Сам Андрэ не сразу смог заставить себя почувствовать что-то. Несмотря на то, что он не впервые устраивал представление для короля, первые минуты всегда давались ему с трудом, ведь Ричард хотел увидеть то, чего у Андрэ не было для него – желание. Однако с каждым движением становилось всё легче, и через какое-то время Андрэ уже опустил веки и тяжело дышал.
Заметив краем глаза, что Ричард тоже возбуждён, Андрэ предпочёл не дожидаться грубой и болезненной инициативы со стороны короля. Плавным движением он скользнул к расслабившемуся монарху и, перекинув ногу через его бёдра, сначала потёрся о пах Ричард своим, а потом одним долгим и медленным движением насадился на член короля.
Ричард выдохнул и зажмурился. Он явно устал, и Андрэ это было на руку. Юноша задвигался плавными неторопливыми движениями, позволявшими и ему самому почувствовать что-то, кроме боли и отвращения. Он продолжал помогать себе рукой, а когда король разомлел настолько, чтобы не следить за своим любовником, Андрэ и сам прикрыл глаза и представил, что между его бёдрами двигается другая плоть, а мужчина, лежащий перед ним, моложе и красивее короля. У него были такие же чёрные глаза и длинные волосы, слегка вьющиеся у концов, которые в мыслях Андрэ рассыпались по подушкам. Дезмонд в его голове улыбался и нежно поглаживал Андрэ по бёдрам, так что хотелось ускорить движения, доставляя радость не только себе, но и партнёру.
Андрэ уже близился к финишу, когда оглушающим диссонансом вместо нежных пальцев герцога бёдер юноши коснулись грубые жёсткие пальцы. Андрэ невольно распахнул глаза, когда Ричард рванул его на себя и кончил во второй раз.
Андрэ тут же соскользнул с него, и не думая довести до финала ещё и себя, потому как опасался, что это выльется в третий заход.
- Я могу идти? – спросил он.
Ричард окинул Андрэ жадным взглядом. Поколебался секунду.
- Да, - сказал он, наконец, устало, - можешь. Я хочу спать.
***
Когда Андрэ ворвался к себе, не выплеснувшееся желание, отчаяние и злость на того, кто стал поводом к сегодняшней ссоре, слились для него в единый густой поток ярости. Он метнулся к окну и распахнул его настежь, чтобы прохладным воздухом слегка успокоить разбушевавшиеся чувства, и громко выругался, увидев прямо у себя перед носом лицо Кормака.
- Что ты здесь делаешь? – процедил Андрэ, теряя всякое самообладание.
- Жду вас, очевидно, - ответил тот спокойно.
- Дождался.
- Вам письмо. От моего герцога.
Кормак протянул конверт, который Андрэ тут же выдернул из его пальцев.
Первым порывом Андрэ было швырнуть письмо в огонь, и он уже шагнул к камину, когда Кормак окликнул его.
- Это было бы опрометчиво, - сообщил тот, и в глазах Кормака Андрэ увидел отражение собственной злости.
- Опрометчиво являться ко мне без спроса! – отрезал он.
Кормак промолчал.
Андрэ, успокоившись чуть-чуть, всё же вскрыл письмо и пробежал глазами по строчкам.
«Мой дорогой Андрэ!
Абсолютно неожиданно этой долгой холодной зимой ваш образ стал для меня источником света и тепла. Вам будет трудно поверить, как много значила для меня наша с вами встреча, и как много значит встреча, которую вы обещали мне весной.
Я никогда не любил и никогда не говорил о любви – мне всегда казалось, что это чувство выдумали старухи, которых так и не взяли под венец. Теперь я, кажется, знаю, что это не выдумка.
Впервые в жизни я думаю о ком-то и боюсь, что он не думает обо мне. Этот кто-то – вы.
Вы не покидаете моих мыслей ни днём, ни ночью. Я так много должен был сказать, но наша встреча была так коротка, и я, наверное, произвёл не лучшее впечатление своими выходками – но мне нужно было привлечь ваше внимание, а у меня вряд ли получилось бы сделать это иначе.
Не сердитесь на меня. Я готов всё исправить. Я не буду торопить вас и давить на вас, но мне необходимо увидеть вас и попытаться ещё раз.
Вы дали согласие на свой визит, предупредив, что он ничего не будет значить для вас – и хотя мне стоило бы разозлиться, я рад, что этот визит всё же состоится. Однако мы с вами не обговорили время, условившись лишь о месте.
Вы были абсолютно правы, неосмотрительно было бы встречаться у меня, на глазах у всех тех людей, что жаждут использовать и меня, и вас для собственного возвышения. Кроме того, я могу понять, что для вас может показаться слишком скорой и опасной необходимость приехать в замок того, кто враждует с вашим покровителем.
И всё же я хочу увидеть вас, и вот вам моё предложение: на побережье Ле фонт Крос есть небольшая усадьба моего прадеда по материнской линии, о которой не знает никто, кроме меня. Там же располагаются лечебные источники, куда вам будет достаточно легко отпроситься у короля.
Я закончу свои дела дома и готов приехать туда, как только у вас появится возможность навестить меня там. Выбор времени за вами. Я предпочёл бы увидеть вас как можно раньше, но эти места очаровательны весной, и если мы с вами отложим встречу до апреля, то, поверьте, вы не пожалеете о том, что потратили время. Я покажу вам места, где Карл Великий впервые ступил на нашу землю, а Феодора Анжуйская протянула ему руку для поцелуя.
Я буду ждать вашего ответа, Андрэ, но не затягивайте слишком долго. Потому что отсутствие ответного письма я могу счесть отказом, а отказа я не приму».
Андрэ швырнул письмо в огонь и повернулся к Кормаку.
- Передайте своему герцогу, что я не приеду. Ни сейчас. Ни весной. Никогда.
========== Глава 6. Подарки и письма ==========
Дезмонд сходил с ума. Иного объяснения происходящему герцог дать не мог.
Всё стало ему безразлично, и сосредоточиться на экспансионистских планах Кормака удавалось с трудом.
Если бы Дезмонд был чуть внимательнее, а разум его немного яснее, он обнаружил бы, что Кормак проявляет к предстоящему покушению интерес куда больший, чем можно было бы ожидать от случайного участника интриги. Они не стали говорить о намеченном плане никому – ни родственникам Дезмонда, ни Фергюсу, первому опекуну Кормака, ни даже тем из соратников герцога, кто мог бы помочь Дезмонду подобраться к королю. Всё происходящее оставалось между ними двумя, и чем дальше Дезмонд уходил в размышления о том, насколько неправильным было бы втягивать в дело юношу с глазами цвета тумана, тем больше Кормак старался убедить его в том, что Ричард должен быть убит. Часами, пока они охотились или просто прогуливались верхом, Кормак мог рассказывать ему о злодействах короля, особый упор делая на то, как были преданы соратники Ричарда II, а затем и воины Альбиона, отправленные на войну с Галией.
Дезмонд слушал молча и всё более погружался в свои мысли. Всё происходящее кругом напоминало ему Андрэ, и он сам не мог раскрыть тайну этого неожиданного помешательства.
Андрэ был красив, но Дезмонд видел много красивых юношей и девушек. Он не был монахом и даже от Кормака не скрывал, что при случае может зажать в углу хорошенькую служанку или молоденького конюха, чьё тело ещё не обрело мужской грубости. Внешность позволяла Дезмонду легко получать всех, кого он хотел увидеть в своей постели, а упорство и уверенность в победе, подкреплявшие её, делали успех герцога неизбежным.
Дезмонд допускал мысль, что Андрэ заинтересовал его именно тем, что остался неприступным, но едва подумав об этом, тут же отмёл бестолковое предположение. Дезмонд привык быть честным с собой и отчётливо понимал, что Андрэ врезался в его мысли задолго до того, как успел показать свой резкий нрав. Он видел юношу всего дважды, но в силу того, что между двумя этими встречами прошло больше месяца, успел придать каждой секунде такое множество значений, какое те не могли иметь в силу того уже, что были секундами, а не днями или часами.
Раз за разом пытаясь понять причины собственного безумия, он обращал внимания на то, что ещё во время свадьбы, вопреки себе и своим привычкам, заметил не тело и не губы, а взгляд и небрежную позу Андрэ – холодные и наполненные смутной тоской рассветных сумерек.
Затем уже он думал о том, как вынудил Андрэ покинуть апартаменты, и как в их последней беседе холодность и безупречное воспитание юноши мешались с детским любопытством и чистотой существа, никогда не знавшего нравов двора. Само это сочетание было абсурдно, потому что Дезмонд знал, кем был виконт и чем заработал своё место при короле. И в то же время Дезмонд никак не мог поверить, что молодой человек, которого он успел увидеть так близко, был всего лишь дорогой куртизанкой и не имел никаких талантов, кроме разве что красоты и умения прислуживать в постели. Мысли о последнем заставляли твердеть пах герцога, но в то же время казались крамольными. Нет, он соврал бы, если бы сказал, что попросту хочет испытать этот талант на себе, так же, как ложью было бы утверждение, что он этот талант не хочет испытывать вовсе. Просто от Андрэ Бомона ему хотелось большего. Хотелось узнать, что за тайна таится в сумерках его глаз.
Несколько раз Дезмонд думал над письмом к Андрэ, но каждый раз вышвыривал исписанный листок в огонь, потому что слова, начертанные на бумаге, казались ему самому глупыми и наивными, а он не хотел прослыть перед Андрэ влюблённым дураком. Впервые в жизни он не мог решиться сделать то, что хотел, и от этого злился, а от злости становился грубым и жестоким, так что слуги прятались от него по углам, а Кормак ластился так, что Дезмонд переставал верить в его лестные слова и покорные ласки.
В конце зимы, устав от рассказов Кормака о злодействе короля и от его попыток не разозлить господина ещё сильнее, Дезмонд стал подолгу запираться в библиотеке и в конце концов поймал себя на том, что среди пыльных фолиантов разыскивает генеалогию рода Бомон и обрывки рассказов о его родителях в хрониках. Однако записанная история так и не раскрыла перед Дезмондом тайны виконта. Он узнал об Андрэ очень немногое - и чуть больше о его матери – Лизавете Бомон, некогда любимой придворной дамы королевы-матери, затем лишившейся милости и выданной замуж за мелкопоместного дворянина из норманнского рода Жофрея Бомон. Впрочем, эти подробности он отыскал не в книгах, а выспросил у своего старого друга Фергюса Бри. Заодно он узнал, что Андрэ был отделён от родителей в четырнадцать и с тех пор жил при короле, – а значит, не знал ничего о жизни вне дворца, а так же о множестве других вещей, составлявших жизнь самого Дезмонда.
Герцог по-другому оценил слова Андрэ о том, что он не привык к подобному обращению, поняв теперь, что мальчик действительно, скорее всего, никогда не сталкивался с солдатской грубостью. И тем не менее он дал согласие на приглашение Дезмонда, и это давало герцогу повод для надежды.
И тем не менее Дезмонду всё более казалось, что родовой замок не лучшее место для их встречи. Ему хотелось увидеть Андрэ там, где не будет сотни глаз и ушей, только и ждущих от него промаха, лишней пары слов или взгляда, выдающего истинные чувства. Кроме того, как он признался себе далеко не сразу, он хотел этой встречи там, где рядом не будет Кормака, и некому будет судить и напоминать ему о настоящей цели его знакомства с Андрэ. На сей раз он всё же хотел обмануть себя и забыть ненадолго о том, что Андрэ для него лишь средство, ступень на пути к трону – забыть хотя бы на то недолгое время, которое требовалось ему, чтобы разобраться в самом себе и в тайне серых глаз Андрэ.
Он продолжал писать и сжигать письма до тех пор, пока однажды вечером, когда он снова допоздна засиделся в библиотеке, его небольшую тайну не раскрыла его мать, герцогиня Валентия, которой в полнолуние как обычно не спалось.
- Кому это письмо? – спросила она, заметив, что он торопливо бросает бумагу в камин.
- Это заказ на продовольствие. Никак не могу решить, сколько нам нужно пшена.
Валентия хмыкнула и, ловко разворошив угли кочергой, вышвырнула письмо на пол, а затем, прежде, чем Дезмонд успел перехватить её руку, подхватила листок и прочла:
- Сердце моё… Которую неделю я не могу понять, что творится со мной. Днём и ночью мне видятся твои руки…
- Мама!
Дезмонд выдернул письмо и швырнул обратно в огонь, а Валентия рассмеялась и посмотрела на него с укором:
- Ты правда думал, что твоя мать поверит, будто бы тебя волнует количество пшена?