Ожидание мучительно. Лучше, если бы все произошло спонтанно. А сейчас я места не нахожу. Не могу ни читать, ни смотреть телевизор. Даже маме позвонить не могу, потому что боюсь разрыдаться и рассказать ей правду. Я как на иголках хожу по комнате и постоянно выглядываю в окно в ожидании Константина.
Беру телефон, включаю любимую музыку, сажусь в кресло, надеваю наушники и откидываюсь на спинку, закрывая глаза. Мне просто необходимо успокоиться, иначе я сойду с ума. Музыка немного расслабляет, специально прибавляю звук, чтобы заглушить собственные мысли. Спустя несколько песен, меня немного отпускает, и я расслабляюсь, тихо повторяя слова.
Вздрагиваю и напрягаюсь, когда чувствую, как к моим волосам кто-то прикасается. Открываю глаза и вижу стоящего надо мной Константина. Он кажется еще выше и более величественным. В черной рубашке с закатанными рукавами и распахнутым воротом, хотя я точно помню, что утром Константин уходил в голубой. Перевожу взгляд на его руку, упирающуюся в спинку кресла, на часы с браслетом явно из золота, осматриваю выступающие вены, словно он носит тяжести, и сглатываю.
— Извините, я не слышала, как вы вошли, — невпопад говорю я. А он медленно выдергивает из моих ушей наушники.
— Тихо, — голос совсем другой, тягучий, хищный. И глаза уже не холодные, а горящие, пожирающие. Замираю, сжимая телефон, когда Константин обходит меня и становится позади. Он хватает меня за косу и дергает, вынуждая откинуть голову. Это не больно, но неожиданно и неприятно. Дыхание учащается, когда Адамади наклоняется ко мне и глубоко втягивает мой запах на шее. Очень близко, очень много его терпко-горького запаха, так, что дыхание спирает.
— Скажи мне, София, — будто выдыхает мое имя, — насколько ты чиста? М? — спрашивает на ухо хриплым шепотом, от которого пробирают мурашки, и сковывает тело,
— Я приняла душ, — отвечаю еле слышно, а мужчина усмехается,
— Я не об атом, зайка, — еще сильнее оттягивает мои волосы, вынуждая максимально запрокинуть голову и посмотреть на него, — Скажи мне, кому и насколько ты отдавалась? Кто тебя ласкал, целовал, и насколько далеко ты подпускала мужчину?
— Я, Никто меня не трогал,
— Совсем? Не верю, София. Такую красивую девочку нельзя не трогать — Я в смятении, не понимаю, чего он от меня хочет, поэтому моргаю и глубоко дышу, — Хорошо, давай я тебе помогу, — он, наконец, отпускает мои волосы и выпрямляется, — Встань! — И я быстро поднимаюсь, его тембр голоса заставляет подчиниться, — Иди ко мне! — Делаю пару шагов, — Ближе, — Встаю почти вплотную и ахаю, когда он хватает меня за талию и впечатывает в себя, — Кто-нибудь обнимал тебя?
— Так — нет, — выпаливаю я, не зная, куда деть руки, поэтому они безвольно повисают,
— А как? — Я совершенно не понимаю, что должна ответить, и отвожу взгляд, — Смотри на меня и отвечай! — Даже через одежду чувствую его сильное, твердое и такое горячее тело,
— Нет, так грубо! — злюсь, но быстро осекаюсь, сама пугаясь своей агрессии. Но, похоже, он удовлетворен моим ответом, Адамади слегка улыбается и ослабляет хватку. Он поднимает руку и прикасается к моим губам, Смотрит в глаза, словно гипнотизирует, и водит немного шершавыми пальцами по губам.
— Кто-нибудь целовал эти губы? — его голос опять хрипнет и понижается,
— Да, — честно отвечаю я, и он вдавливает пальцы в губы, вынуждая их приоткрыться. Его пальцы перемещаются ниже, ведут по шее, ключицам, и по моему телу пробегает нервная дрожь, А потом большая ладонь накрывает грудь и слегка потирает, а вторая рука спускается ниже и сжимает бедро, вновь впечатывая в себя,
— А так? Кто-нибудь трогал? — с каждым вопросом его голос становится грубее,
— Нет, — выдыхаю я, кусаю губы, поскольку ладонь на груди сжимается, причиняя легкую боль,
— Хорошо, — удовлетворенно произносит и прикасается к моим губам. Нет, не целует, слегка втягивает нижнюю губу, а потом проводит по ней языком, Я не испытываю отвращения, хотя его тяжёлый запах врывается в легкие. Но мне все равно хочется его оттолкнуть, Константин словно читает мои мысли и отпускает, Отходя от меня на пару шагов назад,
— Ть! слишком напряжена и скованна, — говорит он и снимает часы. — Где-то мне нравится твоя дрожь. Страх — очень искренняя и неподдельная эмоция, Самая честная. Но мы будем с ним бороться, София, — он кидает часы на туалетный столик и начинает расстегивать рубашку, — Поэтому сегодня ты будешь делать все сама, — заявляет мужчина, вытаскивая полы рубашки из брюк, снимает ее полностью,
Стою на месте, не зная, как это понимать, и что я должна делать. Он не перекачен, как это сейчас модно, но спортивен и подтянут, Ни грамма лишнего веса, чистые мышцы и кожа с ровным, легким загаром. Но больше всего привлекает внимание татуировка черной буквы «А» на левой стороне шеи, Не похоже, что взрослый мужчина сделает татуировку просто так, для красоты, Скорее всего, она имеет для нега значение,
— Снимай халатик, зайка, — он выразительно указывает пальцем на пояс и ждет. Снять халат — что может быть проще? Обычное, ежедневное механическое действие, А сейчас оно дается мне с трудом. Но я все-таки дергаю пояс дрожащими руками, веду плечами, ткань скользит, и шелковая тряпочка падает к моим ногам. Тело покрывается мурашками, но не от холода, а от его выразительного, похотливого взгляда, по которому понятно, что он не будет просто брать меня, Адамади будет играть только по своим правилам, — Иди в ванную и набери нам джакузи, — просит он, начиная расстегивать ремень, А я уже не думаю ни о чем, просто разворачиваюсь и сбегаю в ванную,
ГЛАВА 8
София
Несколько минут соображаю, как настроить воду в этой огромной джакузи. Руки дрожат, но я все же справляюсь. Сажусь на бортик и смотрю, как льется вода. Константин не заставляет себя долго ждать, проходит в ванну в одних белых обтягивающих боксерах. С минуту осматривает меня, а мне становится душно из-за пара, и я жадно хватаю воздух. Он берется за резинку боксеров, снимает их, и я непроизвольно отворачиваюсь, слыша усмешку за спиной.
Всплеск воды, и мужчина садится в еще не заполненную джакузи, а я продолжаю смотреть в стену и крепко сжимать бортик ванной.
— Встань передо мной! — в его голосе нет ни капли просьбы, только четкие приказы, на которые он имеет право.
«Уманская С.В. обязана исполнять все требования и указания Адамади К. А. беспрекословно, если это не несет угрозу ее жизни и здоровью», — повторяю я себе и встаю, как он просит, стараясь смотреть куда угодно, только не на голое тело Константина.
— Раздевайся, София. И смотри на меня, малышка.
Вдыхаю, завожу руки за спину и одновременно устремляю взгляд на мужчину, стараясь смотреть только в глаза. Расстегиваю бюстгальтер, спускаю лямки с плеч и под пристальным взглядом Константина опускаю бюстгальтер на полку с полотенцами. Хватаюсь за резинку трусиков и медлю. Умом понимаю, что этого не избежать, но тело не слушается,
— Давай, зайка, ты это уже делала, — хрипло, с придыханием говорит он и ждет с горящими, хищными глазами, кажется, что они даже поменяли цвет. Стали более насыщенными, как ртуть. И такие же отравляющие, губительные, — София, я стараюсь быть более терпимым к тебе, учитывая, что это твой первый раз. Но не испытывай мое терпение, — в голосе проскальзывает угроза, и я рывком снимаю с себя чёртовы трусы, оставляя их на полу. — Умница. Теперь иди ко мне, — Константин закрывает воду и устраивается поудобнее. Делаю шаг, второй, третий, случайно опускаю взгляд в воду и вижу его достоинство. Становится дурно, потому что я не представляю, как ЭТО поместится во мне. Он большой, уже налитый, со вздувшимися венами. — Дай руку, — он тянет мне ладонь, помогая забраться в джакузи. — Садись, — тянет вниз, вынуждая оседлать его. Мамочки, как бы я себя ни настраивала, это все равно страшно. Сажусь промежностью на его ноги, так, что член Константина оказывается между нами.
— Хорошая девочка, — хвалит меня, хищно улыбаясь. — Расплетай косу, зайчонок, — говорит он и хватает меня за талию.
По телу идет неконтролируемая дрожь и, несмотря на то, что мы в горячей ванной, кожа покрывается мурашками. Берусь за волосы и нервно их расплетаю, дергая пряди.
— Что творится в твоей голове? — спрашивает он, проходясь ладонями по моим бокам, задерживая взгляд на вздымающейся груди.
— Мне страшно, — выпаливаю я, наконец справляясь с волосами. Не знаю, как так выходит, это сильнее меня. Я все время говорю этому мужчине правду.
— Страх… — задумчиво произносит он, берет мои пряди и раскидывает по плечам. — Это эмоция, основанная на прошлом негативном опыте. — Такого опыта у тебя еще не было. Чего именно ты боишься? — он ведет пальцем между моих грудей, ниже к животу и останавливается, обводя пупок. Он, действительно, играет на моем страхе.
— Я боюсь боли.
— Боли… — повторяет он и усмехается. — Боль больше эмоциональна. Чем больше ты боишься, тем больнее. С болью нужно срастись и уметь ей управлять, тогда можно получить от нее удовольствие. Сглатываю, потому что произнесенное им — ненормально. Он прикасается мокрыми пальцами к моей груди и обводит соски. Нежно, аккуратно, а потом неожиданно их сжимает, вынуждая меня вскрикнуть.
— Прикоснись ко мне! — приказывает он, я накрываю руками его плечи. — Веди ладонями ниже.
И я делаю так, как он просит, стараясь быть максимально нежной, лаская его грудь. Константину нравится, он даже на мгновение прикрывает глаза.
— Еще ниже.
И мои руки уже на его животе. Его тело напряженно, несмотря на внешнюю расслабленность. Он словно взрослый матерый зверь, который делает вид, что спит, но на самом деле готов в любую минуту растерзать меня.
— Ниже! — уже более агрессивно требует он, и я замираю. Потому что ниже — его достоинство. — София! Возьми его в руки! — требует, а затем сам хватает мою руку и накрывает ей член. — Сожми, — голос становится спокойнее. Он наблюдает за мной с блеском в глазах. — Давай, зайка, поработай рукой, — сам сжимает мою ладонь и двигает ей, показывая, как надо. — И смотри на то, что делаешь! Я вожу рукой по большой красной головке, то немного скрывая ее, то полностью раскрывая, и чувствую, как член в моих руках становится еще больше и тверже. Боже, куда больше! Адамади отпускает мою руку, а я продолжаю.
— Сожми сильнее, не бойся, — просит он, а сам накрывает руками мою грудь и сжимает, немного больно, но я терплю, закусывая губы. Константин шумно выдыхает, немного откидывая голову на бортик и ослабляя хватку на моей груди, начиная потирать твердые соски. Я чувствую только дискомфорт, стыд, страх и желание сбежать. Но, наверное, главное, что ему хорошо и я делаю все правильно. По телу пробегается волна жара, когда он уже аккуратно обводит грудь и перекатывает соски, лишь слегка их сжимая. — Красивая грудь, — хриплым голосом выдает мужчина и вновь ее больно стискивает.
«Я вытерплю, это не страшно», — повторяю себе, продолжая сжимать член и водить рукой, чувствуя, как он пульсирует. А потом его руки спускаются ниже: одна сжимает мою попу, а вторая накрывает лоно. Меня бросает в холодный пот, и я замираю. Адамади тоже замирает и смотрит мне в глаза, словно питается моим страхом. Он хватает меня за шею и чуть сжимает, притягивая к себе, одновременно раскрывая складки и скользя немного внутрь.
Сердце бьется как сумасшедшее, поскольку он пугает меня своими агрессивными, порывистыми действиями, и я уже совершенно не знаю, чего ожидать. Он прикасается к моим губам и тяжело дышит, обжигая. Его пальцы скользят еще глубже, и я зажмуриваюсь, сильно напрягаюсь. Вздрагиваю, когда слышу его довольную усмешку. Он ненормальный! Держит меня на грани страха, и, похоже, ему все это нравится.
— Тебе больно? — вдруг спрашивает в мои губы.
— Нет, — не узнаю свой дрожащий голос.
— Отчего тогда ты дрожишь? — спрашивает и прикусывает мою нижнюю губу, оттягивая ее зубами.
Не отвечаю, потому что ему не понять моего страха. А он и не ждет ответа. — Садись на меня сама, — вдруг говорит он, немного отстраняясь, но продолжает удерживать за шею, не отпуская взгляд. Кажется, смотрит в самую душу, в самую глубь, выворачивая нутро наизнанку, выпивая всю мою энергию.
— Что?
— Я даю тебе выбор, София. Ты мажешь сделать это резко и быстро, либо медленно. Как хочешь сама. Садись! — последнее слово произносит громко и повелительно.
— Я не могу…
Пытаюсь сдержать слезы, кусая губы до боли. Константин не душит меня, просто удерживает, а мне кажется, в комнате так душно, что нечем дышать. Он отпускает шею, и я глотаю кислород, но надышаться не могу.
— Садись! — уже агрессивно рычит и хватает меня за талию, немного приподнимая, подтягивая к себе, направляя. Член упирается в складочки, но дальше он останавливается. Пытаюсь опуститься медленно, головка давит, растягивает, причиняя дискомфорт. — София! — сжимает мою талию, впиваясь пальцами в кожу. Я зажмуриваюсь и резко сажусь, давя всем телом, вызывая всплеск воды, которая льется на пол.
— Мамочка! — вскрикиваю, а из глаз непроизвольно брызжут слезы.
Это больно… Больнее, чем я думала…
Внутри все горит…
Кажется, если я двинусь, его огромный член разорвет меня. Пытаюсь дышать, чтобы облегчить боль, но ничего не выходит.
— Тихо, тихо, моя девочка! — Смотрю в его глаза сквозь пелену слез и вижу на его лице удовлетворение. Мне нестерпимо больно, а он доволен. — А как ты думала? — усмехается и собирает губами мои слезы, слизывая их, наслаждаясь. — Моими женщинами становятся только через боль. Дальше выбор тоже за тобой. Либо ты расслабляешься и впускаешь меня. Либо терпишь боль до последнего, — хрипло шепчет он и сам подается бедрами, крепко фиксируя меня за талию, вызывая очередной всплеск боли внутри.
Ничего не могу ответить. Расслабиться?! Как я, по его мнению, должна расслабиться?!
Он больше ничего не говорит. Хватает меня за попу, сжимает и управляет как куклой, приподнимая и насаживая на себя. Сначала медленно, но с каждым новым толчком ускоряясь, проникая все глубже и грубее, не обращая внимания на мои рваные рыдания и то, как я сильно цепляюсь за его плечи, впиваясь ногтями в кожу.
Этот зверь отстраняет меня, опуская глаза вниз, смотря, как входит в меня, натягивая плоть до предела, на окрасившуюся вокруг нас бледно-розовую воду, и удовлетворенно хрипло стонет с каждым новым сильным толчком.
Я не знаю, сколько это все длится, кажется, вечность. Чувствую только жжение внутри, тянущую боль внизу живота и то, как он жадно ловит мои соски, сильно всасывает и кусает, оттягивая. Оставляет отметины, засосы на груди, шее, царапая зубами, при этом тяжело дыша. Всплески воды становятся сильнее, вода льется на пол, но ему все равно, он ускоряется, поддаваясь ко мне, проникая глубже, не щадя!
Мне кажется, я больше не выдержу и секунды. Хочется кричать, чтобы остановился, умолять больше этого не делать, просить пощадить, но я не могу произнести и слова, только скулю от боли и расцарапываю его плечи, заливаясь слезами. Ничего хорошего и приятного в сексе нет. Это ужасно больно и мучительно. Кто придумал, что это прекрасно?! Удовольствие получает только он, а я пытаюсь вытерпеть.
И вот когда мне кажется, что я больше не вынесу этой пытки, Константин резко останавливается, приподнимает меня, полностью выходит, обхватывает член, пару раз проводит по нему рукой и кончает, с хриплым рыком запрокидывая голову. На поверхности воды появляются белые густые капли, смешиваясь с розовыми разводами.
Адамади не дает мне прийти в себя, хватает за волосы и притягивает к себе, впиваясь в искусанные губы. Грубо целует, раздвигает языком губы, пожирая мой рот, лишая последнего дыхания.
— Очень вкусная девочка, — произносит на выдохе в губы. — Такая горячая, очень узкая, до сладкой боли, — скользит губами по скулам, к шее, втягивая кожу, кусая. Он уже не внутри меня, не двигается, а мне все равно больно.
Этот зверь вновь слизывает мои слезь! и оттягивает за волосы, осматривая заплаканное лицо. А мне кажется, что в этот момент я люто его ненавижу. Стискиваю зубы, прекращая плакать, и еще сильнее впиваю ногти в его расцарапанные плечи, пытаясь причинять боль. А зверь лишь усмехается.