– Привет, мам. – Демид наклонился к матери, и она поцеловала его в щеку. – Ты замечательно выглядишь. Погода сегодня отличная. Бабье лето. Может быть, погулять хочешь?
– Нет, нет... Сейчас нежелательно выходить на улицу. Ты же знаешь, Демид... Это прямое солнце, лучи его не должны попадать на кожу.
– Ну какое солнце, мам? Осень на улице.
– Солнце – это Золото! Его открытая энергия губительна для меня. Сила его яркая, кипучая, жадная, она переполняет мое существо, и я чувствую, что во мне уже не хватает места для собственной души. Тонкие нити, соединяющие душу с телом, так непрочны, сыночек! Они могут оборваться... Лучше уж Луна – Серебро. Тихий, спокойный свет ее целителен, он изгоняет из душ демонов вожделения, и сам Бог глядит на нас с Луны. Ты же помнишь, когда астронавты летали на Луну, они разговаривали с Богом. И когда Луна царит в небе, не закрытая тучами, я выхожу на балкон, читаю магическое заклинание и взлетаю в воздух... Я брожу по крышам вместе с кошками, этими самовлюбленными прислужницами лунного света, я так легка, что могу проходить даже по бельевым веревкам, не потревожив их своим весом. И дышится легко и свободно, даже когда туман выползает из низин. А лунники, эти маленькие озорники, высовываются из своих норок в кирпичных стенах и машут мне тонкими белыми пальчиками.
«Ничего сумасшедшего нет в ее словах, – подумала Лека. – Так говорят чудаки, верящие в волшебство, добрые феи в сказках. И она живет в этом сказочном, придуманном ею мире. Мир этот красив, добр и призрачен. Она ушла в него, она спасается в нем от того, что не принимает ее душа. Но кто знает, что является настоящим – наш мир, реальный и страшный в своем безобразии, или мир, созданный ее фантазией? Попробуй мы рассказать кому-нибудь про наши злоключения с Абаси и Мятежником, про Мир Тьмы, нас бы тоже приняли за сумасшедших...»
Прямой солнечный свет действительно не попадал в комнату, хотя на окнах не было ни плотных штор, нет тяжелых занавесей. Зато было очень много растений. Рассаженные в высоких вазах и плетеных кашпо разной высоты, они ползли вдоль окна вверх, сплетались зелеными стеблями, спускались вниз до пола, приветливо шевеля листьями при каждом дуновении ветерка. Гроздья мелких цветов, в основном белых, издавали слабый жасминный аромат. Лека подумала, что никогда еще не видела комнаты, столь похожей на жилище феи. Это, конечно, Демка с его своеобразным вкусом и стремлению к приглушенности красок обустроил здесь все. Стены были светлыми, казалось, легкое сияние исходит от белых обоев с большими бледно-сиреневыми цветами. Потолок, очень высокий, был отделан по фризу простой геометрической лепниной – прямыми линиями, и только розетка люстры из молочного воздушного стекла, которая висела довольно низко на длинном шнуре, была выполнена в виде античных листьев.
Вся мебель в комнате, кроме громоздкого дубового шифоньера, была плетеной. Кресло, два высоких стула, круглый небольшой стол, даже подлокотники пузатенького мягкого дивана. Вдобавок не было ни одного зеркала – Лека сразу отметила это как оттенок, естественный для этого мистического места. Небольшая икона в серебряном окладе, ручной работы, но вполне современного вида, висела на стене, окруженная не иконостасом и лампадами, а все теми же свисающими растениями. Она изображала Богоматерь с младенцем Иисусом.
А на стене, противоположной иконе, расположилась большая фотография Демида. Наверное, мама сама сделала ее, когда была еще в добром здравии, потому что Демке там было лет семь. Забавная, беззаботная и довольно круглая мордашка. Одет он был в клетчатый пижонский пиджачок с широченными лацканами, белую рубашку и галстучек с толстым узлом. Нет, никто не нашел бы в глазах этого маленького Демида ни малейшего намека на то, кем станет он в будущем. Стоит себе толстый человечек в клетчатом костюмчике, держит в кулачке флажок с надписью «МИР-ТРУД-МАЙ!» и вполне доволен жизнью.
Лека словно заглянула в замочную скважину – а там человек, казалось бы, знакомый ей до мозга костей, сбросил свою кожу и оказался совсем другим. Волна грустной нежности накатила на девушку. Ей казалось, что Демид всегда был таким, как сейчас, – то серьезным, то насмешливым, то спокойным, как лед, то готовым взорваться, то заумным, то изображающим полного идиота, но неизменно становящимся твердым как гранит при приближении малейшей опасности. Ей казалось, что с самого детства он был необыкновенным ребенком, выделяющимся в толпе детей своим пугающе серьезным, недетским взглядом. И вот пожалуйста: Демка – обычный первоклассник, и на щеках у него румянец, и на носу – царапина, и глазки – как две пуговки.
– Ты не один пришел, Дема? – Мария Ивановна прервала свои рассуждения и близоруко направила взгляд в сторону Леки, словно та стояла не в комнате, а в едва различимой дали. – Это – та девочка, Демид? Это – Лека?
– Да.
Лека медленно пошла к окну. Ей казалось, будто она плывет по воздуху, едва касаясь пола ногами. Голова ее кружилась. Она встала на колени и поцеловала морщинистую руку женщины.
– Здравствуй, здравствуй, милая... Вот ты какая! Сильная и красивая девочка. Почему ты не приходила ко мне раньше? Я так хотела видеть тебя!
– Это – Лена. – Демид, похоже, растерялся и не знал, что сказать.
Девушка положила голову на колени старой фее, и та гладила ее по голове, перебирала ее темные шелковистые волосы дрожащими пальцами.
– Нет, Демид. Елена – это не ее имя. Ее зовут Лека. Имя человека не случайно. Ты знаешь, что такое «Лека», милая? Это имя дриады, белого лесного существа, хранительницы берез. Она живет в лесу, в древней березовой роще. И иногда она является заблудившимся путникам в виде белой девушки. Перебегает от дерева к дереву и выводит их из чащобы. Ты твердый человек, Лека, но можешь быть и гибкой, как ветвь березы. Душа твоя светла, хотя и испещрена темными пятнами. Такова твоя судьба – характер твой двойствен, но не несет явного зла. Ты не боишься серебра? Хочешь, я научу тебя летать?
– Хочу... – Лека закрыла глаза. Ей казалось, что какая-то пустота, существовавшая в душе ее много лет, заполнилась. Эта пожилая женщина манила ее, звала в свой мир, и Леке не хотелось возвращаться обратно.
– Тогда я испытаю тебя. Встань, я хочу видеть тебя такой, какая ты есть. – Лека медленно поднялась. – Отвечай на вопросы, только не раздумывай. Белое или желтое?
– Белое.
– Горячее или холодное?
– Теплое.
– Берилл или аметист?
– Аметист.
– Гранит или яшма?
– Гранит.
– Земля или воздух?
– Земля.
– Молоко или мед?
– Вода!
– Дракон или лисица?
– Лиса.
– Ты не сможешь летать, Лека. – Женщина грустно покачала головой. – Ты не сможешь, ибо стихия твоя земная, а не небесная. Демид мог бы летать, потому что ему подвластны все стихии. Но он не хочет этого. Демид, ты не хочешь летать?
– Нет, мам. – Демид выглядел устало и не очень-то довольно. Очевидно, слышал все причуды своей матери тысячи раз и ее мистическое обаяние не действовало на него. – Мам, я кое-что принес. И хочу спросить тебя...
– Что, сынок?
– Вот. – Демид открыл кейс и вынул оттуда десяток фотографий. – Вот об этом. Что ты можешь сказать?
– Снимки какие-то... Это фотографии, Демочка.
– Я прекрасно знаю, что это фотографии. Но ты же сама их делала, мама! В каком месте ты снимала? Где-то на Алтае...
– Я?.. – Мария Ивановна выглядела растерянной. – Я совсем не помню, сыночек. Я умела фотографировать? – Она вглядывалась в снимки, как будто видела их в первый раз. Пальцы ее тряслись сильнее, чем обычно. Вдруг она вскрикнула, словно обожглась, бросила фотографию на пол и закрыла лицо рукой. Лека побледнела – это был тот самый злополучный снимок, который привлек внимание Демида.
– Мама, что с тобой? Ты что-то почувствовала?
– Боже мой, какое страшное место... – Мария Ивановна неожиданно встала из кресла и сделала несколько шагов к дивану, пытаясь уйти подальше от напугавшей ее фотографии. Демид подхватил мать под руки.
– Мама, мама, успокойся. – Ноги Марии Ивановны заплетались, вся она как-то резко обмякла и постарела лет на десять. – Это же просто снимок, мама! Что там такое на нем?
– Зачем ты принес ЭТО в мой дом, Демид? – Мария Ивановна присела на диван, неловко поджав ноги. Она говорила с трудом, словно ей не хватало воздуха. – Я не хочу, я не могу видетъ ЭТОГО! Зачем ты впутываешь меня в свои дела, Демид? Я стала слишком слаба...
– Мама, я не требую от тебя ничего. Успокойся. Скажи только, что ты видишь на этой фотографии. Что ты имеешь в виду?
– Я не могу сказать... – Мария Ивановна смотрела на Демида с ужасом. – ОНИ придут тогда и схватят... Они узнают! Как я могу произнести такое? ОНИ ведь слышат все! Дема, как мог ты связаться с ЭТИМ? Боже мой! Я же призывала тебя к осторожности! Я же просила, чтобы ты никому не открывал своих способностей...
– Ладно, ладно. – Демид сел в кресло и скрестил руки на груди. – Скажи только одно, мама! Где и когда ты сделала этот снимок? Это просто гора – где-то на Алтае. Гора, а в ней маленькая дырка. Вход в какую-то пещеру?
– Зачем ты спрашиваешь, Демид? Ты же был там! Ты сам был в той пещере!
– Я?! Как я мог быть там?
– Не знаю. Прошлым летом. С тобой произошло что-то страшное. Ты убил волка, но и сам изменился. Ты вдруг почувствовал, что летишь! И тогда ты увидел это страшное место. Вспомни, Демид!
– Мама! – Демид вскочил на ноги, глаза его источали голубой огонь. – Откуда ты знаешь это, мама?! Я же никогда тебе не говорил...
– Ты – мой сын... Ты – мое продолжение, у тебя даже отца никогда не было. И я всегда чувствую все, что бы с тобой ни происходило! Я не могу понимать этого, все это слишком сложно для меня, но я вижу тебя всегда! Я не могу избавиться от этого, это сводит меня с ума! Но я вижу... Демид. милый мой сыночек! Я бы так хотела помочь тебе... Но сила моя кончилась. – Она тихо заплакала, и слезы побежали по ее состарившемуся лицу. – Я солгала тебе, Лека, прости меня, ради Бога. Я даже не могу летать сейчас. Не могу... Я могу только сидеть в этой комнате и пить таблетки, которые оглушают меня, отнимают мой разум. Я уже почти не слышу Космос. И лунники больше не приходят ко мне. Они боятся меня. Они ведь такие маленькие...
Демид, Лека и тетя Паша сидели на кухне. В чашки был разлит чай, на блюде лежали пирожные, которые принес Демка. Но никто не прикасался к угощению. Напряженная тишина повисла в воздухе.
Маму напоили реланиумом, тетя Паша успокаивала ее битый час и в конце концов уложила спать. Теперь тетя Паша сидела с чопорным видом, поджав губы, и старалась не глядеть на Демида. Лека чувствовала себя ужасно неловко, словно она была виновницей всего, что случилось.
– Ну ладно, теть Паш... – Демид заискивающе посмотрел на Павлину. – Ну такая вот я сволочь! Откуда ж я знал, что так выйдет? Ты уж прости нас, теть Паш...
Он взял теткину руку и нежно потерся об нее щекой. Павлина пыталась сохранить строгий вид, но холодность сползала с нее, словно со снеговика, попавшего под июльское солнышко.
– Дема, Дема... – Она погладила его по голове. – Когда ты исправишься? Женишься когда?
– Скоро, скоро, тетя...
– И на ком же?! – Лека уязвленно вскинула брови.
– Увидим... Трудно нынче найти хорошую жену! Избалованы все! Ой, да ты что пинаешься-то, дьяволенок? Больно же!
Лека с размаху пихнула Дика коленом под столом. Трепач чертов! Позорит ее перед теткой!
– Вот, тетя, не даст мне она жениться! Ведь всех невест моих разогнала! Глаза любой выколет, стоит только в мою сторону посмотреть!
– Демид, перестань издеваться над девушкой! – Глаза Павлины смотрели строго, увеличенные очками. – Леночка – очень хорошая девушка! Чем тебе не жена? Я внуков хочу, Дема!
Лека скромно опустила глазки.
– Да она же бандитка, теть Паш! Не смотри, что она овечкой прикидывается. И внуки будут такими же бандитами! Хулиганами и безобразниками!
– Нет, в самом деле... Может быть, тесно вам в одной комнате? Переезжайте к нам, у нас места много. Или даже разменяем эту квартиру, если с нами жить не хотите...
– Потом, все потом... – Демид посерьезнел. – Нам с Лекой дело одно закончить надо. А потом уж – свадьбы, разводы и прочие приятные занятия. Вот ты лучше ответь мне на один вопрос, тетушка...
– Какой?
– Нет, ты пообещай, что ответишь.
– Ну как я могу, я же не знаю, о чем ты спросишь?