Часто, засыпая в теплой постели, она вспоминала, что раньше здесь спал Теодор. Теперь он спит в большой холодной хозяйской спальне. Один. Кто она здесь? Кто-то вроде экономки, только имеет право сидеть за господским столом. Но она сама напросилась. Теодор даже не выставил никаких условий, вроде присмотра за домом. За это она тоже сама взялась. Оценит ли он?
Однажды Теодор присоединился к ней за ужином.
— Я пригласил рабочих для восстановления потолка в большой столовой. Вы не возражаете?
— Нет, не возражаю.
Эмма удивилась, что он вообще заговорил с ней. К сожалению, больше Теодор ничего не сказал.
— Я запретила входить слугам в эту комнату и в музыкальную гостиную, — нарушила она молчание.
— Миссис Кэмп сказала мне, — кивнул Теодор. — Разумно с вашей стороны, но несколько излишне. Мы уже говорили с ней об этом.
Эмма не поняла, обрадоваться ли его словам или огорчиться. С одной стороны, он сказал, что это разумно. С другой — излишне, мол, и без тебя все знают. Но в голосе Теодора она не услышал ни намека на насмешку, поэтому решила никак к его словам не относиться.
— Люстру придется продать, — с сожалением сказал Теодор. — Она слишком тяжелая.
— Жаль, — ответила Эмма. Она понимала, что Теодор прав. Было бы опасно оставить столь тяжелую вещь в разрушающемся доме. — Может быть, ее можно сохранить… до лучших времен?
Теодор откинулся на спинку стула, задумчиво посмотрев на нее. «Или до худших,» — подумал он.
— Да, пожалуй, можно.
Эмма обрадовалась. Люстра была редкой красоты — единственная по-настоящему ценная вещь в этом доме.
— Завтра я еду в город, — снова нарушила она молчание. — Нужно кое-что купить.
— Вам… нужны деньги? — спросил он, сделав ударение на последнем слове.
— Нет, — слегка обиделась Эмма. — Я просто предупредила вас, что буду некоторое время отсутствовать.
Теодор мрачно улыбнулся. Он не сомневался, что она поедет в соседний небольшой городок для встречи с любовником. Он мог бы поехать с ней и разрушить ее планы. В конце концов, он ее муж.
— Езжайте, мадам.
«Как мило, что вы попросили у меня разрешения,» — едва не добавил он, но решил, что ссориться будет излишним.
Эмме показалось, что он хотел что-то добавить, что-то неприятное, но она не была уверена.
Глава 6
К вечеру следующего дня разразилась гроза.
Впрочем, неприятности начались еще утром, когда принесли письмо из Лондона. Это было известие о Джонасе. Прочитав письмо, Теодор погрузился в отчаяние. Целый день он занимался запланированными делами, пытаясь решить, что делать: оставить непутевого братца самого выкарабкиваться из неприятностей или помочь ему.
Весь день погода была прекрасной, а потом как-то быстро набежали тучи, и небо словно прорвало. Гроза длилась час, пока не перешла в тупой мелкий дождь, не прекратившийся к ночи. Эмма к этому времени еще не вернулась. «Очень вовремя,» — подумал Теодор.
— Ах, милый, — заговорил он фальцетом, наблюдая, как капли стекают по стеклу и образуют на подоконнике внутри дома лужу, которая постепенно начала перетекать на пол. — Я не виновата, честное слово! Но эта гроза, эта ужасная гроза! Ты ведь понимаешь, почему я вынуждена была задержаться?
Он лег на кровать и зло ответил сам себе:
— Конечно, понимаю, леди Эмма.
Он решил ехать на помощь Джонасу. В конце концов, они братья. Но это в последний раз, поклялся он себе.
Эмма досадовала на грозу, заставшую ее в N. Она задавалась вопросом, беспокоится ли о ней муж. Вдруг он начнет ее искать? Но ехать не было никакой невозможности, все дороги развезло, а в Эшли-парке они и при сухой погоде были не в лучшем состоянии. Жаль, что она поехала в экипаже, а не верхом. Но ведь ей надо было везти то, что она купит. Конечно, многое потом еще отправят…
Утром следующего дня Эмма решила взять лошадь, чтобы добраться до дома, а покупки пока оставить в городе, чтобы потом кто-нибудь привез их. Но ее служанка Кэтрин не умела ездить верхом. Их сопровождал Джеймс Кэмп в качестве кучера. Он мог бы отправиться с леди Эшли в обратный путь, но тогда бедная Кэтрин останется здесь одна. Эмма поняла, что придется провести в гостинице хотя бы один день, дожидаясь, когда дороги немного подсохнут.
Она отправила Джеймса в Эшли-парк, чтобы он сообщил, что леди Эшли вместе с Кэтрин останутся в N. и приедут на следующий день, а сама снова отправилась по местным лавкам.
К ночи Джеймс вернулся, сообщив, что лорд Эшли еще утром уехал в Лондон. Эмма была в недоумении. Может, он решил, что город, в который она поедет, — это Лондон? Странно. Но может быть, ему самому что-то понадобилось там? За время их недолго супружества она не выезжала из Лондона ни на день, тогда как он каждые несколько недель бывал то в городе, то в Эшли-парке. И вот опять уехал из поместья. Она решила не беспокоиться лишний раз. Мало ли, что могло мужу понадобиться в Лондоне.
Через неделю Теодор подъезжал к своему поместью. Он не спешил. Его одолевали мрачные мысли.
Это было хуже, чем обычно. На спасение Джонаса от долговой тюрьмы ушли почти все деньги, которые оставались у Теодора от приданого Эммы. У лорда Эшли это не укладывалось в голове. Женитьбу Теодора Джонас подстроил потому, что тоже проигрался. Но тогда сумма составляла «всего» тысячу. Он разругался с братом и не смог найти денег, чтобы отдать долг, потому ему пришлось на время скрыться из Лондона. К сожалению, во время своих странствий он пытался добыть денег на покрытие долга — и проиграл еще в десять раз больше. Мистеру Харриту доставило удовольствие засадить молодого хлыща в долговую тюрьму, но Джонас упорно не хотел обращаться за помощью к старшему брату, и мистер Харрит сам написал Теодору, что «его брат находится в безвыходном положении, но гордость не позволяет ему…» и т. д.
Мистер Харрит слыл умелым и безжалостным игроком, разорившим не одного молодого повесу. Джонаса разорить было трудно, ибо он и так не имел ничего, но зато его старший брат был женат на богатенькой Холодной Леди, что было известно всем. Уж она-то не разорится из-за такой суммы.
Теодор снял со своего счета в банке все, что там оставалось, и выкупил долговые расписки Джонаса.
— Ты не должен был этого делать, — сказал Джонас, когда брат пришел сказать ему, что он свободен.
— Знаю, — резко ответил Теодор. Он протянул Джонасу конверт. — Садись на корабль и плыви в Индию или Америку, куда угодно, Джонас. На эти деньги ты сумеешь устроиться довольно хорошо. Если, конечно, не проиграешься опять. Но ради Бога, если ты опять собираешься играть, делай это подальше от Англии, ибо больше я не смогу тебе помочь.
— Теодор, не надо… — пытался протестовать Джонас.
— Забирай, Джонас, и уматывай из Англии. В следующий раз я просто позволю тебе сгнить в тюрьме.
Теодор бросил деньги на кровать в комнатушке, которую когда-то снимал в Лондоне вместе с братом, а потом оплачивал аренду для Джонаса, и вышел, хлопнув за собой дверью.
Итак, он остался совсем без денег. Не то чтобы нищим, но если в Эшли-парке случится неожиданное бедствие, он ничем не сумеет помочь. Оставалось надеяться, что лето пройдет без катастроф, осенью они снимут урожай и продадут его. Он успел купить кур и коров, есть небольшой запас зерна, большинство домов подлатаны. Необходимо еще заплатить плотникам, которые чинили потолок в большой столовой…
«Есть люстра,» — подумал Теодор. За нее, вероятно, можно выручить достаточно, чтобы продержаться до осени. Но если случится катастрофа…
Эмма видела, как вернулся Теодор, и неожиданно для себя обрадовалась. Он тяжело слез с лошади и медленно пошел к дому. Что-то случилось, поняла она.
Она велела приготовить ему ванну, но решила не беспокоить мужа до самого ужина. Может, он просто устал с дороги.
— Здравствуй, Теодор, — сказала она, спустившись в столовую. Он кинул на нее мрачный взгляд.
— Здравствуй… Эмма.
Голос его был так мрачен, что начисто отбил у нее охоту разговаривать с ним. Но она притворилась, что ничего другого и не ожидала, и ужинала с обычным независимым и безразличным видом.
— Я продаю люстру, — сообщил неожиданно он. — В Лондоне я нашел покупателя.
Эмма медленно подняла глаза. Зачем бы ему продавать люстру? Ведь он согласился продать ее в крайнем случае… У него есть ее приданое… Или уже нет?
— Ты проигрался, — медленно произнесла она.
Ее обвинение было настолько неожиданным, что Теодор не сразу нашелся с ответом.
— Это… — начал он.
— Ты проиграл в карты! — перебив его, закричала она. Теодор, ошеломленный ее криком, молчал, откинувшись на спинку стула.
— Ну скажи мне, что это не карточный проигрыш, скажи мне, что ты не виноват! — она так резко вскочила, что опрокинула стул.
— Это действительно…
— Ну конечно, ты не виноват! Ты уже почти выиграл, когда удача отвернулась от тебя! — с этими словами она выбежала из столовой.
— Черт! — ругнулся Теодор. Кому взбрело в голову назвать эту взбалмошную дуру Холодной Леди? Какого черта Джонас сам не женился на ней?
Эмма решила уехать из Эшли-парка в свое имение. За два дня она спокойно соберет все вещи. Из Дербери, ее поместья, уже привезли старую мебель, и поначалу Эмма даже решила забрать ее с собой, но потом махнула рукой: все равно куда-то ее надо было девать, пусть уж лучше стоит здесь.
Утром зарядил дождь. Несмотря на это, из Лондона приехала повозка, в которую уложили разобранную на части и аккуратно упакованную хрустальную люстру. Теодор отправился вместе с повозкой в Лондон, чему Эмма была очень рада: ей совсем не хотелось с ним встречаться. Особенно после того, как она сорвалась и — Господи! — накричала на него! Ей следовало оставаться холодной и невозмутимой. Несколько лет она воспитывал в себе эти качества — и так постыдно сорвалась!
Дело было в разочаровании. Она уже почти поверила, что вышла за единственного в Англии порядочного мужчину — и вот! Он сам подтвердил, что проиграл в карты огромную сумму. Интересно, хватит ли ее приданого, чтобы покрыть его долг?
«Это не твои проблемы,» — попыталась убедить себя Эмма, но не получилось. Ей хотелось все знать в подробностях: сколько, как, кому, хватит ли у него денег… «Еще не хватало выплачивать его карточные долги!» — возмутилась она.
Через два дня стало ясно, что ей придется остаться в Эшли-парке, потому что дождь почти не прекращался и дороги стали вовсе непроходимы. Это злило Эмму еще больше. Но иногда она задумывалась о том, что если дождь в ближайшие дни не прекратится, то Теодору придется плохо, особенно если у него и в самом деле почти не осталось денег. «Так ему и надо!» — злорадствовала она.
К вечеру третьего дня он вернулся еще более осунувшийся и мрачный, чем в прошлый раз. «Опять проиграл, — решила Эмма. — Но как он успел за три дня съездить в Лондон и вернуться? Наверное, никуда он не ездил, а проиграл кому-то из местных.»
На следующее утро Эмма и Теодор завтракали вместе.
— Вы продали люстру? — равнодушно поинтересовалась она.
— Нет, — мрачно ответил Теодор.
— Нет? — она удивленно приподняла брови.
Теодор зловеще усмехнулся.
— Позавчера ночью была гроза, вы помните, мадам?
— Нет, здесь не было никакой грозы, но какое это имеет отношение к люстре?
— Молния ударила в сарай, где она хранилась.
Эмма позволила себе слегка улыбнуться: она не поверила Теодору.
— Жаль, — сказала она. — Это была очень… красивая и редкая вещь.
Теодор снова усмехнулся, но оправдываться не стал, хотя видел, что она ему не поверила. Если бы Эмма потрудилась узнать подробности, то узнала бы, что один человек из трех, охранявших ценный груз, тяжело пострадал. Остальные двое в этот момент по счастливой случайности ушли в таверну за едой. А пожар, мгновенно охвативший сарай, перекинулся на конюшню. Одну лошадь пришлось пристрелить… Но это все подробности, которые совершенно не интересовали женщину, предпочитавшую придумывать, а не знать точно.
Глава 7
Постепенно становилось ясно, что дождь зарядил надолго. Теодору грозила беда. Поместье Понсонби было расположено вниз по реке, и, как и в прошлом году, его посевы будут смыты рекой, вышедшей из берегов. Но у Понсонби есть другой источник доходов и есть деньги. Так что он не пропадет. А Теодору Хоупли в этом году придется худо. Помня о беде соседа в прошлом году, Теодор оставил незасеянными участки, которые были ближе всех к воде, но и засеянные поля все-таки пострадали от этого дождя.
Чтобы посевы не смыло рекой, вышедшей из берегов, было принято решение сделать насыпь на незасеянных участках. Работников у Теодора было мало. Даже плотники присоединились к борьбе со стихией, не столько надеясь на дополнительный заработок, сколько желая помочь. Они сооружали деревянные крепления, чтобы земля, насыпанная остальными, не была смыта рекой.
Эмма с горечью наблюдала за их усилиями из окна — в те редкие моменты когда дождь редел — и молилась, чтобы ненастье скорее закончилось. Она даже отправил грумов, обычно сопровождавших ее в поездках, на помощь Теодору и его людям.
Теодору претило принимать помощь от жены, но делать было нечего.
— Я не смогу заплатить твоим людям, — сказал он как-то за ужином.
— Я отправила их тебе на помощь, я им и заплачу, — холодно возразила она.
Теодор пристально посмотрел на нее.
— Спасибо, — сдержанно сказал он.
Эмма холодно кивнула в ответ.
Через два дня стало ясно, что борьба со стихией проиграна. Река, не более шести футов шириной, в результате затяжных дождей поднялась на три фута, залив посевы на полях Теодора. Насыпи все-таки не устояли под напором воды. Но, пожалуй, ни у кого, кроме Теодора, положение не было настолько безнадежным. Немалая часть посевов снесена водой. Погибли животные. Разрушены дома. И главное — совсем нет денег, чтобы можно было хоть что-нибудь исправить.
У самого Теодора денег совсем не было, зато они были у его жены. Но он не представлял, как можно обратиться к этойженщине за помощью.
Эмма не могла уехать, пока не спадет река. Она ждала. Часто гадала, как будет выкручиваться Теодор, и упорно повторяла себе, что это ее не касается.
Плотники заканчивали работу в большой столовой. Эмма задавалась вопросом, заплатил ли им Теодор заранее…
Теодор съездил к Понсонби, надеясь, что дела соседа не так плачевны, как у него. Увы, прошлогодний неурожай и нынешнее наводнение сделали свое печальное дело, и хоть Понсонби не оказался в таком отчаянном положении, он не мог рисковать большой суммой денег. Теодор отдавал себе отчет, что давать ему как владельцу Эшли-парка в долг — дело весьма и весьма рискованное. Понсонби по старой дружбе «на неопределенное время и без процентов» мог одолжить не более сотни фунтов. Этого Теодору хватит лишь на ближайшее время: рассчитаться с плотниками и слугами, выплатить кое-что фермерам.
Он пробовал съездить к другим соседям, но там ему буквально с порога давали понять, что денег не было, нет и не будет. Это было бы забавно, если бы не было так безнадежно.
Можно было бы получить деньги под залог дома и поместья, хоть они и немногого стоят. Но еще один такой год — и все хозяйство пойдет с молотка. Правда, неизвестно, захочет ли хоть кто-нибудь его купить.
Эмма говорила себе: пора уезжать, все вещи собраны, тебе здесь нечего делать, — и все равно оставалась в Эшли-парке. Вот Теодор уехал в Лондон. Он не сказал ей, зачем, но она подозревала, что он уехал добывать денег. Он уехал — а она сидела в Эшли. «Поеду завтра,» — говорила она себе, но на следующее утро обнаруживалось какое-то неотложное дело по дому. Впрочем, в этом доме все дела были неотложными. В конце концов она была вынуждена признаться себе, что не хочет никуда ехать, хоть и не понимала почему. Она отправила охрану обратно, а сама обосновалась в Эшли-парке.
«На месяц, не более,» — сказала она себе.
Теодор вернулся мрачнее тучи. Зная состояние дел в его поместье, многие банки отказывались предоставлять кредит. Те же, которые соглашались, предлагали такие немыслимые условия, что проще и выгоднее было сразу продать поместье. Но он не мог пойти на это. По крайней мере, не сейчас, ибо оставалось еще крайнее средство — попробовать договориться с женой…