Я чувствую, как моё тело начинает изменяться, мои чары ускользают, когда он лишает меня лица и тела Мак, открывая мой истинный облик.
Когда всё готово, он смотрит вниз, и я слишком ясно вижу, что он думает при взгляде на меня. Разочарование и презрение мерцают в его звёздных глазах.
Из-за того, как я выгляжу. И не более.
Я плачу, но слёзы не катятся. Не из-за того, что он думает обо мне, а потому что мне отказано в простом удовольствии в последний раз расправить мои великолепные крылья. Или хоть почувствовать их.
Теперь я в бодрствующем стазисе и, по его словам, скоро засну.
После этого, если я понимаю правильно, я умру. Бодрствующая под конец.
«Почему?» — думаю я как можно громче.
— Ты полукровка, — говорит он. — Я не этого хотел. Ты должна была стать первой из моей тайной армии, спрятанной среди Светлого Двора, но со дня своего рождения ты была ходячей, бесконечно приставучей, плачущей и голодной обузой. Твоя мать лежит в гробу слева от тебя. Давным-давно, в день, когда я похоронил её, я принёс тебя с нами. Я едва не похоронил тебя в тот же день, но передумал. Я даровал тебе жизнь, Лирика. Я породил тебя. Я разрешил тебе жить. Думая обо мне, помни об этом. Я мог утопить тебя при рождении как нежеланную дворняжку. Когда принцесса увидела, что она носила в себе, ах, моя уродливая нежеланная Лирика, она кричала и кричала, отрекаясь от тебя, угрожая разоблачить меня. Я чарами замаскировал себя под её любовника, видишь ли. Она считала меня Видимым. Она не догадывалась о существовании Невидимых. Я думал, что ты будешь всего лишь более тёмной версией фейри Светлого Двора, но ты получилась такой совершенно неправильной, что выдавала существование нашего двора. В сам момент своего появления на свет ты предала меня.
«Но теперь они давно мертвы. И всё же ты никогда не выпускал меня. Почему?»
— Полукровка, — говорит он, пожимая плечами и прищуривая глаза от неприязни. — Вселенная пометила тебя как уродство. Она также знала, что ты никогда не должна была появиться на свет. Ты никогда не будешь принята. Для тебя нет места. Ни один фейри не посмотрит на тебя, не видя в тебе врага своего двора. У тебя нигде не будет дома. Я защитил тебя от их презрения и варварства. В день, когда я похоронил твою мать, я пообещал, что дам тебе два проявления доброты. Я дам тебе жизнь, причём замечательную жизнь с твоими книгами. Затем я приведу тебя домой, когда придёт время. И время пришло. Тебе нет места в моём новом мире. Тебе место здесь, рядом с твоей матерью. Ты наконец-то можешь покоиться с миром.
«Но я ещё даже не жила!» — кричу я.
Ему всё равно. Теперь он покончил со мной, он сказал своё слово, и ему надо возвращаться к своей жизни, к новой дочери, которая хорошенькая и похожа на него, к новому двору, новым планам, а я погружаюсь в лёд, пока он давит и давит на меня, и я не могу ни бороться, ни кричать, ни бушевать, ни убить его, чего мне так сильно хочется.
Кто он такой, чтобы решать, где мне место? Кто он такой, чтобы говорить мне, что меня никто и никогда не примет? Кто он такой, чтобы вешать на меня ярлык чисто из-за моей внешности, словно это имеет значение?
Кто он такой, чтобы решать, жить мне или умереть?
Все живые создания, вне зависимости от их облика, имеют право жить хорошо и свободно.
Я чувствую, как лёд смыкается вокруг меня, и я не могу дышать (хотя по идее я в этом не нуждаюсь), и это всё равно ощущается как удушение, словно я тону в Гиннессе (о, во имя Богини, я бы всё отдала, чтобы снова тонуть в Гиннессе внутри вонючей бутылки и опять заявиться в постель Смерти!), это ощущается как утопление, затем лицо Крууса далеко, за удушающим сине-чёрным льдом, и он накладывает чары на мою гробницу, и ходит по периметру моей усыпальницы, напевая и воздвигая ещё больше чар.
И он убивает меня, я знаю, потому что уже чувствую голодную тьму, которая лижет мою сущность, осушает мой свет и энергию, и я могу думать лишь об одном — но он же неправ.
Он же совершенно, совершенно неправ.
Я не уродлива.
Я не чудовище.
Я хорошая и добрая, я страстно увлечена созиданием, никогда не разрушаю, я великолепно забочусь о книгах, я не загибаю уголки страничек, мне нравится помогать другим достигать своих целей и добиваться успеха, и я люблю. О, как изумительно хорошо я могла бы любить Смерть! (И заодно научить его как следует клеить ярлыки).
Короче говоря, я великолепна.
Затем я больше не думаю, вопреки моим отчаянным попыткам сопротивления, ибо сон утяжеляет мои веки грузными монетами дремоты, возможно, в последний раз.
Глава 42
Доброе утро, Червь, ваша честь[54]
Дэни
Телепатия — это способ, которым гениальные, путешествующие по космосу существа, известные как Охотники, общаются и намереваются провести наш суд.
Я смотрю за решётки своей клетки на ровно двенадцать ледяных чёрных драконов, вспоминая, как впервые увидела одного из них, плывущего высоко над улицами Дублина, хлопающего кожистыми крыльями и поднимающего вихри льда.
Кажется, это было давным-давно; я была чертовски юной. Горела жизнью, раздражалась на всех и вся из-за того, что они не настолько же ярко живы и неугомонны, как я, пока я примеряла одну личность за другой, решая, кем я хочу быть.
То были одни из лучших дней. Я люблю ребёнка, которым я была. Особенно теперь, когда у меня есть более чёткое понимание того, какой я могла вырасти. Я поддерживала в живых самое важное, что есть во мне, не позволяла эрозиям превратиться в оползни.
Охотники с их массивными головами сатиров, длинными изогнутыми рогами, расщеплёнными копытами и раздвоёнными языками, с огромными чернильно-чёрными шкурами и крыльями, с длинными чешуйчатыми хвостами выглядят сатанически, хотя за ними вздымаются вихри льда, а не языки адского пламени. Как бы там ни было, я считаю их прекрасными и не хочу переставать быть одной из них. И я не хочу, чтобы Шазам никогда больше не стал существом, известным как Й'Рилл. Я хочу смягчить приговор, чтобы мы оставались такими же двойственными существами. Они могут «подрезать наши крылья», так сказать, на несколько десятилетий, ограничить наши силы. Я соглашусь на это.
Наши двенадцать присяжных парят в космосе, без проблем левитируют, не шевеля даже кончиком крыла (блин, мне надо разобраться, как это делается — зависть овладевает мною), расположившись через разные интервалы за нашими клетками.
Это существа, которые ухаживают за великими нитями космоса, путешествуют через пространство и время, иногда связывают воедино жизни и события, наблюдая, как свершаются эпичные вещи. Будучи любопытствующими искателями приключений, всякий раз, замечая рябь значительных событий, случающихся в одном месте, в удалённом уголке вселенной, они отправляются к планете, страдающей от родовых схваток, чтобы наблюдать рождение изменения. Совсем как недавно их привлекла Земля, когда стены между мирами фейри и людей начали рушиться.
Й'Рилл сказала мне, что есть разные касты Охотников. В самом низу их иерархии — каста, которую король Невидимых создал в своей лаборатории: В'Кан, ставшие наёмными охотниками для ши-видящих. Потому что Охотникам сложно родить детей, они разрешили королю использовать их сущность в своих стремлениях создать жизнь, надеясь, что таким образом они смогут породить больше молодняка.
По словам Й'Рилл, Охотники были оскорблены тем, что сотворил король, и В'Кан являются отвергнутыми отщепенцами. Если им хватает глупости присоединиться к своим сородичам в небесах, их немедленно просеивают в другое место (и оно явно не приятное). Они уничтожены за множественные прегрешения. Настоящие Охотники не желают иметь ничего общего с кастой наёмников, порождённых королём.
И всё же им нравится король. Й'Рилл говорит, что давным-давно он оказал им огромную услугу, тем самым они должны ему за этот дар, но он никогда ничего не потребовал. Я нахожу это крайне тревожным. Охотники могут манипулировать временем, и я лишь надеюсь, что король не захочет однажды начать всё с самого начала. Мак говорит, что она тоже задолжала ему. Опять-таки, тревожно.
Охотники хотят больше детей. Но строгость и нелогичность их правил в сочетании со сложностью процесса появления на свет гарантирует разочаровывающий исход.
В прошлом, когда я начала чернеть и внезапно смогла метать смертоносные молнии из рук, я понятия не имела, что со мной происходит, а ведь я женщина, которая привыкла к странностям. Я не могу вообразить, как обычный человек справится с такой пугающей трансформацией.
Я в любой момент могла отвергнуть изменения. Й'Рилл говорила мне, что если бы я не примирилась с трансформацией полностью, если бы в глубине души я не жаждала этого, то процесс быстро обернулся бы вспять, не оставив мне никакого объяснения тех дней, когда я почернела и внезапно обрела новую суперсилу. Я бы никогда не знала, что величественный Охотник избрал меня своей дочерью. Я бы никогда не стала драконом, изучающим космос.
«Ты будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся», — взрывается в моей голове, и я зажимаю ладонями уши, рыча:
— Потише! — грёбаный ад, они громче, чем Кристиан во взбешённом настроении. Мы начинаем не с лучшей ноты. Я уже ощетиниваюсь. Говорить, когда к тебе обратятся, как же. — Я бы хотела увидеть свод законов, — требую я.
«Какую часть "говорить только тогда, когда к тебе обратятся" ты не поняла?»
— Каждый чёртов слог, — бесстрастно отвечаю я. — Вы мучили нас, посадили в клетки, морили голодом, оставили в темноте, обвинили в преступлениях, которые вы даже не потрудились озвучить, а ведь вы должны быть такими чрезвычайно эволюционировавшими, что можно ожидать…
«Молчать!»
— …хотя бы еды в клетке, даже если это всего лишь практически несъедобная протеиновая размазня. И я не могу слышать Шазама. Я имею право слышать, что он говорит. Позвольте мне его услышать.
«МОЛЧАТЬ!»
В моих ушах раздаётся звон, и на меня внезапно накатывает тошнота.
— Я буду держать рот на замке, если вы позволите мне услышать Шазама, когда он будет говорить, — я отчаянно желаю поговорить с ним, утешить. Быть взаперти в клетке, смотреть, как он плачет — это убивает меня. Я жажду утешить его, приободрить.
Огненное фырканье эхом раздаётся в моей голове. Множество мыслей транслируется разом: «Она проблемная. С чего вдруг Й'Рилл выбрала её? Возможно, это вина не Й'Рилл, а этой неуправляемой. Й'Рилл следовала правилам, пока не появилась эта». И наконец, суровое предостережение: «Й'Рилл понесёт ответственность за свои действия. Её действия принадлежат лишь ей. На Охотников не влияет никто другой».
— Фигня на палочке. На всех влияют другие, если они их любят, — рычу я. — Единственное, в чём виновна Й'Рилл — это в том, что она меня любит. Это единственная причина, по которой она совершила такие поступки. К слову говоря, где ваши законы? Я требую возможности изучить их и подготовить нашу линию защиты.
Внезапно появляется звук, словно они соединили наши клетки системой интеркома, и Шазам безудержно рыдает:
— Йи-йи, моя Йи-йи, ты когда-нибудь меня простишь?
— Тут нечего прощать, Шазам. Я бы не изменила ни секунды нашего времени вместе, — пылко говорю я. — Я вижу тебя, Йи-йи.
«Вы не станете обращаться друг к другу, только к суду. Если вы нарушите это правило вновь, мы не позволим тебе слышать, что говорит Й'Рилл».
— Но в этом и проблема, — набрасываюсь я. Я была готова к этому, продумала свои аргументы. — Вы судите Й'Рилл, но вызвали в суд Шазама. Шазам не принимал решений, за которые вы собираетесь его наказать. Это делала Й'Рилл. Следовательно, говорить должна Й'Рилл.
На мгновение воцаряется тишина, затем взрыв мыслей, которые я не могу различить, затем оглушительное молчание, когда они обрывают телепатическое общение со мной.
Яростно пружиня с ноги на ногу, игнорируя мигрень, которая почти началась у меня от голода, и отчаянно осознавая, что у меня осталось очень мало драгоценной энергии, я рычу:
— Вы не можете просто отсечь меня. Судебные процессы не так работают. Я имею право слышать ход мысли, который приводит к вашим решениям. Даже люди допускают такое, а вы предположительно бесконечно превосходите их. Акцент на слове «предположительно».
Двенадцать пар огненных глаз резко смотрят в мою сторону.
«Шазаму больше не разрешается быть Охотником».
— Я знаю, что вы так решили. Я говорю, что это неправильно. Шазам — не Охотник. Он маленькое существо, которое не обладает мудростью и интеллектом Й'Рилл. Он не может выражать свои мысли так же ясно, как она. Не Шазам совершал преступления, в которых он обвиняется. Это была Й'Рилл. Вы подвергаете суду не ту личность. Й'Рилл должна иметь возможность говорить за себя.
Охотники один за другим исчезают — полагаю, чтобы заново собраться в другом месте и обсудить возражение, которое я озвучила. Я воспринимаю их отсрочку как обнадёживающий знак. И я также надеюсь, что когда они вернутся, они принесут мне свои законы и дадут время их изучить.
— Шазам? — произношу я с такой же надеждой. Ответа нет. Они опять отсекли нас друг от друга.
Вздохнув, я перевожу взгляд на него, и моё сердце ухает в пятки. Пушистые лапы с чёрными когтями крепко обхватывают решётки, к которым он привалился и рыдает.
Я невольно вижу саму себя, в своей клетке. Сколько ночей я провела в таком же состоянии, маленькая и одинокая, жаждущая утешения. Я понимаю его боль, одиночество и страхи. Шаз и я, мы идеально подходим друг другу. Я его не потеряю.
Внезапно в моей клетке воцаряется темнота, и я ничего не вижу за её пределами.
Вздохнув, я плюхаюсь на пол, слышу звон и лихорадочно шарю в темноте, пытаясь нащупать, что я только что задела.
Я обнаруживаю это, угодив рукой в нечто холодное и влажное.
— О чёрт возьми, самое время, — бормочу я. Мне даже всё равно, что находится в металлической миске, которую они поместили в клетку, когда выключили свет. Это какие-то злаки, плавающие в жидкости. «Совсем-не-Хэппи-Мил[55], Бэтмен», думаю я раздражённо. Если бы я знала, что они принимают заказы, я бы предложила бургер и картошку фри.
Я жадно ем, пальцами запихивая непонятную кашицу в рот, делая паузы, чтобы отпить через край между глотками, и надеюсь, что Шазама они тоже покормили.
Если это не так, то данная жестокость не останется без внимания, когда они вернутся.
Глава 43
Узрите, я стал Смертью[56]
Кристиан
«Ты — конец всех фейри, — торопливо прошептала Лирика мне на ухо перед тем, как исчезнуть. — Для короля Невидимых ты — аналог Фэр Дороха[57] королевы Видимых, кучера её Повозки Смерти. Ты можешь убить их. Смерть создавался как личное оружие короля. Только король и Круус знали, кем был этот принц, и они никогда ему не говорили, никогда не давали заклинание для достижения его полной силы. Проверь книги Бура-Бура. Там ты найдёшь то, что тебе нужно».
Я сижу перед горой этих самых книг, которые я ещё не открывал, потому что как только я это сделаю, слова и предложения начнут решительный, враждебный марш, сходя со страниц. По какой-то причине предложениям в книгах Бура-Бура не нравится оставаться в рамках страниц; возможно, они считают, что их история — отстой, и ищут возможность написать свою собственную, новую, в которой события будут более монументальными и интересными. Я в своё время прочёл несколько книг, которым определённо не помешало бы немного помощи, а несколько из них нужно было совсем переписать.
Дэни приоткрыла эти книги давным-давно, в Настоящей Библиотеке короля, в день, когда она выпустила Кровавую Ведьму. Я торчал возле верхних полок, по какой-то немыслимой причине ведомый желанием прочитать их от корки до корки, слушая, как она хихикает внизу. Её смешки превратились в ругательства, когда она лихорадочно попыталась запихать предложения обратно в книги, а они жалили её со свирепостью муравьёв, оскорблённые тем, что их грубо хватают и коверкают.