Я наконец-то понимаю, почему Риодан и Бэрронс столь придирчиво подходят к тому, кого они считают своими людьми, и полностью, интенсивно погружаются в нынешний момент. Смерть придёт, горе будет вновь и вновь проливаться дождём, и единственный способ пережить его и оставаться живым, неравнодушным существом — это платить цену боли каждый раз, иначе ты станешь таким же варварским и ледяным, как фейри. Больно будет всегда. Но пока ты способен на страдания, ты способен и на радость. Глубины ада и вершины рая лучше, чем ужас отсутствия чувств.
Когда-то безупречно уложенные тёмные волосы Джека Лейна теперь превратились в серебристую гриву. Очки для чтения выглядывают из кармана его рубашки под шерстяным кардиганом. Морщинки обрамляют его глаза, пролегают по лбу, окружают рот. И хоть он выше 180 см, мне кажется, что он… как будто сделался меньше.
— Мак! — взрывается он, озаряясь улыбкой и широко разводя руки.
Я стремительно несусь в эти медвежьи объятия, которые всегда пахнут перечной мятой, лосьоном после бритья и домом.
— Боже, как я по тебе скучал, — говорит он, целуя меня в макушку.
— Папочка, — бормочу я и запрокидываю голову, чтобы поцеловать его в щёку, улыбаясь. Кем бы я ни стала, как бы я ни изменилась, наши отношения останутся прежними. Этот мужчина всегда будет сильной и оберегающей стеной, которая неизменно возвышалась передо мной, когда я была ребёнком, заставляя меня чувствовать себя защищённой и лелеемой. — Я люблю тебя, — я не упускаю возможности говорить это смертным, которые мне дороги.
— Я тоже люблю тебя, малышка, — он сжимает мои плечи, глядя на меня. — Как сильно ты изменилась.
Я не говорю «ты тоже». Никогда не скажу. Я дарю ему милосердие, всегда воспринимая его как самого сильного, самого лучшего, самого лихого отца в мире. С искорками в глазах я дразню:
— А ты как всегда такой же красавчик.
— Идём, — говорит он, беря меня за руку, и подводит к глубокому креслу у огня. — Расскажи мне всё. Но начни с того, зачем Риодан затащил меня сюда. Что такого случилось, что все пытаются от меня скрыть?
Мой зоркий как орёл отец с проницательным взглядом; от него никогда нельзя было что-то скрыть.
Отказавшись от кресла, я отворачиваюсь.
Он ровным тоном требует:
— Где твоя мать, Мак?
Вздохнув, я перевожу взгляд обратно.
— Риодан привёл меня сюда одного. Это значит, что она пропала или хуже того, и они боятся, что со мной тоже что-то случится. Затем ты появляешься впервые за два долгих года. Расскажи мне всё.
Я рассказываю, признаваясь, что это немного, но она больше не ощущается в мире смертных. Я говорю, что ему не нужно беспокоиться, потому что фейри ей не навредят. Они бесстрастны и терпеливы и понимают её ценность для меня — в невредимом состоянии.
Он мрачно слушает, затем говорит:
— Чем я могу помочь?
Я печально качаю головой. Ничем, и он это знает. Вот почему его руки сжимаются в кулаки, а в глазах собираются грозовые тучи. Мой отец не из тех мужчин, которые сидят и ничего не делают. И всё же, когда дело касается фейри, большинству людей остаётся только сидеть и ничего не делать, что лишь увеличивает мою ответственность. Именно я должна укротить Видимых, которые без присмотра поглотят наш мир. Я должна найти способ, чтобы оба вида жили мирно.
Или уничтожить один из них.
На протяжении одного безмолвного момента мы смотрим друг на друга, затем он стискивает меня в очередном медвежьем объятии, и я снова просто-Мак, впитываю тепло и силу мужчины, который всегда будет моей скалой, моим чемпионом, дарителем лейкопластырей и поцелуев, а когда необходимо, моим самым суровым критиком, и я слишком остро понимаю, что (даже если мне повезёт получить десятилетия с ним) потеря его наступит слишком скоро и едва не разрушит меня.
— Я верну её, папа. Я обещаю. Мы будем семьёй, и жизнь снова будет нормальной. Я тебя люблю, — повторяю я.
— И я тебя, малышка. До луны и обратно.
Просеиваясь обратно, я отбрасываю зловещее ощущение, что это может быть последними словами, которые мы скажем друг другу.
Я прекрасно понимаю, что это не так. Я просто чувствую себя уязвимой, потому что Видимые похитили мою маму.
Только и всего.
Глава 8
В твоей лжи есть правда, в твоей вере есть сомнение[12]
Кристиан
— Бэрронс тебя убьёт, чёрт возьми, — наконец выдавливает Кэт после бесконечно долгого молчания, во время которого её взгляд мечется от меня к Мак-самозванке и обратно. — Он будет убивать тебя медленно, раз за разом, и то, что ты пережил в лапах Кровавой Ведьмы, в сравнении покажется каникулами.
Я ощетиниваюсь.
— Но он не убьёт Мак, да? А тебе не кажется, что когда женщина изменяет, она не менее виновна, чем мужчина, с которым она изменяет? — я задаюсь вопросом, почему я дискутирую на эту идиотскую спорную тему, учитывая, что это не Мак стоит тут голая, и мы не занимались сексом, но двойные стандарты оскорбляют меня, и моё настроение ухудшается с каждым новым препятствием, которое встаёт между мной и перепихом. — Кроме того, это не то, что ты думаешь, — говорю я, ещё сильнее раздражаясь из-за того, что Кэт даже не заметила, что она встречается со мной взглядом, и из её глаз не течёт кровь, или что я эффективно приглушил опасные аспекты своей формы Невидимого в то же мгновение, когда она вошла, призвал капельку земной силы и чарами воссоздал образ горца, чтобы тот поддерживался, пока я его не отпущу.
В её серых глазах мелькают тени.
— Она использовала на тебе сидхба-джай, Кристиан? — тихо спрашивает она и хмурится. — Разве это вообще возможно… чтобы королева пересилила и использовала принца Невидимых для секса против его воли?
— Это никогда не было бы против его воли, — говорит голая не-Мак. — Секс — это секс. Все существа стремятся спариваться.
— Это было бы против моей воли, — рычу я, радуясь, что я единственный детектор лжи в комнате.
— Секс — это не просто секс, — тихо говорит Кэт. — Иногда это изнасилование.
Голая не-Мак говорит:
— Среди смертных — возможно.
— Она не Мак, — сообщаю я Кэт.
Кэт награждает меня озадаченным взглядом.
— Тогда кто она?
Я ощущаю пугающе мощное смещение пространства и времени за долю секунды до того, как кто-то просеивается перед Кэт, и я разъярённо матерюсь, когда Мак — настоящая Мак — проявляется в башне.
— Да ты издеваешься, чёрт возьми, — взрываюсь я. Чем я заслужил такое паршивое продолжение дня, который начинался так многообещающе? Очевидно, во вселенной существует какая-то садистская сила, которая получает удовольствие, говоря «Ого, смотрите, у Кристиана МакКелтара наконец-то неплохой день. Давайте-ка засрём его».
Мак с разинутым ртом таращится на голую себя.
— Нет, это ты издеваешься, чёрт возьми… — она умолкает, обходя Кэт и приближаясь к своему двойнику, и смеряет её взглядом с головы до пят.
Библиотекарь смотрит в ответ, оценивая её с равной смесью настороженности и зачарованности.
— Я выгляжу не так, — наконец говорит Мак.
— Мы сильно походим друг на друга, — не соглашается голая не-Мак.
— Я уже много лет не отращиваю волосы там. И остальная часть её выглядит так, как выглядела я, когда впервые приехала в Дублин, — Мак осматривает волосы копии, её ладони и ступни. — Она везде естественная. Поверить не могу, что ты так плохо меня скопировал, — на мгновение она жёстко оценивает меня, затем кивает и говорит: — Ты изменился. Хорошая работа, Кристиан.
Я настолько растерялся, увидев голой сначала Мак, потом Дэни, что и не заметил, что из бутылки появилась Мак-до-коронации. Королева Мак имеет платиновые волосы, которые спускаются ниже её бёдер, и электричество трещит в воздухе вокруг неё. У библиотекаря более короткие солнечные волосы, и вокруг её тела нет ни капли царственности.
— Я не создавал эту женщину, Мак. Она появилась из одной из фляжек короля. И в каком смысле — хорошая работа? — выпытываю я. Я знаю, что изменился, но вдруг она своими королевскими силами чувствует нечто большее?
— Потом. Не перестаёшь открывать их, да? Что она такое? И почему она выглядит как я?
— Понятия не имею, и я не открывал её намеренно. Чёртова фляжка сломалась.
— Сама по себе? — сухо уточняет Кэт.
Я награждаю её мрачным взглядом.
— Я споткнулся об неё, но её там вообще не должно было… — я обрываю себя и рявкаю: — Да, я сломал эту чёртову штуку, ясно? Но этим утром её там не было. Я понятия не имею, как она оказалась на полу. Я всегда убираю сосуды, — Мак я говорю: — Она Видимая или Невидимая?
— Она не может быть Невидимой, — говорит Кэт. — Они все были разрушены Песнью.
Мне показалось, или на лице библиотекаря промелькнуло выражение ужаса?
— Возможно, что она избежала разрушения, будучи закупоренной в бутылке. Мы не знаем, как именно сработала Песнь, — Мак размышляет и хмурится, глядя на неё. — Это ускользает от меня, — говорит она наконец.
— Как это возможно? Ты королева. Если она фейри, ты должна знать, из какого она двора — Тени или Света.
— Я не сталкивалась с мелодией, которую она источает. Это… — её глаза закрываются. Открыв их вновь, она говорит. — Ставит в тупик.
— Прекрасно? Уродливо? — настаиваю я.
— Отличается от всего, что я когда-либо слышала. И в то же время… знакомо.
— Оригинальность? — уточняет Кэт. — Но ведь ею наделены одни лишь Невидимые?
Мак обходит женщину по кругу, изучая её.
— Возможно, будучи Видимой, которую так долго продержали в Белом Особняке, она изменилась. Что всё равно не объясняет то, почему она выглядит как я.
— Но разве время в королевстве Невидимых не убило бы её, как Круус замышлял в отношении Эобил? — говорит Кэт.
— Белый Особняк не относится к королевству Невидимых, — отвечает Мак.
Я хмурюсь. Глаза Мак не выглядят хорошо. Под яркой зеленью сверкают осколки льда. Что-то не так. И это не имеет никакого отношения к неизвестному существу в моём замке. Я решаю подождать и лишь попозже сообщить ей, что у обитательницы бутылки есть два облика, и второй — это Дэни.
Библиотекарь уже не глядит на Мак, а стоит абсолютно неподвижно и смотрит мимо неё в пустоту, словно старается сделаться невидимой. К сожалению, она по-прежнему видна и нервирующе обнажена. Я рычу:
— Да твою ж мать, кем бы ты ни была, надень чёртову одежду!
И существо из фляжки тут же оказывается не обнажённой.
А вот Кэт обнажена.
Стройная мускулистая ши-видящая взвизгивает, пригибается и обхватывает руками тело, пытаясь скрыть свою внезапную наготу.
Я призываю силу земли, чтобы одеть её, в тот же момент, когда это делает Мак, и в итоге на Кэт оказывается множество слоёв одежды, которых хватило бы на самую ледяную зиму.
Мак и Кэт обе мечут в меня взгляды-кинжалы.
— Что? — раздражённо рычу я, сердито глядя на библиотекаря. Хотя её глаза скромно опущены вниз, она слегка усмехается.
— Почему ты просто не одел голую-меня с самого начала? Ты овладел своей силой, — рявкает Мак.
— А почему, — яростно парирую я, — голая-ты не оделась сама, если она могла стырить одежду Кэт? Откуда я должен знать, что она это умеет?
— Ты давно овладел способностью перемещать небольшие элементы, — скрежещет Кэт сквозь зубы, стягивая свитер, который Мак надела на неё поверх созданной мной водолазки. Затем она садится на пол, чтобы сдёрнуть одну лишнюю пару обуви. Я подумываю сказать ей, чтобы не утруждалась. Мы с Мак создали эти вещи настолько одновременно, что я подозреваю, что две пары обуви соединились в одну. Дёргая ботинок, Кэт раздражённо продолжает: — Если бы ты одел её, я бы не оказалась голой.
— Это утро было непростым, и нагота меня отвлекает, — реву я. Не знаю, что беспокоит меня сильнее — потенциальные последствия появления необъяснимой библиотекарши, её откровенная безмятежность и намеренные провокации, или едва сдерживаемый шторм в зловещих фейри-глазах Мак. — Я мужчина. Пристрелите меня за это или смиритесь. Я постоянно прикрывал её тканью. Она отказывалась держать её на себе.
— Следи за громкостью! — восклицает Кэт, прижимая ладони к ушам. — И убери одну пару обуви, — она пытается стащить ботинок, который слился с другим и не поддаётся. — И мне нужна только одна пара джинсов.
Мак (настоящая Мак) начинает хохотать. Я настороженно наблюдаю за ней. Там есть нотки… не совсем безумия, но определённо отголоски чего-то… слетевшего с петель.
— Что случилось, Мак?
— Не сейчас.
Кэт бросает на неё мрачный взгляд.
— Как ты можешь находить это забавным?
— Мне была нужна доза абсурда, и я всегда могу положиться, что жизнь в Ирландии мне её предоставит.
— Формально, — сообщаю я ей, — мы в Шотландии.
Мак окидывает взглядом башню, набитую книгами и безделушками короля Невидимых.
— Где именно в Шотландии?
Я кратко уточняю:
— Чтобы не усложнить всё ещё сильнее, Мак, ты уберёшь ботинки и джинсы Кэт, или это сделать мне? — если мы оба это сделаем, то вернёмся на исходную точку, и они обе опять разозлятся на меня. Я сам достаточно зол. А если я зол, и дорогие мне люди злятся на меня, то я злюсь ещё сильнее.
— Я это сделаю, — говорит Мак, и вместе с этими словами двойной наряд Кэт исчезает.
Кэт облегчённо вздыхает.
— Спасибо. Мне было жарко.
— Шотландское нагорье. Башня Дрохечт, — отвечаю я на вопрос Мак. — Как ты сумела просеяться сюда, если никогда прежде здесь не бывала? — мне сложно просеиваться в места, где я никогда не был, если в моём распоряжении не имеется дополнительных средств, например, локона волос Мак.
— Я пыталась просеяться к Кэт в аббатство, но меня перенаправило сюда, — её взгляд возвращается к библиотекарю, которая стоит с опущенными глазами. — Кто ты?
Не отводя взгляда от пола, она отвечает:
— Ты можешь называть меня библиотекарем.
— Чего именно?
— Того, что было Библиотекой короля Невидимых, пока этот ущербный, — она тычет пальцем в мою сторону и награждает обвиняющим взглядом, — не перенёс меня и часть моей коллекции куда-то ещё и не разрушил мой метод обнаружения вещей, — я с интересом замечаю, что в мою сторону она смотрит без дискомфорта, но вот на Мак — уже нет.
— Ты Видимая или Невидимая?
— Я не могу так или иначе ответить на этот вопрос.
Мак бросает на меня взгляд.
— Детектор лжи.
— Кажется правдой, но с каким-то подтоном, который я не могу определить, — говорю я.
— Ты фейри, — произносит Мак.
Библиотекарь пожимает плечами.
— Я задала тебе вопрос, — рычит Мак.
— Я не услышала вопросительных интонаций, — холодно отвечает библиотекарь. — Для меня это прозвучало как утверждение.
Глаза Мак прищуриваются, и она выдавливает сквозь стиснутые зубы.
— Ты фейри?
Не-Мак цедит с осязаемой враждебностью.
— Как я должна знать что-либо о себе? Я живу в бутылке, О великая королева. В отличие от тебя, у меня нет свободы разгуливать где угодно, потакая своим королевским желаниям.
— Если ещё раз обратишься ко мне вот так, то умрёшь в бутылке.
— Это ответ, который я вынуждена озвучить.
— Ты знаешь, что я могу с тобой сделать.
— Пытать меня. Множеством разнообразных способов. Когда кто-либо вечно живёт в стеклянной тюрьме, боль — это способ занять себя.
— Почему ты напоминаешь меня?
— Я с таким же успехом могу спросить, почему ты напоминаешь меня. Кто был создан первым?
— Я не была создана. Я была рождена.
— Создана. Рождена. Результат один и тот же. Мы существуем.
— Как ты здесь очутилась?
Уставившись взглядом в мою грудную клетку, библиотекарь отвечает:
— Этот олух разбил мою фляжку.
Мои крылья поднимаются, шелестя от раздражения. Кто это существо, которому вздумалось называть принца Невидимых олухом?
Мак косится на меня.