что со временем полюбишь меня. А я могу подождать, Элизабет.
Он смотрел на нее с такой нежностью, с такой страстью, что Элизабет позволила себе поверить в его слова. Да и как бы она могла не полюбить такого мужчину... со временем?
ГЛАВА 8
Амадо стоял рядом с Майклом Логаном, пока тот изучал результаты эксперимента, который они провели, изменяя температуру вина в процессе ферментации.
— Ну, и что ты думаешь? — спросил Амадо, когда Майкл наконец поднял взгляд.
— Отлично. Все говорит о том, что сусло получается куда более изысканным.
— Ну, давай так и сделаем.
Майкл ухмыльнулся.
— Поскольку я знал, что ты сторонник этой перемены, я уже все запустил, — он вытянул руки, потянулся, а потом засунул пальцы под очки и потер глаза. — Да, тяжело как-то утро идет. Если у тебя больше нет на меня никаких видов, я бы ушел после обеда.
— Ты волен делать что угодно.
Как это типично для Майкла — отдавать душу до конца, не замечая ничего вокруг себя, включая время.
— Но я был бы тебе признателен, — добавил Амадо, — если бы ты не уходил слишком далеко. Я зашел пригласить тебя на обед, который даю сегодня вечером... Будут всего несколько знакомых и Элизабет.
— А мне казалось, ты говорил, что дела с агентством завершатся на этой неделе на презентации.
Майкл принялся собирать бумаги, разбросанные по широкой стойке от края до края.
— О, она отлично завершилась... в известной степени.
Майкл вопросительно уставился на него.
— Бог мой, только не уверяй меня, будто тебе не нравится ее сценарий. Уж только не в этот раз.
— Да, мне очень нравились идеи Элизабет, но сейчас произошло изменение в планах. Я все объясню за обедом. Так ты сможешь к нам прийти?
Майкл засмеялся.
— Ты меня знаешь, мог бы и не спрашивать. Ради домашней стряпни Консуэлы я бы отложил даже свидание с близняшками Робинсон.
Попозже в этот же вечер Элизабет и Амадо стояли на террасе, опоясывающей заднюю сторону дома, и наслаждались спокойной минутой перед началом обеда. Она благодарно улыбнулась, когда Амадо протянул ей крекер с кусочком сыра. На них падала тень огромного дуба, ветви которого покрывали добрую четверть этого разросшегося вширь дома. Легкий ветерок прошелся по краю ее платья, и она положила руку на бедро, чтобы юбка не взлетела выше.
— Ты сегодня выглядишь особенно красивой, — сказал Амадо.
— Спасибо.
К счастью, она додумалась положить в чемодан не только брючки-слаксы. Она смахнула волосы с плеча, пожалев, что не зачесала их в свою обычную укладку. Всякий раз, когда она нервничала, у нее возникало стремление теребить прядку волос, а в глазах достаточно наблюдательного человека это было бы убийственным разоблачением.
— Думаю, что из гостей больше всех поразится Майкл.
— И тебя тревожит, что он может подумать?
— Да вовсе нет.
Но Элизабет не поверила ему. Хотя она не слишком часто видела Амадо и Майкла вместе, ей удалось понять, что их отношения выходили за рамки обычных контактов хозяина и его служащего.
— Расскажи мне о нем. Как он стал работать на тебя?
Амадо поставил свой бокал на перила и посмотрел вдаль, в сторону горизонта.
— Семейства Логанов и Монтойя уже несколько поколений живут по соседству. Посмотри, — и он указал вдаль. — Их виноградники не так далеко отсюда.
Элизабет подошла к нему вплотную. У нее не было ни малейшего представления о том, какие именно лозы из их несметного множества принадлежали Логанам, но тогда это совершенно не имело значения. Ведь Амадо не натаскивал ее перед экзаменом, а просто делился с ней еще одной стороной своей жизни.
— К счастью, — продолжал он, — или, в зависимости от того, как на это посмотреть, — к несчастью, у нынешнего поколения Логанов родилось двое сыновей, и оба они заинтересовались садоводством. Ну, как ты видишь, там едва ли достаточно земли, чтобы поддерживать даже одну семью. И по традиции виноградник перешел к старшему сыну, Полу. — Амадо немного помолчал. — Я никогда не говорил об этом ни единой душе, но тайно, в глубине сердца, лелеял надежду, что по крайней мере один из сыновей Харолда и одна из моих дочерей так или иначе найдут путь друг к другу. Но этому не суждено было сбыться.
— Значит, Майкл остался ни с чем?
— Ну, честно говоря, если бы мне пришлось принимать такое же решение, как отцу Майкла, не думаю, чтобы я смог прийти к более справедливому итогу. Во всяком случае, при том, что Харолду едва-едва хватало этой земли, чтобы прокормить свою семью, он еще и ухитрился отложить деньги и послать Майкла в колледж.
— Значит, Полу досталась земля, зато Майкл получил образование, — задумчиво протянула она.
Что ж, вот и еще один, кто заплатил за учебу в колледже цену, куда выше обычной. Элизабет сделала открытие: выходит, что у нее с Майклом есть нечто общее, столь изменившее их жизни.
— Потом-то выяснилось, что это для семьи несколько тяжеловато, но в конце концов Майкл дотянул до отъезда на учебу. Выбор он сделал просто замечательный — Калифорнийский университет в Дэвисе, крупнейший винодельческий университет в мире. Знания, которые Майкл получил там, и дарованное ему Господом мастерство сделали его одним из самых лучших виноделов в Калифорнии. И я отнюдь не преувеличиваю, когда говорю, что Майкл — это само сердце «Вин Монтойи».
Элизабет положила ладонь на его руку.
— Ну, Амадо, если Майкл и в самом деле сердце, то тогда ты — душа.
Будь Майкл его сыном, он говорил бы о нем с такой же гордостью. От ее внимания не ускользнуло, что, сочтя обязательным пригласить на этот обед Майкла, Амадо даже и не подумал попросить свою дочь Элану прибыть из Сан-Франциско.
— А давно он работает с тобой?
— Десять лет. Он начал работать со дня окончания университета.
В дверях появилась женщина, нанятая на этот вечер помогать Консуэле.
— Извините, что мешаю вам, мистер Монтойя, но Консуэла просила вас заглянуть на кухню.
— Скажите ей, что я сейчас приду, — он повернулся к Элизабет. — Может быть, хочешь чего-то еще, пока я не ушел?
— Амадо, перестань нянчиться со мной. Я вполне способна сама о себе позаботиться.
— Ну, кто же спорит? — он слегка прикоснулся губами к ее щеке. — Но тогда ты лишишь меня удовольствия.
Она внимательно смотрела, как он идет через террасу и исчезает в доме. Значит, вот так это выглядит, когда влюбляешься? Когда каждая мысль, каждый поступок вертятся вокруг любимого человека? Она завидовала Амадо. Ей хотелось бы испытывать то же, что и он. Но ведь когда кто-то по-настоящему нравится тебе, это считается предвестием любви, а у Элизабет разве что чуть-чуть быстрее обычного билось сердце.
Она добрела до плетеного стула, уселась и заметила, что в гостиной стоит Майкл Логан и внимательно разглядывает ее. Хотя Амадо и рассказывал, что они с Майклом ходят вместе на вечеринки и вращаются в одних и тех же кругах, сегодня Элизабет всего во второй раз видела его не в привычных джинсах и простенькой рубашке. Ей пришло на ум выражение, которым, бывало, пользовалась ее бабушка: «Вот теперь он действительно хорошо прибран». Элизабет решила, что, по всей вероятности, его манера держать себя, с этакой спокойной, непритязательной самоуверенностью, и грубоватая сельская красота выделяют его из толпы. Что бы он ни носил, все сидит на нем красиво и ладно.
— А Амадо не с вами? — спросил Майкл.
— Он должен вернуться с минуты на минуту.
Майкл вышел на террасу и, подойдя к столу, подцепил крекер, добавив к нему кусочек сыра.
— Я немного удивлен видеть вас здесь, — признался он. — У меня почему-то создалось впечатление, что вы не станете так тщательно работать над этой кампанией, пока все не будет готово к началу.
Элизабет обнаружила в его заявлении своеобразный подтекст. У нее был соблазн решить, что она просто не нравится Майклу, но она поняла, что подобная мысль застрянет в голове надолго и внесет предубежденность в ее отношение к нему. Видно, он просто не знал, о чем говорить. Выйдя таким образом из затруднения, Элизабет вздохнула.
— Осталось несколько деталей, с которыми необходимо разобраться, прежде чем мы сможем приступить к работе.
— Амадо, как я знаю, нравятся ваши идеи.
— Приятно это слышать.
В особенности после того, как Амадо заплатил Джереми кругленькую сумму за то, чтобы тот не пытался предъявить свои права на идеи, которые возникли у Элизабет по сделке с Монтойя в те недавние времена, когда она еще работала в этом агентстве.
— И когда же вы начнете?
Если бы Элизабет рассказала ему о том, что кампанию она будет проводить самостоятельно, он бы засыпал ее встречными вопросами по поводу ее ухода из «Смит и Нобл», а это непременно привело бы к сегодняшнему званому вечеру. И сюрприз Амадо был бы погублен. Придется либо солгать, либо уйти от прямого ответа.
— Мне бы хотелось иметь нечто готовое к осени, чтобы мы могли воспользоваться рождественскими праздниками.
— Я и представления не имел, что на подобные вещи уходит так много времени.
— Ну, когда речь идет о средствах массовой информации, то в дело вовлекается масса людей. Нам предстоит координировать рекламу на телевидении, на радио и в печати.
— И вы полагаете, что если все пойдет хорошо, то удастся осуществить мечту Амадо о выходе на рынок?
То, как он задал этот вопрос, создало у Элизабет впечатление, что у него на сей счет есть сомнения.
— Конечно, гарантии нет. Но я ни в одной кампании не испытывала большей уверенности.
— Предположим, вы правы и легкий успех у нас в кармане. А что случится, если спрос окажется больше предложения?
— Это может вызвать у потребителя такое раздражение, что продукцию «Вин Монтойя» не станут покупать даже за полцены. А возможно, спрос будет таким, что розничный торговец сможет назначить любую цену по собственному усмотрению и как-то выйти из этого положения. Кто знает?
— А есть вероятность, что кампания не будет подготовлена до следующего года?
— К чему вы клоните, Майкл?
— Ни к чему.
— У меня создалось впечатление, что у вас существовали контракты с другими винодельнями на выпуск столовых вин Монтойя в случае слишком большого спроса.
— Если бы мы даже использовали все до единой из подстраховывающих нас виноделен, нам все равно еще шагать и шагать, чтобы суметь хоть как-то справиться с последствиями того, что вы задумали сделать с нами.
А что же она такого задумала сделать с ними? Элизабет просто взбесило это обвинение. Майкл говорил так, словно именно она устроила эту погоню за новыми рынками сбыта, именно она диктует эту экспансию, именно она...
В разговор вступил третий голос: это Амадо появился в дверях.
— В случае необходимости мы поручим дело братьям Ивански — они справятся с любым избыточным спросом.
— И подвергнут чертовскому риску и количество, и качество.
Элизабет переводила взгляд с Амадо на Майкла. Ведь не первый же раз у них этот спор. Но зачем же втягивать в него и ее? Не мог же Майкл всерьез полагать, будто она имеет какое-то отношение к тому, что Амадо так упорно стремится сделать новый бросок вперед!
— Мы не должны бояться успеха, — сказал Амадо.
— Тебе отлично известно, что меня тревожит вовсе не успех, а утрата контроля.
Из дома донеслась трель дверного звонка. Амадо глубоко вздохнул и разгладил галстук.
— Элизабет, — сказал он, — похоже, наши гости собираются.
При слове «наши» она побледнела. Вот-вот предстояло сделать первый публичный шаг в новую жизнь. Поднимаясь со стула, она мельком взглянула на Майкла. Он внимательно изучал ее сузившимися глазами.
Амадо подал ей руку и расплылся в улыбке.
— Ты готова? — спросил он.
В ее сознании кричало одно-единственное слово — «Нет!», — но она не произнесла его. Вместо этого она приняла руку Амадо и улыбнулась ему в ответ. Если уж его друзья намерены доставить ей огорчения в связи с этим браком, то лучше выяснить это, не откладывая.
Не желая утомлять Элизабет ее первым выходом в свет в качестве его будущей жены — хотя вообще-то сам он был бы рад во всеуслышание кричать об этой новости на улицах Сент-Хелены, — Амадо не стал приглашать много гостей. Вокруг стола сидели владельцы трех других винных заводов в долине, члены обширного семейства виноторговцев и личные друзья, которые большую часть жизни были рядом с ним и в горе, и в радости. Ну и, разумеется, Майкл.
Обеденную посуду убрали, и Консуэла вносила десерт. Амадо решил, что настало время для тоста, который наконец позволит ему поделиться своим волнением и счастьем. Он встал и наполнил старинные бокалы, которые приберегал для этого тоста. «Каберне Савиньон», выбранное им, недавно одержало победу в закрытом конкурсе над самым лучшим бургундским, которое смогла предложить Франция. Вино пока что было молодым, идеальным для этого случая, так как отражало его состояние и чувства.
Он вернулся на свое место во главе стола.
— Не так уж необычно, что мы собираемся вместе, когда есть повод что-то отпраздновать, — он внимательным взглядом окинул всех собравшихся за столом и остановился на Элизабет, сидевшей справа от него. — Правда, для меня сегодняшний вечер куда более особенный, чем большинство прежних встреч. Как вам всем известно, я считал, что мне суждено прожить остаток жизни в одиночестве. И вот сегодня вечером я пригласил вас сюда, чтобы поделиться новостью: Элизабет и я, — он достал из кармана маленький бархатный футляр, открыл его и вынул оттуда кольцо, — поженимся в августе.