— Это потому, что ты такой огромный, Мо. Ты слишком большой.
Она снова двинулась к нему.
Мо сделал еще один шаг назад.
Она остановилась.
Не прекращая говорить:
— Теперь я расскажу тебе о своей первой реакцией, когда увидела твое лицо в глазок, о том, чего ты сам не видишь, в тот самый момент, когда захотела, чтобы ты набросился на меня. Хорошо, я признаю, что твои объемы и рост застали меня врасплох, но я не пятилась от тебя, как ты думаешь, что мне не понравилось то, что я увидела или испугалась. Я просто удивилась своему желаю, что захотела на тебя запрыгнуть.
Черт, черт, он не мог этого слышать.
— Лотти…
Она сделала еще один шаг вперед.
Он сделал шаг назад, ударился о кофейный столик, начал обходить его.
Она остановилась, и он тоже.
— А потом ты повел себя, как придурок, Мо.
Он знал, что эту тему она тоже затронет.
Он просто не хотел, чтобы она вспоминала о его словах, потому что была права.
Он был настоящим придурком.
— Мне показалось, что ты играешь со мной, — объяснил он.
— О чем ясно мне сообщил, — напомнила она ему.
— Мне также нужно было, чтобы ты отступила.
— Об этом ты тоже ясно мне сообщил.
— Так как насчет того, чтобы ты отступила, мне это нужно? — предложил он.
— Ни за что на свете, — ответила она.
— Лотти, послушай…
Она снова двинулась вперед, он отступил на шаг, но она не остановилась, пока его икры не уперлись в диван, ему деваться было некуда.
Это означало, что она оказалась прямо перед ним, но при этом не дотрагивалась до него.
Но для него ее присутствие так близко, было достаточно плохо.
Господи.
— Позволь мне выразиться предельно ясно. Ты мне нравишься, Мо, — она наклонилась ближе. — Очень сильно.
— Лучше нам не говорить об этом, — проворчал он.
— Лучше говорить.
— Нет.
Она положила руку ему на грудь, ее глаза потеплели, а голос стал мягким и нежным.
— Мы уже там, малыш.
— Нет, потому что я ни за что не окажусь в таком положении, когда буду находиться внутри тебя и мое внимание будет сосредоточено полностью на тебе, что даст какому-нибудь психу возможность напасть на нас и всадить мне пулю в затылок.
Ее лицо стало испуганным, а рука сжалась в кулак на его груди.
Но он еще не закончил.
— После этого он вытащит тебя из-под моего трупа, и никто не узнает, что тебя похитили, потому что я буду мертв в твоей постели, а он будет где-то держать тебя, при этом ты будешь жалеть, что не умерла.
Она прижала кулак к его груди, но ничего не сказала.
— Лотти, это же серьезно, на самом деле ты должна понять, что мне нужно сосредоточиться не на том, как сильно я хочу заняться с тобой любовью, а на том, как сильно я хочу, чтобы ты была в полной безопасности — здорова, физически, и главное, морально.
— Хорошо, — прошептала она, сразу же поняв, что он говорил разумные вещи. Она явно была его девушкой. — Мы подождем, пока все закончится.
Черт побери!
— Потом мы тоже не будем этого делать.
Она смотрела на него потрясено, затем в ее глазах промелькнула боль, прежде чем сказала, повысив голос:
— Почему не будем?
— Потому что если меня бросают такие, как Тэмми, это не слишком меня ранит, но если я начинаю заводить отношения с такими, как ты, а у тебя появляется желание двигаться дальше, как ты думаешь, куда это меня приведет?
— А ты не думал, что у меня может не возникнуть такого желания? — спросила она.
— Они двигаются дальше, Лотти. Они всегда двигаются дальше.
— Я — не они.
— Ты можешь найти лучше меня, и мы оба это знаем.
Они всегда так делали.
И он понял это, когда она опустила голову, убрала руку и отступила.
Теперь, когда…
Это его задело.
Пока она не откинула голову назад и не пронзила его взглядом.
— Что значит лучше, чем ты, Мо? — спросила она.
— Больше денег. Красивого, чтобы возил тебя к «Тиффани».
— Ты думаешь, мне есть дело до всего этого?
Мо полностью включился в разговор, в который, как он думал, его уже заранее полностью включили, и он вдруг понял, что опять разозлил ее своими ответами.
Очень разозлил.
— Ло… — начал он.
— Во-первых, — отрезала она, — ты горячая штучка. Ни горячий, а слишком горячий парень. Может ты не всем нравишься. Но поверь мне, Мо, мне хотелось на тебя запрыгнуть сразу, как только я впервые увидела тебя, а Тэмми готова была ползать перед тобой на коленях, умоляя, чтобы ты вернулся к ней. И это в большинстве случаев из-за того, что ты остаешься все время сам собой, а ее поведение связано с тем, как ты выглядишь, а также с тем фактом, довольно ясным, что ты знаешь, как использовать свой член.
Насколько ему было известно, никто не жаловался, но он не собирался сообщать об этом Лотти.
Даже если это было и так, он не успел бы ей ответить, потому что она продолжала:
— Значит, ты горячая штучка, и это мое мнение и мой шаг к тебе, так что я не хочу больше ничего слышать, — отрезала она. — Во-вторых, мой отец обещал нам все — от поездок на Ривьеру до небесных замков. Он не выполнил ни одного своего обещания, более того, он оказался даже не мужчиной, не смог противостоять своим желаниям играть, подумать о своей женщине и своих девочках. Ты мужчина, борешься с желанием меня трахнуть, потому что для тебя моя безопасность превыше всего. Что еще я смогу получить от тебя, если ты дашь мне такую возможность? Я не знаю, а ты знаешь, и я хочу попробовать.
— Лотти…
— И мне не нужно «Тиффани», Мо, если бы я и захотела, то заработала бы денег, чтобы купить себе там что-нибудь. Сомневаюсь, что ты работаешь на Хоука за продовольственные карточки, но я тоже неплохо зарабатываю, и если женщина живет только тем, что зарабатывает ее мужчина, то она не совсем женщина. Мне нужен человек с амбициями, стремлением и верой в то, что он делает. Мне не нужен мужчина, который бы смог меня отвезти к «Тиффани». У меня для этого есть своя чертовая машина.
— Детка... — прошептал он, не в силах сдержать слетевшее с языка слово.
Но он смог сказать только это.
— Я не знаю, что эти суки сделали с тобой, думаю, что Тамми была не единственной. И я не знаю, что случилось с тобой в Афганистане. Я даже толком тебя совсем не знаю. Но я знаю одно, и знаю это довольно хорошо, Мо, я хочу узнать тебя лучше и хочу попробовать.
— Это неразумно, — мягко произнес он.
— Сейчас? Или никогда? — потребовала она ответа.
— Сейчас.
И, возможно, никогда.
Но он не собирался обсуждать с ней этот вопрос в данную минуту.
— Позвони Хоуку и скажи, чтобы он нашел этого парня, Мо.
— Он работает над этим.
— Скажи ему, чтобы он поторопился.
Мо промолчал, потому что едва сдерживался, пытаясь не улыбнуться.
Господи, она действительно была что-то с чем-то.
— Тебе не нравится, что я раздеваюсь? — спросила она.
Теперь Мо без труда удержался от улыбки.
— Мне не нравится, когда мужчины смотрят, как ты раздеваешься, — честно признался он.
— Это проблема, потому что таким образом я зарабатываю на жизнь, оплачиваю счета, и мне это нравится.
— Ага, — согласился он.
— Ты можешь это пережить?
Он не знал, как бы себя чувствовал, если бы не находился каждую ночь в клубе и не наблюдал бы за толпой, пришедший посмотреть на нее, как она раздевается.
Возможно.
Но он сомневался.
Поэтому честно ответил:
— Это проблема, Лотти.
— Я не становлюсь моложе, — объявила она.
За исключением службы в армии и в команде Хоука, большую часть своей жизни Мо провел с женщинами.
Поэтому он захлопнул рот, когда она это сказала. Если женщина что-то решила, то лучше дать ей выговориться.
— Я хочу детей, — продолжала она.
На этот раз он тоже держал рот на замке, хотя понимал ее, видя, как она управлялась со своими племянниками, ему очень понравилось.
— Ты хочешь детей? — спросила она.
— Ага, — ответил он.
— Сколько?
— Двое или трое.
— Я не становлюсь моложе, Мо.
Ну, черт возьми.
Теперь он снова боролся с улыбкой.
— И ты тоже, — заметила она.
— Верно, — пробормотал он.
— Мы со всем разберемся, — заявила она.
Он шумно втянул воздух носом.
— Мы сможем со всем разобраться, Мо, — заверила она его.
— Это порежет меня на части, если ты решишь потом двинуться дальше.
Она замерла от его признания, ее лицо окаменело, когда она уставилась на него.
— Ты хорошая женщина. Неподражаемая. Умная. Забавная. Любишь своих племянников, открыто выражая им свою любовь. Они любят тебя так сильно, ты заботишься о них, поэтому они чувствуют себя настолько свободно, отдавая тебе свою любовь. Ты немного нахальная. У тебя есть талант. Ты веришь в то, чем занимаешься, и изо всех сил стараешься быть лучшей в этом. Ты по-доброму относишься к своим друзьям. Умеешь готовить. Я хочу попробовать с тобой, Лотти. Хочу узнать, насколько лучше все может стать. Но у меня уже был опыт — ключ, и имея этот опыт, знаю, что ты можешь дать этот ключ, а потом его забрать, и для меня все будет не так, как с Тамми. Это порежет меня на куски. Теперь, узнав мое мнение, что ты скажешь?
Она не стала ждать ни секунды, просто рявкнула:
— Позвони Хоуку и скажи, чтобы он работал быстрее.
У Мо больше не было желания ее отшлепать.
У него были совсем другие желания, и он должен был взять себя в руки, чтобы их побороть.
Именно тогда он понял, что она готова ухватиться за любую предоставленную ей возможность быть с ним.
Даже добиваясь того, чего она так хотела, когда у него почти не оставалось сил бороться с ней.
— Что случилось в Афганистане, малыш?
— Потерял двух братьев и убил людей, вероятно, они были мирными жителями.
И именно в эту минуту он понял еще кое-что, что она пойдет до конца, чтобы получить то, что хотела, чтобы дать ему то, в чем он так нуждался.
— Ты все еще держишься за эти воспоминания? — мягко спросила она.
— Поэтому я постоянно себя чем-то занимаю.
— И поэтому ты спишь только по четыре часа в сутки.
— Ага.
— О, Мо, — пробормотала она, и оба этих слова были полны сострадания, он увидел в ее глазах. — Я не могу тебя сейчас обнять, верно?
— Нет.
— Ладно, хотя сейчас я не могу тебя обнять. Но могу пообещать, что позабочусь о тебе, Мо.
— Это трудная задача, Лотти.
Она узнала про малую толику того, что было в Афганистане.
Обо всем остальном она не имела понятия.
— Я упорная и целеустремленная, малыш, — тихо произнесла она.
Мо стоял неподвижно, не сводя с нее глаз, вздохнув.
— Может тебе лучше передать меня кому-нибудь другому из людей Хоука? — предложила она.
О, черт возьми, нет.
— С тобой не будет никого, кроме меня, — прорычал он.
Она тут же кивнула.
Потом улыбнулась.
Не победоносно.
А с благодарностью.
— Хочешь посмотреть телевизор? — спросила она.
— Конечно, — ответил он.
— Игру? – спросила она.
— Неважно, — пробормотал он.
— Кино?
— Для меня все отлично.
— Мо?
— Что?
— Спасибо, дорогой.
— Ты должна прекратить это, детка, — мягко произнес он.
Она тут же кивнула.
— Точно. Правильно. Все должно быть профессионально.
Как будто она могла так себя вести с ним.
Но, по крайней мере, у нее имелись мозги, и она понимала всю серьезность ситуации.
А после…
Он позволил себе задуматься, что будет после, когда все это закончится на самом деле.
— Я сделаю попкорн, — сказала она.
— Я проверю периметр.
Она широко улыбнулась ему.
Огромной и счастливой улыбкой.
Так…
Точно.
Когда все будет сказано и сделано, может он, выйдет победителем на этот раз, или она разрежит его на куски, превратив в пыль.
Но сейчас он понял и еще одну вещь, неважно какой будет конец всей этой истории… после.
Пока же Мо старался сделать Лотти счастливой как можно дольше и как можно больше.
7. Постепенно
Лотти
Свет погас.
Я бросилась со сцены, Мо стоял за кулисами, поджидая, тут же набросив мне на плечи халат.
От него приятно пахло. Чистотой. Мылом и мужчиной.
Он принял душ и вернулся ко мне еще до окончания моего выступления.
Мне хотелось наброситься на него.
Вместо этого я просунула руки в рукава и едва успела отвести руки в стороны, чтобы застегнуть халат, как его большая рука крепко сжала мое плечо, и он практически потащил меня вниз по ступенькам в боковой коридор.
Был вечер вторника.
Достаточно сказать, что Мо теперь знал, к чему все приведет после того, как угроза нападения на меня минует, и я знала, к чему это все приведет, и мы с нетерпением ждали этого момента, когда же все это произойдет.
Но поскольку Мо был Мо, его терпение, как и все остальное в нем, проявлялось гораздо шире.
Этот человек был бомбой замедленного действия.
Отчасти это было связано с его желанием узнать меня получше, и было тяжело (очень трудно) пытаться вести себя непринужденно, держаться на расстоянии, оставаться профессионалом, когда мы были вместе двадцать четыре часа в сутки.
Мы вместе готовили. Вместе ели. Вместе смотрели телевизор. И после того, как я закрыла окна простыней (что мне не нравилось первоначально и сейчас, но с этими простынями я получила возможность зависать с Мо перед телевизором, поэтому меня это устраивало), Мо развалился на диване напротив меня в моей спальне с закрытыми глазами, пока я читала. Даже с закрытыми глазами я знала, что он проснулся, выглядя бодрым (и безумно сексуальный, отчего хотелось его трахнуть прямо сейчас), но несмотря на то, что он открыл глаза, был уже весь настороже.
Мы разговаривали.
У нас не было другого выбора, кроме как узнать друг друга получше, и то, что я узнавала мне нравилось (хотя он был не очень разговорчив, и с каждым днем становился все более немногословным из-за того, что его терпение все больше и больше истощалось).
Я также знала, что ему нравится то, что он узнавал обо мне.
С момента нашей первой встречи слова для Мо были не нужны, он спокойно мог общаться и так. Поэтому я получала в ответ больше смеющихся серебряных глаз и нежных взглядов, которыми он меня одаривал…
Мужчина.
Да.
Все должно было скоро закончиться.
Бомба замедленного действия Мо также имела непосредственное отношение к здоровяку, который хотел заняться со мной сексом.
И между прочим, мне так нравилось, я просто обожала, что он тогда сказал, как о занятии со мной любовью.
Но он был слишком мужчиной во всем, а мужчинам нужно было что-то получать, он спал в моей комнате, жил в моем доме, смотрел, как я раздеваюсь перед другими. И его потребность была такой сильной, что у нее появился свой вкус, запах, ощущение, его потребность была постоянной и становилась все сильнее с каждым днем.
И то, что он не мог дотронуться до меня, для него, наверное, было настоящей пыткой.
Я это знала, потому что для меня это тоже было пыткой.
И с каждым днем становилось все хуже.
И последнее, но у меня появилось такое ощущение, и это было самым главным, терпение Мо имело острые края, которые, как я предполагала, не были связаны с желанием пригласить меня на ужин, поинтересоваться какой у меня любимый цвет, а затем отвезти меня домой и трахнуть.
Острые края заключались в том, что этого психа еще не поймали, и в этом было что-то действительно нехорошее.
Я не спрашивала. Если Мо считал нужным поделиться со мной тем, что мне следовало знать или он хотел, чтобы я знала, он говорил.
Более того, я думала, что это был еще один его способ, которым он пытался меня защитить. Он был именно таким парнем. Он должен был это делать.
И хотя все это не вызывало у меня желания прыгать от радости, я не настаивала.