Рожи остались бесстрастными, но поведение бугаев резко изменилось. Мне почтительно поклонились и незамедлительно препроводили во внутренние помещения, где я был буквально передан с рук на руки каким-то другим шестеркам, которые провели меня еще дальше, остановившись в итоге перед красивой резной дверью, ведущей в какой-то особенный кабинет.
- Босс, ваш гость здесь, - доложил по сотовому один из моих сопровождающих, и я был незамедлительно допущен внутрь.
Влад
История нашей семьи - словно лоскутное покрывало, где черные и белые полосы намешаны так хаотично, что не разберешь, каких больше; где слезы и боль потерь тесно спаяны с радостью, а взлеты чередуются падениями, оправиться от которых моим предкам было не так-то просто.
Мой прадед Отто Ланге - последний чистокровный немец в семье, уроженец трудовой коммуны немцев Поволжья, жил себе счастливо и спокойно, знать не зная ни о какой Германии, пока не прочувствовал на собственной шкуре все "прелести" сталинского правления. Депортированный в начале войны в Казахстан, он потерял и беременную жену, и родителей, умерших в пути от голода, а потом, обозленный на весь белый свет, попросился на фронт добровольцем и вскоре перешел на сторону противника, но воевал недолго, тяжело раненый под Сталинградом. Попал в госпиталь в Мюнхен, поправил здоровье, но к строевой был признан негодным, и остался в немецком тылу, работал на заводе и постепенно налаживал свою жизнь. Однажды совершенно случайно довелось ему спасти молодую еврейку, чудом сбежавшую от расстрела, и с этого момента началась для него новая полоса испытаний.
Прятались, переезжали с места на место, перебиваясь случайными заработками и ... горячо любили друг друга. От этой связи на свет появился мой дед, которого назвали Иво, - немецким именем, так похожим на русское, - несмотря на все беды, Отто по-прежнему отчаянно тосковал по далекой России. А дальше был новый донос, малыша родители сумели спрятать у соседей, но сами попали в концлагерь, где ждали смерти, но их спасли наступающие части армии американских союзников. Семья счастливо воссоединилась, оставшись жить на территории будущего ФРГ.
После войны требовалось много строительных материалов, и фабрика предприимчивого немца Зигмунда Вебера, где работал Отто, быстро шла в гору. Он проявил себя грамотным работником, и хозяин, потерявший в войну всех наследников, обратил внимание на талантливого молодого человека, подучил экономике и приблизил к управлению, а после своей отставки подписал на него все активы.
Иво, а потом и мой отец, Серж Браун Ланге, развили небольшую фабрику до гигантского предприятия, так что я родился, как часто говорят про отпрысков состоятельных семей, с серебряной ложкой во рту, хотя сам про себя так бы не сказал, ибо меня никогда не баловали, с ранних лет заставляя трудиться. Моя бабушка австрийская подданная, мать (вот же судьба!) русская эмигрантка из семьи бывших белогвардейцев, так что во мне намешана кровь половины Европы, а сам я получился жгучим международным недоразумением с черными волосами и темно-карими глазами, совсем не тянущий внешними данными на истинного арийца.
Папа звал меня Вольдемаром, мать - Володей, но мне не нравилось ни то, ни другое, и всем друзьям и знакомым я представлялся как Влад, не разрешая никакие иные варианты своего имени. Из привилегий состоятельной семьи - только отличные материальные ценности, все остальное - как и у всех. Я должен был учиться, заниматься волонтерством, участвовать во всех школьных делах, развивать тело в труде и спорте, - отец явно готовил из меня своего преемника.
В результате всей этой шоковой семейной терапии и получился я взрослый - закончивший два высших учебных заведения молодой специалист, грамотный прирожденный лидер, и ... невероятный красавчик, на которого неизменно обращала внимание вся встречающаяся мне по жизни женская половина населения. Казалось бы - чего же лучше, живи и радуйся, но судьба подкинула мне еще одно неожиданное, но очень сложное испытание, которое я тщетно пытался преодолеть еще в старшей школе, без памяти и безответно влюбившись в... своего одноклассника.
Впервые обнаружив в себе эту порочную страсть, я был по-настоящему шокирован. "Так вот почему меня не трогают все эти пылкие взоры красивых девочек и их нежные юные прелести, - с пугающей очевидностью осознал я, - я родился уродом, извращенцем, которого тянет только к парням. И что же мне с этим делать? А если отец узнает?" Я долго боролся с собой и своими желаниями, пытаясь вызвать в душе хоть какие-то чувства к соседке по парте, которая не сводила с меня глаз, но ничего не получалось, и я неизменно видел в юношеских эротических видениях одного Его - моего прекрасного и недоступного Бога, Эберта Вайса, отчаянно боясь, что он догадается о моих грешных желаниях и возненавидит как извращенца.
В конце концов так все и вышло, когда однажды я не выдержал и признался ему в своих чувствах. Эберт жутко оскорбился, отвесил мне пару пощечин, обозвал придурком и в слезах убежал от меня подальше. Дело дошло до родителей, был жуткий скандал, меня перевели в другую школу, практически посадив под домашний арест. Я долго переживал, а потом смирился. Что делать, раз уродился таким, в инете написано, что геев на свете немало, и ничего, живут себе и не парятся, о самоубийстве не помышляют.
В колледже, вдали от родительской опеки, я почувствовал себя свободнее. Тайно посещал гей-клубы и гей-бары, где можно было легко найти партнера на ночь, но пары своей так и не встретил, довольствуясь тем, что имел, пуще огня избегая влюбиться в какого-нибудь натурала. Отец иногда навещал меня в общежитии, да и я домой наезжал, правда не часто, но даже в редкие эти встречи он упорно пытался образумить заблудшее чадо, направить на путь истинный, знакомил меня с хорошими девушками, но вскоре отчаялся и отступился.
- Живи, как знаешь, Вольдемар, - тяжело вздохнув, сказал он мне, - я больше не стану на тебя давить. Жаль, конечно, что такой великолепный экземплярчик мужчины, как ты, останется бездетным, но ничего не поделаешь. Слава Богу, что у тебя есть брат, и он вполне нормальный, надеюсь, что хоть он порадует меня продолжением рода.
Я так и жил, превратившись для всех окружающих в унылого трудоголика. Занимал в империи отца все более высокие посты, совершенствовал природный талант бизнесмена, тайно жил своей нетрадиционной личной жизнью. Знал, что практически все девушки и даже многие замужние дамы, работавшие в компании, тайно вздыхают по мне, но это ничуть меня не трогало, и полные восхищения женские взгляды скорей раздражали, чем льстили, остро напоминая мне о моем одиночестве.
Три года назад, накануне дня рождения, когда мне исполнилось двадцать семь, отец вызвал меня на частный аэродром, и ничего не объясняя, велел следовать за ним в наш личный самолет. Куда мы летим, я не спрашивал, прекрасно зная, что он сам скажет мне все, что нужно.
- Вот, Владимир Сергеевич, обрати внимание, - когда мы уже шли на посадку, ошеломил меня отец непривычным обращением, да к тому же по-русски, - это подарок на твой день рождения. Ты посмотри, посмотри в иллюминатор, отсюда открывается отличнейший вид на весь комплекс. Перед тобой совместный концерн с русскими, выстроенный на месте исторической родины нашего прадеда Отто Ланге, и отныне он принадлежит тебе, мой сын. Надеюсь, приложишь все силы, чтобы не развалить производство и не ударить в грязь лицом перед памятью нашего славного предка. Твоя квартира готова, машина тоже, остальное за тобой. Дерзай, сынок, и не позорь Германию своими греховными пристрастиями, будь аккуратен в выборе партнера, скандальные слухи нам совершенно ни к чему! Если возникнут проблемы на производстве, звони, вначале помогу. Регистрация, прописка, все нужные в России документы выправлены, так что тебе не надо беспокоиться о таких мелочах...
Он что-то говорил еще, а я ошеломленно вглядывался с высоты на свою новую родину. Вот так поворотик в жизни мне преподнес мой непредсказуемый смелый родитель! Что ж, будем жить здесь, на родине Отто и отзываться на странное имя Владимир Сергеевич.
***
С русским персоналом общаться оказалось намного проще, чем с немцами, - они были не подвержены педантизму и строгой дисциплине, но работали от того ничуть не хуже. Веселого нрава, жизнерадостные и оптимистичные - я быстро нашел общий язык с мужчинами, хотя не с той точки зрения, с какой бы иной раз хотелось. С женской половиной было сложнее, они ничем не отличались от немок, и так же откровенно пялились на меня в надежде добиться взаимности, и тогда я решительно удалил из своего окружения всех секретарш, заменив их на строгих чопорных соотечественников, которые безукоризненно выполняли свои обязанности и называли меня "герр".
Вскоре я получил на предприятии нелегальное прозвище "неприступная скала" и одновременно целую серию сплетен в интернете, где милые дамы делились между собой самыми разными соображениями по поводу моей ледяной холодности. Меня называли и смазливой высокомерной сволочью, и импотентом, и евнухом, и геем (совсем горячо!), и верным супругом оставшейся дома жены, и безответно влюбленным в принцессу Монако идиотом - моя популярность длилась около полугода, потом постепенно пошла на спад, видимо полностью исчерпав себя в женских глазах.
Найти партнера на ночь оказалось возможным и в Поволжье, но вот любви я по-прежнему избегал, словно черт ладана, помня, что ничего хорошего из этого не получается. Единственный мой любимый человек (не считая Эберта) оставил меня на втором курсе колледжа, изменив с другим, и с тех самых пор я никого не любил по-настоящему, опасаясь серьезных отношений. Ездил на свидания в загородный клуб "Голубая кровь", позже выстроил в черте города свой собственный "Флокс", который хоть и не афишировался никогда в качестве гей-заведения, но тем не менее негласно посещался именно парнями с нетрадиционной ориентацией, вскоре став закрытым для всех, кроме зарегистрированных членов.
Жизнь устаканилась, я обрусел, уже привычно отзываясь на Владимира Сергеевича, нашел себе постоянного секс-партнера, по совместительству телохранителя, мы оба знали, что любви особой друг к другу не питаем, но натура требовала разрядки, а нам вдвоем было совсем неплохо, а кроме того, и удобно, ибо Макс по должности всегда был со мной рядом, и для окружающих мы не представляли собой ничего предосудительного.
Все шло отлично, вплоть до того вечера, когда я впервые увидел на экране ЕГО, с первого взгляда влюбившись в мягкую и утонченную славянскую красоту. Как самый последний идиот, как зеленый парнишка, я втрескался по уши в парня с экрана, местную звезду с необычным именем Марс Каренин, утратив и сон и покой, с маниакальной настойчивостью мечтая о его совершенном красивом теле. Меня заводило в нем все, начиная от безупречно поставленного дикторского голоса, до легкого движения бровей, чуть заметной улыбки в уголках губ, длинных тонких пальцев, перелистывающих в кадре файлы с текстом... Я записывал новости на плазму и потом прокручивал их снова и снова, чувствуя возбуждение от одного лишь обращенного в камеру взгляда этого парня, а потом, словно озабоченный подросток, неизменно занимался известным способом снятия напряжения, делая это так часто, как никогда прежде.
Конечно же, я навел о нем справки и сник окончательно - безнадежный случай. Упертый трудоголик, трезвенник и стопроцентный натурал - соблазнить такого на нетрадиционный секс абсолютно нереально, не стоит и пытаться. Лучше забыть, выбросить из головы, не мечтать и не надеяться, заменить в мыслях кем-нибудь другим, более реальным. Днем мне почти удавалось о нем не думать, я отвлекался в череде бесконечных рабочих проблем и деловых встреч, но приходил вечер, и я снова включал телевизор, сходя с ума от чистого голоса Бога войны, от совершенных черт прекрасного лица и ясной синевы больших глаз, устремленных в камеру, и все разумные мысли таяли в голове, как весенние снежинки, а пылкое воображение тут же рисовало заманчивые картины его обнаженного тела на моей постели, пока возникшее внизу живота напряжение не заставляло опомниться, вернуться назад, на реальную землю, где рядом со мной не было и не могло быть божества по имени Марс Каренин...
На тридцатый день рождения отец неожиданно прислал мне в подарок новую машину, да не какую-нибудь, а безумно дорогую "Bugatti". Чудит старик, куда такую по российским дорогам? А если ремонт понадобится, это же целая история, здесь за него ни одна мастерская не возьмется, придется в Москву переправлять или вообще за границу. Я словно накаркал, потому что не прошло и полугода, как нам в левый бок впечаталась видавшая виды Honda, за рулем которой обнаружилась взлохмаченная несчастная девушка, вдруг оказавшаяся родной сестрой моего недоступного возлюбленного!
Каюсь, что поступил ужасно плохо, увидев в этом инциденте шанс заполучить Марса в свою постель. Ну и черт с ней, с недосягаемой взаимностью, черт с ней даже с простой приязнью и ответным согласием, черт с ним со всем в этом мире, главное - прикоснуться, наконец, к желанному телу, вдохнуть запах его волос, услышать стон удовольствия, произнесенный чистым прекрасным голосом, а чтобы он получил этот кайф, о котором пока не имеет ни малейшего представления, я уж наизнанку вывернусь, себя превзойду, но заставлю его прочувствовать всю великую силу моей безграничной любви!
И вот теперь, сидя в личном кабинете во "Флоксе", я с замиранием сердца ждал последствий своей безумной выходки, волнение переполняло душу, адреналин бурлил в крови, и я даже глотнул немного коньяка, чтоб не дрожали руки. О, боже мой, да неужели Марс действительно придет сейчас ко мне, и даже если ничего у нас не выйдет, я смогу увидеть его наяву, услышать вживую, а не с экрана, его голос, побыть с ним рядом, в одном пространстве, и чем черт не шутит, заинтересовать его и приблизить к себе пусть на один маленький, но такой важный шажок? Вдруг я смогу разбудить его спящие инстинкты, заставить захотеть хотя бы попробовать новые отношения, и он согласится отдаться мне не только в силу грубого шантажа и необходимости, но хотя бы и просто из любопытства?