— Мне надо знать финал.
— Нужда — это опасная вещь.
— Жизнь вообще штука опасная.
— Ах, красавица, — сказал он. — Это ты опасная штука.
Я прищурилась и сказала очень тихо.
— Так и есть. Особенно когда мне не дают узнать финал. Я твоя королева. Я требую знать, что случилось с Зарой и её королём.
— Циклы. Вечно повторяются. Чем больше вещи меняются, тем больше они остаются прежними. Тебе лишь нужно посмотреть на вас с Бэрронсом, чтобы догадаться, как всё заканчивается. Если, конечно, что-либо когда-либо по-настоящему заканчивается, что в высшей степени спорно, — Парень с Мечтательными Глазами изобразил лёгкий насмешливый поклон и исчез.
Внезапно я тоже исчезла.
***
Вновь появившись, я тут же поняла, что я в Белом Особняке. Я уже была в данной комнате прежде — своеобразный огромный театр, но теперь эта комната стала бледной версией самой себя. Возвышенная платформа, на которой актеры исполняли свои драмы, была уже не золочёной и богато украшенной сценой, а сделанной из простого дерева. Алые шторы и ковры поблёкли и износились. Мерцающие люстры превратились в тусклые деревянные канделябры, некогда бархатные сиденья теперь сделались деревянными стульями из реек.
Белый Особняк был домом души Зары и короля, их любовь придавала ему форму. Без этой любви он стал всего лишь домом. С выключенным светом и холодным воздухом, лишённый страсти, лишённый их вечного присутствия.
Я двинулась вперёд и присела на один из шатких стульев в первом ряду. ПМГ никогда и ничего не делал просто так.
Мгновение спустя с потолка опустился старомодный экран проектора, развернувшийся и заполнивший собой сцену. Позади себя я услышала треск ожившего старого проектора, а воздух заполнился ароматом масляного попкорна. Я посмотрела вниз и обнаружила в своей руке упаковку мятных конфеток.
ПМГ — это реально нечто.
Фильм начал воспроизводиться, сначала белый экран с чёрной рамкой, затем появилась милая хижина на очаровательной поляне. В мире Зары была ночь, и за окнами её хижины плясали отсветы пламени.
— Полагаю, есть какая-то причина, по которой я здесь? — сухо произнёс Бэрронс позади меня.
Я запрокинула голову, улыбнулась ему и похлопала по сиденью рядом со мной.
— ПМГ перенёс тебя?
Он склонил голову набок.
— Это что, кино-вечеринка в Белом Особняке?
То, что он будет участвовать, если я попрошу — это свидетельство его любви. Он будет красить мне ногти, подстригать мои слишком длинные волосы, накладывать шины на мои поломанные кости и последует за мной на край вселенной. И я сделаю то же самое для него.
— Тише, кино начинается. Я сделала короля смертным. Он отправился к Заре. Я хочу знать, чем всё закончится.
— Полагаю, есть какая-то причина, по которой я здесь? — повторил Бэрронс ещё более сухо.
— Разве ты не хочешь знать, что случится?
— Этот высокомерный мудак достаточно долго усложнял наши жизни. Он выбыл из игры, и я не желаю видеть его вновь.
Тем не менее, он опустился на шаткий стул, который опасно застонал под его весом.
И мгновение спустя, когда в моей правой руке появилось ведёрко горячего масляного попкорна, я взяла руку Бэрронса в свою левую ладонь и откинулась на спинку неудобного стула, уставившись на экран с широко раскрытыми глазами и громко стучащим от предвкушения сердцем.
***
Зара стояла, глядя на мужчину на её пороге, и не могла поверить своим глазам.
Он пришёл.
Снова.
Как он смеет?
— Оук! Смеет! — сердито пискнула Т'Мурра.
Тысячи упрёков полыхали в глазах Зары.
Тысячи угрызений совести горели в глазах короля.
Затем он повесил свою тёмноволосую голову и самую чуточку пошатнулся вперёд, и она, не сумев сдержаться, тоже самую чуточку подалась навстречу.
Мотылёк для его пламени.
Снова.
Всегда.
Но нет! Она не сгорит! Не истлеет до шелухи прежней женщины, не останется опустошённой, потерянной и сбитой с толку!
Король медленно двинулся вглубь хижины, словно приближаясь к дикому животному, которое он не хотел спугнуть.
«Мудро, — подумала она, прищурив глаза, — ибо у этого животного есть зубы. И оно готово пустить их в дело».
И всё же…
Её чёртово сердце помнило, и её сердце озарилось радостью от чуда вновь увидеть его.
Смертного.
Наконец-то высокомерное, властное, бессмертное существо дало ей то, чего она всегда хотела.
Нормальную обычную повседневность, маленькие радости жизни с ним.
Король остановился в полуметре перед ней.
Они долгое время молча смотрели друг на друга, и она знала, что его сердце услышало каждое из её бесчисленных обвинений. Это было очевидно в том, как он вздрагивал, хмурился, закрывал глаза и снова открывал их с тенью бескрайней печали.
И пока он слушал её обвинения, её сердце слушало колоссальность его самобичевания. Как это всегда бывало между ними, грани их сущностей сливались между собой, словно вернувшись домой.
— Извинения ничего бы не дали, Зара, — наконец сказал король, и она задрожала от хриплого тона его голоса, смягчённого любовью. — И всё же я предложил бы тебе тысячу извинений, а потом ещё тысячу. Любой акт раскаяния был бы пустым, ибо это заняло бы остаток моей смертной жизни плюс ещё целую вечность, чтобы загладить мои проступки перед тобой. И всё же…
Он замолчал так надолго, что она нетерпеливо рявкнула.
— И всё же что? Что, по-твоему, сейчас сыграет роль? Что ты наконец-то готов постареть и умереть со мной?
— Да, — просто ответил он. — Я умру за то, чтобы умереть с тобой. Я сгорю ради того, чтобы сгореть с тобой. Я сделаю что угодно, в любом месте, в любом времени, чтобы провести оставшиеся часы с тобой. Сейчас я говорю тебе то, что должен был сказать тогда. Покажи мне свой мир, Зара. Научи меня своим обычаям. Поделись со мной бесчисленными маленькими радостями, которые ты видишь. Смири, ошеломи и зачаруй меня красотой своего сердца, как ты сделала это в момент нашей первой встречи. Я дефектен. Но это дефектное существо не может и не желает существовать без тебя больше ни единого часа. Если мне придётся стать твоим рабочим на улице, позволь мне трудиться ради твоего блага. Если ты можешь принять лишь мою заботу о твоей повседневной жизни, но без интимной близости, так тому и быть. Но позволь мне жить рядом с тобой. Говори со мной. Позволь мне наблюдать, как ты танцуешь, совсем как когда-то под полночной луной, дикая и свободная. Разреши мне любить тебя, хотя бы из соседней хижины. И если ты в какой-то момент почувствуешь, что я причиняю тебе горе, боль или другую дурную эмоцию, тебе нужно лишь пробормотать несколько слов, чтобы сослать меня в самые дальние уголки вселенной, потому что я предпочту умереть в одиночестве, лишь бы не причинить тебе больше ни единой унции печали.
Зара уставилась на него, наконец-то слыша те слова, которых она ждала вечность.
— Оук! Слишком поздно, слишком поздно! — пропищала Т'Мурра.
Зара была склонна согласиться.
И всё же…
Она облизнула губы и поколебалась. Они оба гордые. Всегда были гордыми. Расправив плечи, она сказала:
— У меня тоже недостатков хватает. Я перестала пытаться. Я подпитывала свою злость и отдалилась. Я могла бы уйти в любое время. И если бы я ушла…
— Я бы пошёл следом. Ты бы привлекла мое внимание. Я бы последовал. Мы бы поссорились.
— Но я оставалась и с каждым минувшим столетием изобретала новые причины презирать тебя, вместо того чтобы прийти и найти тебя, что я могла сделать в любое время. Я могла входить во все двери в твоей обители. Я знала, где находилась твоя лаборатория.
— Почему ты не пришла? Я был бы рад отвлечению.
— Я хотела, чтобы ты сам выбрал прийти ко мне.
— Гордость.
— И страх. Мы всегда пылали слишком жарко. Всегда.
— Нет такой вещи, как «слишком жарко», если мы остаёмся вместе. Это холод разлуки является проблемой. Ни один из нас не боролся за то, чтобы остаться вместе, — он умолк на мгновение, затем сказал: — Я, тот, кто ничего не боялся, страшился смертности.
— А я, та, кто ничего не боялась, страшилась потерять свою душу. Не только из-за превращения в бессмертную, но и потому, что моя любовь к тебе временами ощущалась более великой, чем моя любовь к себе.
— Да. Именно так, — прошептал он. — Я люблю тебя до безумия.
— Огонь для моего льда… льда одинокой жизни целительницы.
— Лёд для моей бесконечной лихорадки… жара одиночества творца. Зара, — мягко произнёс он, и его голос надломился на этом слове. — Прошу. Позволь нам попытаться ещё раз.
Глаза Зары переполнились слезами.
— Попытаться ещё раз! — чирикнула Т'Мурра, взъерошив пёрышки перед тем, как вновь угомониться.
Нежно, медленно, король протянул руку, чтобы смахнуть слезу с её щеки. Она была потрясена, увидев, что его глаза тоже блестели.
— Скажи мне, что ещё не поздно, Зара.
Да помогут ей боги, ещё не поздно. Она не была уверена, что с этим мужчиной когда-нибудь будет слишком поздно. Невозможно уйти от него, этого смертного, который отринул всю определённость, всю власть, чтобы испытать короткое мгновение жизни с ней.
Подвинувшись ближе, она всмотрелась в его привлекательное, любимое лицо, и всё её тело ускорилось от желания. Теперь они были всего лишь людьми, их жизни коротки. Они не правили дворами, не несли ответственности ни за какие миры, кроме их собственного — этого маленького средневекового мира, где она была целительницей, а он может стать ремесленником. Они будут бродить по лесам на рассвете, заниматься любовью днём, а под полночными лунами она будет танцевать для него.
— Поцелуй меня, любовь моя.
Затем она очутилась в его руках, и он, подхватив, понёс её к кровати, и когда она упала на покрывало, он сбросил свою рубашку.
Он уже не был тем огромным существом, которому приходилось менять облик, чтобы быть с ней. Он был, пожалуй, на сорок сантиметров выше неё, всё так же мощно и прекрасно сложен.
Боги, она жаждала его!
— Если ты уйдёшь, в этот раз я приду за тобой, — пригрозила она, сверкнув глазами.
— Я ожидаю от тебя этого. Хотя не дам тебе повода, — сказал он, сбрасывая ботинки.
— Если ты планируешь помешаться на чём-то помимо меня, — выплюнула Зара, — я наложу на тебя ужасные заклинания. И теперь ты не сможешь с ними справиться.
— Я не заслуживаю меньшего, — согласился он, и его веки отяжелели от желания, пока он бродил своим тёмным взглядом по её телу.
Она ткнула в него пальцем.
— Если ты не будешь прибирать за собой и рассчитываешь оставлять свой обычный бардак, я буду отчитывать тебя до такой степени, что ты будешь мечтать о глухоте.
— Тогда я буду убирать за нами обоими на протяжении первых нескольких столе… десятилетий.
— Это может здорово помочь задобрить меня, — признала Зара, когда он присоединился к ней на кровати.
Он до сих пор ещё не целовал её. Он смотрел на неё так, словно не мог поверить, что он здесь, вот-вот обнимет её, прижмёт к себе и возьмёт её любыми способами.
— С чего бы тебе прощать меня?
Зара слегка улыбнулась.
— Потому что прощение создаётся из любви. А я никогда не перестану любить тебя.
Король смял её губы своими.
***
Я откидываюсь на спинку красного бархатного кресла с восхищённым вздохом, мой зачарованный взгляд прикован к экрану проектора, обрамлённого узорной позолоченной сценой.
Они вот-вот займутся любовью, и я полностью увлечена моментом, забыв про попкорн на соседнем кресле и до боли возбудившись. Я бросаю взгляд на Бэрронса и обнаруживаю, что он смотрит на меня, и его полночные глаза превратились в бассейны кровавой похоти. Моё дыхание сделалось прерывистым, и его тоже.
Я снова смотрю на экран, невыносимо разрываясь. Я не считаю себя вуайеристкой, но упустить возможность посмотреть, как эти прекрасные и несчастливые любовники, бесчисленное количество раз прошедшие сквозь сам ад, занимаются любовью со всей страстью их сердец?
Никогда.
Я чувствую, что внимание Бэрронса тоже вернулось к экрану, когда король накрыл Зару своим смуглым, мощным телом.
Внезапно король поворачивается и резко бросает взгляд через плечо.
То есть, прямо на нас!
Затем он протягивает руку, которая вырастает до невероятных размеров, тянется к нам дальше и дальше, словно он может дотянуться сюда и прикоснуться к нам. Или шлёпнуть за подглядывание.
Затем с хлопком, который заставляет меня подскочить на сиденье от испуга, экран проектора скручивается, и аппарат скрывается в потолке.
Оставляя пустую сцену.
— Ох! Как он смеет? — негодую я. — И вообще, как он это сделал? — требую я. — Он же больше не король. Как он дотянулся до Белого Особняка и повлиял на материю здесь, когда он находится за много миров отсюда и…
— Да похер, какая разница? — рычит Бэрронс, явно не меньше меня раздражаясь, что наше шоу прервали на горяченьком. — Я знаю, где мы можем посмотреть конец.
Его тёмный взгляд блестит той же похотью, что пылает в моих венах. Он дёргает меня за руку и срывается с места, почти таща меня за собой, пока я не справляюсь со своими ногами и не начинаю бежать бок о бок с ним.
Мы проносимся через Белый Особняк, по коридорам, которые вновь начали светиться золотистым, затем по по розовому мрамору, по яркой лазури, наконец, по кроваво-красному и в итоге по чёрному мрамору, и с каждым шагом страсть во мне полыхает всё ярче и жарче, когда я слышу их шёпот, чувствую их ласки, отголоски любви, которая продлилась миллион лет и наконец-то полностью скрепилась, когда Зара и её король готовы пожертвовать всем, просто чтобы быть вместе как мужчина и женщина перед лицом неопределённого будущего и гарантированной смерти в итоге, и всё это ради одного большого глотка горечи и страсти прямо сейчас.
К тому времени, когда мы достигаем двери комнаты возлюбленной, я наполовину раздета, а Бэрронс сдёргивает с себя ремень и расстёгивает брюки. Мы вместе вваливаемся в комнату, падаем на огромную белую кровать и утопаем в мягких горностаевых шкурах. Над нами тысячи искрящих бриллиантов лениво кружат в воздухе, а в них пробуждаются к жизни крошечные огоньки. В очаге белые берёзовые поленья вспыхивают пламенем.
А зеркало! Огромное зеркало в золочёной раме, соединяющее белую часть комнаты с тёмной, мигает рябью ртути, после чего делается прозрачно-чёрным, и на другой стороне Зара и её король занимаются любовью так, словно завтра никогда не наступит. Так, как мы всегда должны заниматься любовью.
Но сейчас, мой верный читатель, я, как и король Невидимых, убираю свой экран, чтобы оставить тебя с этим.
Любовь. И только любовь.
Это величайшая и самая могущественная магия в мире.
Никогда не переставай в это верить.
Жизнь невыносимо долга лишь тогда, когда проживаешь её без сердца.
ГЛОССАРИЙ
ЛЮДИ
ШИ-ВИДЯЩИЕ
ШИ-ВИДЯЩАЯ (ВИДЯЩАЯ СИДХОВ): человек, на котором не работает магия Фейри, способный видеть сквозь иллюзии или «чары» Фейри их истинную природу. Некоторые также способны видеть Табх'ры — потайные порталы между мирами. Другие могут чувствовать объекты силы Видимых и Невидимых. Каждая ши-видящая уникальна и обладает различной степенью сопротивляемости к Фейри. Некоторые ограничены, некоторые развиты и наделены многочисленными «особыми силами». Тысячелетия ши-видящие защищали людей от Фейри, проскальзывающих в дни языческих праздников, когда барьеры становились тоньше, чтобы устроить Дикую Охоту и похищать людей.
АВГУСТА О'КЛЭР: Бабушка Телли Салливан. Бэрронс отвёз Айлу О'Коннор в её дом в ту ночь, когда Синсар Дабх сбежала из своей тюрьмы под аббатством Арлингтон двадцать с лишним лет назад.
АЙЛА О'КОННОР: биологическая мать Мак. Двадцать с лишним лет назад Айла была лидером Хэйвена, одним из семи доверенных советников Грандмистрисс в священном удалённом круге ши-видящих в аббатстве Арлингтон. Ровена (Грандмистрисс) хотела, чтобы лидером Хэйвена была её дочь, Кайли О'Рейлли, и пришла в ярость, когда женщины избрали Айлу. Айла была единственным членом Хэйвена, пережившим ночь, когда Синсар Дабх сбежала из тюрьмы под аббатством. Она недолго была одержима Темной Книгой, но не превратилась в смертоносную садистскую машину для убийств. В хаосе, творившемся в аббатстве, Айла была ранена и сильно пострадала. Бэрронс говорил Мак, что посещал могилу Айлы пять дней спустя после её ухода из аббатства, и что она была кремирована. Бэрронс говорит, что насколько ему известно, у Айлы была лишь одна дочь. Позднее он говорит Мак, что вполне возможно, что Айла была беременна той ночью, когда он её видел, и ребёнок мог выжить при должном медицинском уходе. Он также говорит, что возможно Айла не умерла и выносила другого ребёнка (Мак) и отдала его. Бэрронс предполагает, что Айла выжила, потому что разумное зло в лице Синсар Дабх копировало себя в её беззащитного эмбриона, создала абсолютную копию себя внутри неродившейся Мак и умышленно пощадила её. Считается, что Айла умерла, родив Мак, но договорилась, что её подруга Телли тайно вывезет обеих её дочерей из Ирландии в приёмную семью в Штатах, запретив когда-либо возвращаться в Ирландию.