А еще я молилась, скрестив пальцы даже не ногах, чтобы терпение Бродяги хватило еще на пару минут, когда мама переступила с ноги на ногу, отрывисто выдохнула, и пробормотала себе под нос, тихо закрывая дверь:
— ….как-будто что-то упало….послышалось что ли?
Хвала небесам, но Бродяга промолчал даже в эту секунду, не выдав ничего язвительного, типа «то, что встало, хрен упадет!» или что-нибудь в этом роде и как раз в его стиле.
Лишь убедившись, что шаги мамы в тапочках прошлепали приглушенно до ее спальни, а затем, чуть скрипнув, ее дверь закрылась, я откинула от себя одеяло, проскользив обнаженным животом по простыне, чтобы осторожно высунуть голову за пределы кровати.
Вернее, за ее одну сторону.
Там, где продолжал лежать сброшенный бог чпока, словно с самого Олимпа.
Было подозрение, что просто это мне с рук не сойдет, поэтому было страшно, но так интересно, что я все-таки осмелилась, вытянуть шею, чуть свисая с кровати и прыснув от смеха, потому что он продолжал лежать в той же позе, в которой шмякнулся — растянувшись, словно гепард, закинув одну ногу на другую и подложив под голову согнутую руку.
А еще возбуждение никуда не делось и член продолжал гордо торчать из бедер, словно статуя Свободы воистину!
— Сделаешь так еще раз, и я эту кровать сломаю, а сам пойду знакомиться с твоей родней как есть! — Бродяга кивнул на свое обнаженное прекрасное тело, на что я быстро закивала головой, пытаясь скрыть свою улыбку и прекрасно понимая, что он не шутит.
Вот уж кто-кто, а Бродяга был способен на такое на все триста процентов!
Я думала обо всем, что его касалось, не предугадав только одно — так просто мне не сойдет с рук его незабываемый полет под кровать и унизительное молчание, когда не в меру общительному Бродяге пришлось сдерживать свои порывы общения с моей родней, спасенной от инсульта.
Слишком расслабившись на краю кровати, я никак не ожидала, что полечу вслед за ним, по той же траектории, когда Бродяга просто стащил меня почти за шкирку, отчего я с глухим шлепком шмякнулась прямо на него.
— Никакого отрыва ни дома, ни на работе, — недовольно бормотал Бродяга, усаживая меня на своих бедрах и приподнимая за ягодицы над собой лишь слегка, — Ты наказана! Будешь теперь сверху!
Я хотела было сказать, что-нибудь язвительное, мол, старичок устал и выдохся? Если бы этот озабоченный во всех местах «старичок» не подался вперед бедрами, проникая в меня как всегда, умело, резко и до самого основания, отчего из глаз снова брызнули не то блестки, не то звезды.
— Скакать умеешь? Нет? Значит, будешь сейчас учиться! — как всегда нагло, но чертовски очаровательно улыбнулся Бродяга, пошевелившись и приподнимая свои бедра, словно показывая, что именно я должна делать и как, замерев, когда заметил, что я нахмурилась.
Господи, да.
Это было совершенно не к месту, и в момент, когда я должна была отчаянно придаваться страсти и задыхаться от эмоций, мой мозг вдруг решил сыграть злую шутку и вспомнить всю ту бесчисленную вереницу девушек, которые на нем именно скакали.
При чем, весьма умело. Куда мне было до них?…
Вообщем, мой мозг показал гордый ФАКТ моему телу.
Такой же гордый, как внушительное возбуждение Бродяги, которое сейчас было во мне совершенно не переживая ни о чем.
Действительно, какая ему была собственно разница в ком быть в очередной раз?…
Пристально наблюдая за тем, как меняются эмоции на моем лице в полумраке ночной комнаты, озаренной только рассеянным светом луны из окна, занавешенного легкой шторкой, Бродяга подался вперед, садясь, но не отпуская меня от себя, и легко обнимая руками, начиная теперь тоже хмуриться, видя, как я смущенно прикрыла руками свою обнаженную грудь.
— …что случилось, крошка?…
Чувствуя, как его горячие руки легко опустились на мою спину, мягко поглаживая и словно заставляя расслабиться, я едва было не улыбнулась.
Так странно.
Он уже во второй раз называл меня именно так, а не писюхой.
Интересно, но сам-то замечал это за собой?..
— Знаешь, Бродяга, — наконец выдохнула я, стараясь не поддаваться дрожи от его мягких прикосновений, чтобы было так приятно и чертовски непривычно, — Пусть на тебе прыгают те танцовщицы, которые только и ждут, когда ты снова появишься в вип ложах. Спорим, ты им за это даже не платишь, как все остальные клиенты? Они согласны на все по первому твоему зову.
Не знаю, что я ожидала услышать в ответ на свое откровение, которое получилось довольно колким и язвительным, как бы спокойно я не пыталась говорить сейчас, но уж явно не тяжелый протяжный вздох, который вышел из мощной груди мужчины, отчего она поднялась и осела.
— Знаешь что-нибудь о сперматоксикозе? — криво усмехнулся он, видимо по моему настрою понимая, что продолжение банкета на полу ему светит разве что только с бревном в виде меня нынешней.
— Нет.
— Значит, скоро узнаешь, потому что именно от него я подохну завтра же ночью, если нас кто-то обломает еще один гребанный раз!
Не удержавшись, я хохотнула, с удивлением и благодарностью, чувствуя, как он осторожно выходит из меня, тем не менее, не торопясь подскочить на ноги и начать одеваться, а продолжая легко обнимать, положив горячие ладони на спину и легко водя кончиками пальцев по позвоночнику.
Это тоже было весьма неожиданно!
И я блаженно притихла в его руках, перестав думать о том, что мы оба обнаженные и сидим прямо на полу…вернее на полу сидел Бродяга, а я сверху на нем, несмело обнимая его за широкие плечи и уткнувшись кончиком носа в шею, блаженно вдыхая его аромат, который уже стал таким родным и приятным.
— Глупая ты, крошка, — он покачал сокрушенно головой, легко прижимая к своей широкой груди, — Все принимаешь слишком близко к сердцу, на все реагируешь так эмоционально.
— …я по-другому не умею, — пробормотала я, еще пока не понимая, были эти слова комплиментом или упреком, слыша, как Бродяга отрывисто хохотнул:
— Знаю. Поэтому и не могу отпустить тебя от себя, хотя надо бы…
Ой!
Мои глаза распахнулись как раз одновременно с тем, как сердце ойкнуло и заколотилось в груди от чего-то, что я сама еще до конца не понимала, но что кольнуло в самое сердце ярким лучиком.
Словно понимая, что он ляпнул что-то слишком откровенное даже для себя, или боясь, что я все пойму и прицеплюсь к этой фразе, Бродяга, кашлянул, что получилось весьма смущенно, быстро переведя тему в другое русло, когда деловито протянул:
— Ты предохраняешься?
И пусть это не прозвучало возвышенно и словно признание того, что я важна ему хоть немного, я все-равно продолжала моргать, не отлипая щекой от его плеча и почему-то смутившись от желания заглянуть в этот момент в его голубые глаза.
Все это было так странно, но так душевно, что я не сразу нашлась, что ответить, прокашлявшись так же смущенно, как и он:
— …что ты имеешь в виду?
— Спираль? Противозачаточные таблетки?
— Эээээ….нет. Ничего такого, — и почему только я покраснела, приглушенно добавив при воспоминании о своей прошлой интимной жизни. Вернее том одиночном первом разе, который меня никаким боком не впечатлил, да и вообще все впечатление испортил, — …как-то не было смысла…
— Теперь есть, — мне казалось, что судя по голосу в тот момент Бродяга явно улыбался, когда неожиданно зашевелился, потянувшись куда-то в сторону кресла, где лежала его сброшенная одежда.
Мне пришлось выпрямиться, обхватывая его обнаженными ногами, но не отпуская широких плечей из своих ладоней, когда мужчина извлек из своих потертых джинс увесистую пачку денег, положив ее на край тумбочки со словами:
— Завтра же перед работой зайдешь в аптеку и купишь противозачаточные таблетки.
Я покосилась сначала на Бродягу, а потом на увесистую пачку купюр, в которой явно была сразу парочка моих зарплат…а ведь это я должна была ему кучу денег, а не наоборот:
— Послушай, это дело для меня конечно новое…но ты уверен, что эти таблетки стоят так дорого? Или они в платиновой оболочке и пыльце из золота?…
Мужчина приглушенно рассмеялся, зашевелившись снова, чтобы потянуться к своим вещам и стянуть их на пол рядом с собой:
— Сколько бы не стоили, сдачу оставишь себе. Купи еды, а то в вашем холодильнике кроме пары яблок, пачки сосисок и упаковки яиц ничего нет.
Я только было открыла рот, чтобы зашипеть, какого лешего он делала в моем холодильнике, как шлепнулась голыми ягодицами прямо на холодный пол, оттого, что Бродяга, снял меня с себя, ловко поднявшись и принявшись быстрыми и выверенными движениями натягивать на себя свою одежду, состоящую как всегда всего из трех вещей — джинс, майки-борцовки и тонкой кожаной куртки — лукаво улыбаясь мне и косясь веселыми глазами, где не было и намека на обиду за то, что его самородок все еще был возбужден и завтра грозился лопнуть по швам от спермотоксикоза.
— Ты еще и по холодильнику моему шаришься?!!
Уже натягивая на себя куртку, Бродяга ловко подхватил меня на руки, укладывая в холодную постель и накрывая одеялом до самого подбородка, завернув меня в него, словно в кокон:
— Как-то раз в твоем холодильнике была неплохая паста и пицца, а теперь спи. Завтра опять на работу.
Я не ожидала того, что он склонится надо мной, целуя в губы легко и бережно, что было Бродяге совсем не свойственно, немного ошалев от этой ночи, его обращения ко мне и этих прикосновений, не сразу сообразив, что он прошагал не в сторону коридора, чтобы выйти через дверь или хотя бы окно кухни, как он и пришел, а к окну моей спальни, распахнув его и просто спрыгивая на землю.
Благо этаж был первый!
Завошкавшись в кровати, я пыталась выбраться, видя, как блеснула в темноте его обаятельная улыбка, и Бродяга задорно подмигнул, закрывая за собой окно и растворяясь в ночи, словно был моим сладким сном.
Где-то недалеко послышался звук урчащего двигателя, но скоро и он стих, оставляя меня наедине со своими мыслями и глупой улыбкой на губах.
Этот день был одним из самых напряженных за всю мою осознанную жизнь, но он стал и одним из самых счастливых за последнее время.
Разве можно полюбить человека, совершенно ничего о нем не зная?
Полюбить горячо, искренне и самозабвенно, не задумываясь о том, что я не знаю даже его имени.
Не знаю, сколько ему лет и где он живет.
Не знаю ничего о его родственниках и друзьях.
Не знаю даже почему он не расставался с тем армейским жетоном на своей груди.
Не знаю, как можно было назвать наши отношения, но зная наверняка только одно — они есть.
Покосившись на пачку денег, я поспешно убрала ее в выдвижной ящик тумбочки, замерев на месте с выпученными глазами, потому что только сейчас до меня дошли его последние слова.
«Как-то раз в твоем холодильнике была неплохая паста и пицца..»
Пиццу и пасту готовил Себ в один из дней, когда я болела и парни жили со мной!
— Вот ведь негодник! — тихо рассмеялась я, падая на подушки совершенно счастливая.
Все-таки он переживал и думал обо мне в те дни, когда я болела, и даже приходил!
Уснула я конечно же не сразу, но утром проснулась, продолжая улыбаться и хихикая в подушку, словно подросток, который впервые влюбился.
Минуточку!
Нееее, я была уже далеко не подростком!
Но вот я действительно влюбилась! И как же это было чудесно!
В каком месте должны летать эти самые пресловутые порхающие бабочки я не знала, но что в животе было горячо — это я ощущала очень ясно.
Если у мужчин это называется спермотоксикозом, то как это чувство называлось у женщин?
Когда хотелось с порога нестись к нему, сломя голову, и выучить за ночь содержание всей Камасутры под его контролем и активном участии!
А потом накормить вкусненьким и обязательно связать теплый шарфик!
Главное чтобы это была не шизофрения!
Собираясь на работу, я старалась не попадаться на глаза маме, которая явно начнет расспрашивать про эту ночь и подозрительный грохот, а я ведь не смогу сделать лицо тяпкой и покраснею в самый неподходящий момент.
К счастью мама еще спала, поэтому, поспешно закинув в сумку пачку денег, оставленную Бродягой, я вышла из дома, тихо закрывая за собой дверь на ключ, стараясь не задумываться о том, что сделала это раньше положенного времени.
До работы еще оставался ровно час, и потопталась на пороге дома, покосившись в сторону улицы, которая уходила в центр города.
Аптека была там.
Я еще топталась на месте, понимая, что на самом деле, с одной стороны, я уже даже из пачки деньги отложила для покупки одной важной вещички, а с другой почему-то хотелось задрать нос и показать Бродяге какая я вся независимая и резкая…ага, прям как недержание райской птички, не иначе!
Перед кем тут было выпендриваться, пока мое сердце колыхалось внутри от одного только понимая того, что, возможно, слова Бродяги в этот раз были чем-то бОльшим…
…попыткой стать ближе, и сказать, что ему не плевать на мое здоровье и состояние?…
Главное было не впасть в розовую эйфорию и твердо стоять на земле своими ногами, ибо все-таки, как не крути, а Бродяга оставался самим собой, если на минуточку позабыть то, как он смутился ночью.
Ладно.
Вперед!
Покорять новые вершины своей половой жизни!
Вышагивая по улице, закинув сумку на плечо, я чувствовала себя мелкой школьницей, которая шла впервые в жизни покупать презервативы, надеясь лишь на то, что добрая тетя аптекарь все поймет по одним только моим глазам и смущенно полыхающим щекам, что было, конечно же, глупо.
Меня спасло лишь то, что за мной очереди никто не занимал, когда я вошла в аптеку, стараясь выглядеть так, словно пришла за очередным градусником.
К счастью, аптекарь показалась женщиной очень милой и спокойной, когда неспеша и мягко показала все подобные таблетки, разложив их по мере возрастания цены, и даже успела объяснить весьма доступным языком, как именно их нужно будет принимать, хотя и обратила внимание на то, чтобы я обязательно тщательно ознакомилась с инструкцией по применению.
Я была ей очень благодарна, выбрав одну из упаковок и заторопившись на работу, когда вылетела из аптеки….замерев, как вкопанная, от лукавых и облизывающих голубых глаз, которые смотрели прямо на меня, словно забираясь под одежду мягко, но весьма настойчиво.
— Что ты здесь делаешь? — отчего-то в миг покраснела я, рассматривая Бродягу, который развалился на мотоцикле, отчего тонкая майка облепила его стройное совершенное тело, а светлые пряди волос слегка растрепались, по всей видимости, от езды на этом стальном коне.
Я была не сильна в технике, и понятия не имела о том, как назывался этот мотоцикл, но могла сказать одно наверняка — выглядел он настоящим байком!
Большой, мощный, тяжелый, он при этом мягко и размеренно урчал, словно дикая кошка.
Как раз под стать своему хозяину, которого я впервые видела в лучах полуденного солнца, отчего Бродяга щурил свои яркие голубые глаза, что словно переливались изнутри, подобно брызгам бирюзового фонтана.
Его чувственные губы как всегда изогнулись в коронной мальчишеской улыбке, которая сочетала в себе дерзость и сексуальность одновременно, обнажая ряд белоснежных зубов, и заставляя мое сердце радостно дрогнуть, когда мужчина почти промурлыкал:
— Для начала — доброе утро, крошка.
Я почему-то смутилась еще сильнее, неловко поправив на плече сумку и помахав скованно ему рукой:
— Приветик… — видя, как Бродяга хмыкнул весело в ответ, слегка выгибая брови и явно веселясь над моим видом, а я попыталась выпрямить плечи и смотреть только в его глаза, — Ну, так зачем ты приехал сюда?
— Приехал за тобой.
Пришлось закусить изнутри губу, чтобы не улыбнуться во все 32 зуба счастливо и ошарашено.
Хотя было ощущение, что он сам все прекрасно видит и чувствует, когда кивнул весело на байк, между своих ног, облаченный как всегда в потертые пыльные джинсы…и явно прямо на голое тело:
— Ездила на таких?
— Нет конечно же.
— Тогда запрыгивай, крошка.