Он пытался вернуть контроль.
Мне нужно было то же взять себя в руки.
Проблема была в том, что некоторые части моего тела умоляли меня подняться на ноги, используя матрас в качестве трамплина, чтобы запрыгнуть на него.
Он согнулся в талии, мне была видна только его спина, бесподобная спина, пока снимал свои солдатские ботинки, а это означало, что он использовал руки, значит мышцы на его спине и плечах двигались.
И я готова была кончить снова.
— Мо, — всхлипнула я.
Быстро, как стрела, он выпрямился, его руки оказались на моих лодыжках, раздвинув ноги.
Господи, он должен перестать делать такое дерьмо.
— Малыш, — выдохнула я.
Потом он уперся одним коленом в кровать, потом другим. Плавно наклонив голову вниз, двинулся вперед, будто собирался глубоко нырнуть, погрузившись с головой под воду, его рот оказался на моих трусиках.
Я вцепилась пальцами в простыню, голова откинулась назад, раздвинула ноги шире, чувствуя, как его зубы стали царапать ткань.
Так хорошо.
Господи.
— О Боже, Господи, — пропела я, положив одну руку ему на затылок, почувствовав теплую гладкость кожи и дрожь от макушки до пят.
Я подтолкнула его голову к себе.
Его рот сомкнулся на ткани, и он с силой ее потянул.
Господи.
— Мо, — простонала я.
Его рот исчез, почувствовала, как его палец зацепился за ластовицу моих трусиков, он соединил мои ноги, выпрямил их, встал на колени и сорвал с меня трусики.
Отбросил, поймал мои ноги за икры, раздвинул, в таком состоянии они и упали на кровать.
Я уставилась на него, он полез в задний карман за бумажником.
— Да, — прошептала я.
Вытащив бумажник, не сводя с меня глаз, он отбросил его на кровать, руки потянулись к ремню.
— Да, — выдохнула я.
Металлический звук расстегивающейся пряжки заставил меня снова вздрогнуть. Звук его расстегнутой молнии заставил меня напрячься. Движение его рук, которое означало, что он положил руки на пояс и собирался… снять брюки, заставило меня опустить глаза на его ширинку.
Его солдатские карго спускались по массивным бедрам, и его массивный, твердый как камень член выскочил наружу, окруженный густыми темными волосами.
О да, о да, да, да, да.
Господь явно меня любил.
— Поторопись, — взмолилась я.
Он наполовину натянул презерватив, прежде чем мой взгляд передвинулся на его лицо.
— Скорее! — Рявкнула я.
Он упал вперед на кровать, и я чуть не закричала: «Аллилуйя!»
Но он остановился передо мной.
— Мо! — Воскликнула я.
Его рука скользнула между моих ног, два пальца прошлись по клитору, а затем вошли внутрь.
О да.
Я упала на спину, закрыла глаза, подняла колени и потянулась к нему.
Твердые мускулы, гладкая, горячая кожа.
Красивый.
Я открыла глаза, когда он начал двигать пальцами.
— Я хочу, чтобы ты вошел.
— Ты должна быть готова, детка, — сказал он низким, напряженным голосом.
— Думаю, ты чувствуешь, что я готова для тебя, дорогой, — заметила я.
Я не была мокрой.
И это чувствовала.
Я была безумно мокрой.
Он раздвинул пальцы внутри меня и вытащил их.
У меня глаза закатились, а пальцы впились в его бока.
Он отодвинулся и нежно стал кружить вокруг клитора.
Я снова посмотрела на него, судорожно сжимая пальцами его плоть.
— Мо, прошу тебя.
— Медленно, — только и произнес он.
Он с ума сошел?
Мы ждали этого сто лет!
— Никаких медленно, — ответила я.
Его пальцы оставили меня, и я наконец почувствовала головку его члена у своего входа.
— О да, — выдохнула я.
Он скользнул внутрь, растягивая. Я взяла его за голову, он двинулся, давая мне только чуть-чуть себя, вернее чуть-чуть своего члена.
Я скользнула руками по его грудным мышцам.
— Еще, Мо, давай… дальше.
Он продвинулся еще на пару дюймов, открывая, наполняя, но не больше, снова качнулся, давая мне только это.
И его движение отозвалось в моем клиторе — нежное трение чистой, восхитительной агонии.
— Мо, малыш, — взмолилась я.
— Я — большой.
Сквозь помутненный разум я постаралась сосредоточиться на нем, заметив напряжение, выступивший пот, суровость на его лице, оголенный голод в его взгляде.
Я протянула руку, ухватилась за его сильную шею, подтянулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Мне все равно, Мо, я хочу всего тебя.
Он продвинулся еще, не весь, и снова стал покачиваться.
— Малыш, — прошептала я, закидывая ноги, чтобы упереться пятками в его задницу.
Боже, его задница была так хороша, его член был так хорош, все остальное было просто великолепным и горячим.
Он был нужен мне весь внутри.
— Лотти, ты мне совсем не помогаешь, — процедил он сквозь зубы.
— Я пытаюсь, — отрезала я.
— Детка…
— Мо.
— Милая.
Я схватила его за подбородок обеими руками.
— Мо!
Он пристально посмотрел мне в глаза, потом опустился на локоть, и мощным рывком вошел целиком.
Он наполнил меня.
Он был во мне.
Наконец-то он был весь мой.
Я выгнулась навстречу ему, как кошка, мой длинный, горловой низкий стон прошелся по комнате, пока упиралась пятками, обхватив его руками, как только могла достать, крепко сжав мышцы своей киски.
— Черт, — простонал он.
И тут то все и началось.
Он врезался в меня, а я цеплялась со всей силы за него.
Он двигался быстрее и сильнее, а я еще крепче цеплялась за него.
Когда начала кончать — великолепное событие, которое не заняло много времени, впилась ногтями в его грудь и прокричала его имя.
Я прижала его большой палец к своему клитору.
И полетела, впиваясь в его кожу, обхватив ногами, удерживая его задницу своими икрами, стонами выдавая его имя снова и снова как заклинание.
Я все кончала и кончала, и только когда пальцы обеих моих рук нащупали его затылок, его большой палец исчез.
Но он просунул руку под меня, обхватил за талию, чтобы держать меня неподвижно, принимая его толчки, чтобы я не билась головой об изголовье кровати, когда его глубокий, быстрый, горячий ритм стал супер заряженным, и мой энергичный мужчина — электродвигатель, потерял всякий контроль.
О да.
Мне это нравилось.
Выходя из оргазма, я поймала его сверлящий взгляд и услышала начинающийся рокот где-то у него в животе, прежде чем он вырвался из его горла.
Его голова откинулась назад, жилы на шее напряглись, он врезался своими бедрами в меня, затем прижал их, его рокот превратился в стон, я готова была поклясться, который сотряс мои прикроватные лампы на тумбочках.
Боже, он был великолепен, когда кончал.
Захватывающе великолепен.
Он не рухнул на меня, когда все закончилось.
О нет.
Только не мой Мо.
Я видела насколько мощным был его оргазм, я видела и чувствовала, слышала.
Еще до конца, не придя в себя, он перекатился на спину, я оказалась на нем, мы все еще были с ним соединены.
Я прижалась щекой к его груди.
Он положил одну руку мне на шею, другую — на задницу.
Это было настоящее путешествие, с мощными подъемами и падениями его груди, пока его дыхание успокаивалось.
У меня было такое чувство, пока я лежала на его груди, как спуск с горы.
Мне понравилась каждая секунда.
В конце концов, его большой палец погладил мой подбородок.
— В следующий раз мы будем помедленней, — пробормотал он.
— Хорошо, — пробормотала я в ответ, поглаживая гладкую ложбинку между грудными мышцами тыльной стороной ладони.
— Хоук дал мне два выходных.
— Я позвоню и скажу, что приболела.
Сначала я не поняла, что происходит, также не поняла не мерещится ли мне или я слышу на самом деле.
Потребовалась секунда, чтобы понять, что дрожь его большого тела и звуки в глубине груди, которые низко рассыпались по комнате, были ничем иным, как смехом Мо.
Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как я слышала его смех, но я ни разу не слышала, чтобы он так смеялся.
Но, услышав его смех, я захотела это увидеть.
Поэтому подняла голову и посмотрела на него сверху вниз.
Лицо расслабленное, насытившееся, глаза нежные и теплые, устремленные на меня снизу вверх.
— Ты не поцеловал меня, — прошептала я.
— Я полностью поцеловал тебя, — прошептал он в ответ. — Только не в губы.
О да.
Правильно.
Я улыбнулась.
— Наш первый поцелуй — поцелуй в киску.
Его губы изогнулись, глаза опустились на мои губы, затем руки обняли меня, и я оказалась на спине с Мо сверху, его губы на моих, язык скользнул внутрь.
Я мяукнула, обхватила его руками, ногами и засосала его язык глубже.
На вкус он был точь-в-точь таким, каким я себе его и представляла, и целовался так, как я себе и представляла Мо.
Ошеломляюще удивительно.
Да.
Я оказалась права.
С каждым днем, мало-помалу или по-крупному, я все глубже влюблялась в этого мужчину.
В конце концов он провел кончиком языка по моей нижней губе и спросил:
— Ну, как?
Это был лучший первый поцелуй в моей жизни.
Кроме того, киски.
— Мне этот тоже понравился.
Он улыбнулся и погладил мою скулу указательным пальцем.
И было это немного больше, чем все.
* * *
Я вытянула вперед обе руки, упираясь ладонями в изголовье кровати, с каждым его толчком у меня изо рта вырывались звуки, вызванные непрекращающимся оргазмом.
Мо стоял на коленях позади меня.
Его бедра были такими массивными, что ему пришлось трахать меня, широко расставив ноги, удерживая, чтобы я смогла принять его целиком.
Это означало, что я ничего не могла делать, только держаться за изголовье кровати, пока он двигался позади меня.
Как только я выходила из очередного оргазма, как не понятно, попадала в новый, потому что каждый его толчок, вызывал взрыв ощущений на моем клиторе. Сейчас пыталась сдержаться, хотя бы на несколько секунд.
Но Мо понял, видно ему это не понравилось, он протянул руку и ущипнул мой чувствительный комок нервов.
Я вскрикнула, захныкала и снова кончила.
— Черт возьми, да, Лотти, — прорычал он и его сильные бедра вонзились в меня.
Внезапно он низко наклонился, и мои закатившиеся глаза встали на место, тело сотрясла судорога.
— Да, бл*дь, детка, — проворчал он, опустив меня на живот, нависнув сверху и трахая до конца.
Боже, как мне нравилось слушать, когда он кончал.
Хотя я предпочитала смотреть.
Но, учитывая, что была большая вероятность того, что трахая меня, он проделал вмятину в кровати в мой размер, но я воспринимала это как должное.
После того как он кончил, начал медленно уменьшаться, нежно легко двигаясь внутри, почувствовав его губы, двигающиеся от конца моего плеча вверх, затем он зарылся лицом мне в шею.
— Сладкая киска, — пробормотал он, оставаясь внутри меня. — Милое маленькое тело. Красивые волосы. Сладкие сексуальные звуки. Вкусный запах. Серьезно, ох*ительный секс. Моя милая Лотти.
— Не говори так, когда я не могу тебя поцеловать, — пробормотала я в подушку.
И почувствовала его улыбку, затем почувствовала, как его язык стал исследовать область за моим ухом.
— Не делай таких вещей, когда я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой после того, как кончила пятнадцать раз, — приказала я, все еще бормоча в подушку.
Он ущипнул меня за мочку уха, отчего по моему телу прокатилась дрожь, и спросил:
— Пятнадцать?
— Не знаю. У тебя огромный член. А ты — настоящий электродвигатель. И трахаешься как танк. Я теряю счет времени, когда занимаюсь с тобой сексом. И не знаю где я. Не знаю, находимся ли мы все еще в моей спальне. Я даже не знаю, какой сейчас год.
Я почувствовала то чувство, которое, как поняла, мне очень нравилось, услышав его глухой, гортанный смех, прежде чем он выскользнул из меня, приподнялся, перекатился вместе со мной, осторожно накрыл меня своим телом, перенеся свой вес на предплечье, воспользовавшись свободной рукой, поглаживая мое бедро.
Мне пришлось задрать голову, чтобы поймать его довольное выражение лица, но с тем, что я получила только что, я не возражала против затраченных сил.
— Мы все еще в твоей спальне, — сообщил он мне.
— Какой сейчас год?
— Милая, глядя на твою тугую попку, и как твоя более тугая киска принимает мой член, я без понятия. Надеюсь, я буду трахать тебя десятилетия.
— Я не об этом. Мы не сможем завести детей, если ты десять лет будешь заниматься со мной сексом в презервативе. Через десять лет моя способность забеременеть может кануть в Лету.
Это его не испугало.
Нисколько.
Не моего Мо.
Он наклонился ближе, коснулся губами моих губ, отодвинулся на дюйм и спросил:
— Короче, сколько ты хочешь?
— Семь тысяч, но я возьму две-три и семь тысяч кошек.
Его тело засмеялось, задвигалось, когда изо рта послышался смех, мне это снова понравилось, а потом он сказал:
— Я не кошатник.
Ох-ох.
— Ты не любишь кошек?
— Брать или оставлять кошек, в основном оставлять. Я собачник.
Хорошо.
Это становилось проблемой.
Я попыталась ему донести всю серьезность этой проблемы, обхватив руками его лицо, потребовав:
— Только не говори об этом Тексу.
Он повернул голову, поцеловав в ладонь (вот так, еще чуть-чуть), и повернулся ко мне.
— Клянусь Господом, не буду упоминать о кошках.
— У тебя есть собака?
— Я слишком много работаю, чтобы заводить собаку.
С этим пора заканчивать, так как я могу позаботиться о собаке, и у нас будет одна (или две, или четыре).
Хотя ему также придется смириться и с кошками (двумя или четырьмя).
— Аксель показался мне милым, — заметила я.
— Аксель — хороший парень.
— Он сказал, что вы друзья.
— Так и есть. Как я уже сказал, Аксель хороший парень.
— У тебя много дружбанов?
— Команда Хоука. И еще старые школьные приятели, с которыми я поддерживаю связь. Моя семья.
Я откинула голову на подушку.
— Твоя семья?!
— Мама и четыре сестры.
Четыре?!
— У тебя четыре сестры?! — Спросила я.
— Ага.
— Ты самый старший?
— Самый младший.
Я уставилась на него.
Тогда спросила:
— Ты самый младший среди четырех сестер?
— Ага.
— ОМойБог.
Мне показалось это невозможным.
Ни один человек его роста не мог быть самым младшим или самым молодым.
— Все, кроме одной, замужем, — поделился он. — У всех, кроме той одной, есть дети. У меня всего пять племянниц и племянников.
Мне это понравилось.
Мне безумно это понравилось.
И не только из-за того, что я могла свободно задавать ему вопросы о его жизни, друзьях, семье, не пытаясь держаться на расстоянии.
Мне нравилось, что у него была большая семья.
Мне нравились большие семьи, и я очень любила свою семью.
— И у них у всех норвежские имена? — Спросила я.
— Сигне, Марта, Лене, Трин, по порядку, от старшей к младшей.
Значит, норвежские.
— И ты познакомишься с ними, как только представиться такая возможность, — объявил он.
Я начала улыбаться.
Потом кое-что пришло мне в голову, и я перестала улыбаться.
— У них могут возникнуть проблемы с тем, что я стриптизерша?
Тень пробежала по его лицу, это означало, что тень тут же окутала и мое сердце.
Но я поняла, что не стоит недооценивать Мо и его чувства ко мне, я быстро этому научилась.
Тогда.
Потому что Мо перевернул нас обоих на бок, прижал к себе, но не сводил с меня глаз.
— Знаешь, детка, — мягко произнес он, — думаю, проблема в том, как ты сама оцениваешь то, чем занимаешься.
— У меня с этим нет никаких проблем, — выдала я вполне очевидное.
— Но первый вопрос, который ты задаешь — есть ли у кого-то с этим проблемы.
Да, я спрашивала не в первый раз.
Но поняла, к чему он клонит.
— Чтобы я заранее знала, есть ли у кого-то проблемы, чтобы не тратила время и эмоции на какого-нибудь идиота.