-Арина, то, что ты мне сейчас говоришь - это теория, а то, что я тем самым добился сохранения нашей численности - это практика.
Я теряюсь, и не знаю, что ему на это ответить. Мой брат встает, чтобы вернуться в дом, мне же перед возвращением еще потребуется некоторое время на то, чтобы собрать разложенное на траве покрывало и, разбросанные по покрывалу, карандаши.
Мои отяжелевшие веки распахиваются с неохотой.
-Госпожа... Богиня Арина... разрешите.
-Да, Элена, входи.
Она заходит, потупив свой взгляд в пол:
-Госпожа, к вам - мужчина.
-Что?
-Простите, но он мне сказал, что вы знаете о нем и ждете его.
-Он уже в комнате?
-Да.
-Хорошо, я сейчас оденусь и выйду к нему. А ты ступай к себе - время уже давно не детское.
-Благодарю Вас, госпожа.
Интересно, и кто это ко мне пожаловал?
Я переодеваюсь в подобающую к встрече гостя одежду, и выхожу из спальни в комнату. Вау!
-Хм, простите, но я милостыню не раздаю.
Этот полуголый (Арина, да он же не полу-, а на три четверти голый) парень смотрит на меня в недоумении (или в богобоязненном восхищении?).
-Молодой человек, Вам придется заняться поиском того, кто подаст вам на одежду, в другом месте.
Он понемногу приходит в себя и проговаривает свое, наверняка заготовленное заранее, приветствие:
-Для ничтожнейшего жреца великая честь служить Богине.
-Э-э, очень приятно.
-И очень приятно тоже.
-Что тоже?
-Сделать Богине очень приятно, тоже.
По-моему, меня хотят поиметь, причем в прямом смысле этого слова. И я догадываюсь, кому принадлежит эта гениальная идея.
Помощник, ну я тебе сейчас устрою.
-Э-э...
-Ланель, если Богине угодно.
-Какой ланель?
-Меня... э-э... мой...меня зовут Ланель, если Богине угодно, а если - неугодно, то она может называть меня так, как ей будет угодно.
-Ланель, Богине угодно, чтобы Вы пошли туда, откуда Вы пришли.
Он смотрит на меня, до него постепенно доходит смысл моих слов... это понимание приводит его в ужас, и он падает ничком передо мной:
-Нет, только не отсылайте Ланеля, пожалуйста, только не отсылайте. Они скажут, что я не понравился Богине, и что я не смог ей услужить. Я все сделаю так, как захочет Богиня....Пожалуйста...
-Так, сиди здесь - я сейчас вернусь.
Ну, Сева, держись...
Я еще в первые дни своего пребывания в Священном Доме приручила Родичей и услужителей брата к тому, что для меня в этом доме нет закрытых дверей, и что я здесь - полноправная хозяйка.
Если с услужителями у меня не возникло никаких проблем, то с некоторыми из соРодичей мне пришлось провести разъяснительную беседу. После их очередного проявления неуважения ко мне любимой, я сорвалась, но не в крик с полной угроз жестикуляцией, а в шипящее предупреждение:
-Это - прокол, ребята. И обещаю Вам, что это - ваш последний прокол.
Они меня поняли, и тот раз стал действительно последним.
Я по ходу киваю стражам Севиных покоев, и захожу на этаж моего брата.
Стучу в дверь его спальни, и сразу открываю ее:
-Ты кончил?
-Как раз собирался. А ты?
Вполне адекватный ответ....Ух ты, а ведь общение со мной пошло-таки ему на пользу...
-А я собираюсь помочь тебе закончить.
-Не понял.
Рано радоваться - ему еще учиться и учиться.
Хм, у меня там в комнате сидит голый мужик, которого мне выбрал мой родной брат для удовлетворения моей потребности. А я тут стою, и шутки шучу с этим самым братом - недоумком:
-Кончай!
Театральная пауза....Нет, во мне все-таки умерла гениальная актриса, потому что Сева явно принимает меня за даму, у которой "едет крыша не спеша".
Арина, не время миндальничать - всыпь-ка ты ему по первое число:
-Кончай устраивать мне мою личную жизнь! Да за кого ты себя принимаешь? Ты что, действительно считаешь, что имеешь право выбирать мне любовников и отсылать их ко мне в комнату?
-Тебе не понравился мой выбор?
Нет, он все-таки меня не понимает. Да при чем здесь понравился, или не понравился?
Сева продолжает свою мысль после секундной паузы:
-Арина, я не вижу причин, чтобы ты отказывала себе в этом, абсолютно естественном, удовольствии. Мне следовало давно сказать тебе, что ты не должна страдать из-за своей неудовлетворенности только лишь потому, что пока не выбрала себе здесь пару. Так что, пока ты находишься в поиске постоянного партнера, я буду предоставлять тебе в твое распоряжение временных или одноразовых мужчин, которые сделают тебе все так, как ты того хочешь.
Он меня достал:
- Ты слишком долго играешь роль бога. И это уже - не диагноз, а клиника.
-Арина, что плохого в том, что я хочу сделать тебя счастливой?
-А-а, так вот оно, оказывается, в чем счастье, брат! А я все думала-гадала, что же это за "счастье" такое, и с чем его едят? Ну, спасибо тебе за то, что ты так хорошо мне все объяснил.
-Не передергивай, ты же прекрасно понимаешь, что я хотел этим сказать.
-И что же?
-Что я готов на все, лишь бы ты была счастлива.
-А тебе никто не говорил, что нельзя осчастливить несчастную личность?
-Только не говори мне, что это я виновен в том, что ты стала несчастной личностью.
-Нет, конечно. Это же не ты сделал, а кто-то другой... это кто-то другой насильно забрал меня из моего дома... это кто-то другой разлучил меня с моим сыном. Не знаешь, случайно, кто бы это мог быть?
Мой брат спокойно смотрит на меня. Не знаю, стоит ли продолжать говорить с ним на эту тему - все равно он останется при своем "непогрешимом" и, не подлежащем обсуждению и осуждению, мнении.
-Сева, вернемся к нашим баранам. Ты больше никогда не будешь вмешиваться в интимную сторону моей жизни, лады?
-Лады, но я хочу, чтобы ты озвучила мне причину.
А еще "бог" называется...
-Заниматься любовью без любви - это прелюбодеяние.
Мой брат молча переваривает мое заявление. Ой, чуть не забыла:
-Сева, по поводу этого Ланеля... распорядись, чтобы его не наказывали за то, что он не сделал...
-Хорошо.
Сна ни в одном глазу... вот что бы такого сделать плохого, чтобы заставить себя заснуть?...
Письмо без востребования... письмо, которое будет уничтожено сразу после его написания... письмо моему любимому... вот, что мне нужно сейчас сделать....
И где мои письменные принадлежности? Идите-ка ко мне, мои дорогие, я сейчас найду вам применение...
Привет. Прости, но я не очень сильна в эпистолярном жанре, так что буду писать это письмо так, как смогу и лишь о том, что чувствую.
Рэд, любимый, мне очень страшно... Будь ты сейчас рядом со мной, то на эти мои слова, ты бы прижал меня к себе, спрашивая с угрозой в голосе о том, кто смеет доводить меня до такого состояния, и в твоей интонации были бы утвердительные нотки твоей решимости сделать этому кому-то очень больно и очень плохо... Я угадала?... Боже, как же мне не хватает твоей ненавязчивой заботы, как же мне не хватает твоих советов и суждений, как же мне не хватает тебя, мой любимый...
Мне очень жаль, что я заставила тебя думать о том, что ушла от тебя... Мне страшно подумать о том, как ты меня за это должен ненавидеть. Вот тебе моя первая причина моего страха. И это мое решение вполне заслуживает на то, чтобы ты начал с презрением относиться к такой ветреной по твоему мнению особе, как я. Но, я очень надеюсь на то, что когда все будет позади, когда я увижу тебя вновь, и расскажу тебе о том, почему была вынуждена заставить тебя думать именно так, почему я была вынуждена попросить моих родных скрыть от тебя правду... В общем, я очень надеюсь на твое снисхождение и прощение...
Вторая причина - наш сын, мой малыш... я вспоминаю о нем, как будто пытаюсь разглядеть что-то в мутной воде... Мои воспоминания очень расплывчатые. Наверное, это из-за того, что, вытаскивая их из своей памяти, я понимаю, что он сейчас уже совсем по-другому выглядит, что он вырос, что он, быть может, уже и не вспоминает обо мне. Этот страх пытается поглотить меня полностью. Это - страх, что мой сын может стать для меня незнакомцем, когда все будет позади...
Как только я попала сюда, то думала, что мне удастся без особых усилий найти отсюда выход. Из-за этой моей надежды, мне казалось, что главное - это сохранить молоко, чтобы по возвращении опять кормить Харда грудью. Рэд, я... я часами сцеживалась, и рыдала над каждой вылитой в унитаз бутылочкой, представляя себе то, как мой мальчик кушает молоко чужой женщины. Природу не обманешь, и мой организм в какой-то момент понял, что я ввожу его в заблуждение, и что вырабатываемое им материнское молоко, никому не предназначается. Мое молоко сгорело... Я была в таком шоке из-за этого свершившегося факта, что восприняла это чуть ли не как знак того, что больше никогда не увижу моего мальчика. Мне пришлось приложить неимоверные усилия воли для того, чтобы заставить свой мыслительный процесс прекратить поддаваться суеверным приметам, и возродить в себе уверенность в том, что когда-то все будет позади...
Ты можешь гордиться своей девочкой... я учусь бороться со своими страхами, я учусь не поддаваться им, а, предаваясь им, заставляю себя отодвигать их на задний план, и строить в своей голове картинки нашего счастливого совместного будущего. В этих моих фантазиях нет места нашим недомолвкам, нет места никаким страхам... Я представляю себе то, как буду говорить тебе каждый день о своей любви, обо всем, что я чувствую к тебе, о моей потребности в тебе и в твоем присутствии в моей жизни... О том, что ты нужен мне больше, чем воздух... Что я никогда не позволю себе повторить те ошибки, которые допустила в прошлом... Рэд, какая же я у тебя... глупая. Ты только подумай о том, сколько мы всего упустили... как много времени мы потратили на то, чтобы бояться, вместо того, чтобы наслаждаться нашими взаимными чувствами, вместо того, чтобы любить и быть любимыми, вместо того, чтобы раствориться в нашем единении...
Рэд, ты хоть понимаешь, что ты значишь для меня на самом деле?
Ты хоть на секундочку задумывался о том, что я всю жизнь ждала только тебя?
Ты осознаешь то, что для меня не существуют понятия Пространства и Времени, если в них нет тебя? ...
Чужие Пространства и Века становятся моими, если в них есть ты...
Рэд... ты - мой Мир, ты - мой Свет, ты - моя Судьба, ты - моя Любовь...
Прости, но я заканчиваю писать тебе это письмо, потому что уже закапала его своими слезами, и теперь пришло время увлажнять ими свою подушку, а не бумагу...
Люблю, всегда твоя, Бэмби...
Глава 8. Поднебесное
Вилен места себе не находит. Я вынужден постоянно его одергивать:
-Расслабься, ты же продавать меня идешь, а не на казнь меня ведешь.
-Рэд, Рэд, я боюсь за тебя. Может, ну его этот план - придумаю что-нибудь другое... Я уже готов согласиться с тобой, что и война - не так уж плохо, а?
-Слушай, умник, сюда. Ты торгуешься до посинения, продаешь меня, и бегом возвращаешься на Транспорте в Запредельный. Ты меня понял? Повторять не буду...
-Понял, я все понял... Рэд... береги себя, ладно?
-Ладно.
Вил расхваливает меня, как заправская торговка:
-Боец... мой раб - настоящий боец. Да вы посмотрите на эту гору чистейших мышц без единого грамма сала. Да вы посмотрите список его боев. Да, если бы моя дура - жена в седьмой раз не забеременела, я бы в жизни не выставил его на торги. Да я на нем такие деньги зарабатывал...
-Пусть снимет штаны.
Так, Рэд, ты - раб, и обязан выполнять все, что тебе скажут. Штаны? Да не проблема!... Любуйтесь на здоровье.
Этот мелкий ублюдок, являющийся Главным Гражданином Игр, делает своей рукой движение к ... Рэд, спокойно... Вилен успевает первым, хватает меня, и продолжает свои хвалебные речи:
-А яйца, а ствол, какой... да нет, вы посмотрите, и согласитесь, что я еще не много за него прошу.
Вилен, я тебя убью, вот вернусь домой с Бэмби, и сразу тебя убью... Мысль о том, что я буду делать с рукой моего брата, которая сейчас сжимает мои яйца, немного отвлекает меня...