— Садись вон туда, — спохватилась Евгения Олеговна, указав на место рядом со мной. — Сейчас мы познакомимся. Я буду называть имена и фамилии, а вы вставайте, чтобы все на вас посмотрели.
Почему-то было очень страшно не оказаться в списке. Да и встать перед всеми — тоже. И, наверно, не только мне. А вот соседка моя совсем не волновалась. Сидела и смотрела прямо перед собой, в затылок мальчишки за второй партой, которого назвали одним из первых. Андрея Водолеева — я запомнила.
Уже дошли до буквы Ч, и я забеспокоилась: а вдруг папа привел ее не в тот класс. Ошибку исправят, а я так и буду сидеть одна. До самого окончания школы.
— Эрика Ясинская, — учительница дошла до конца списка, и соседка встала.
По классу снова пролетел шепоток. И тут эта девчонка выделялась — не Маша, не Лена какая-нибудь.
— Пожалуйста, не называйте меня Эрикой, — звонко отчеканила та. — Я Эра!
Гул стал еще громче. Похоже, Эрика, то есть Эра, своей дерзостью мгновенно восстановила против себя весь класс.
— Хорошо, — окончательно растерялась Евгения Олеговна. — Садись.
Эра грациозно опустилась на место, расправив под собой юбку. Водолеев повернулся и смерил ее насмешливым взглядом.
— «Я Эра», — передразнил, презрительно фыркнув.
— Сгинь! — я ткнула его кулаком в плечо. — Андрей-Водолей!
— О! — Водолей таким же вредным взглядом окинул меня. — Дылда. Жирафа!
— Сейчас получишь, малявка! — пообещала Эра.
— А ну-ка перестаньте! — прикрикнула Евгения Олеговна, и Водолей нехотя отвернулся. — Знаешь, — сказала шепотом Эра, посмотрев на меня, — а давай дружить? — Давай, — кивнула я, не представляя, на что себя обрекаю.
[1] Цитата из песни "Марионетки" группы "Машина времени". Андрей Вадимыч — имеется в виду лидер группы Андрей Макаревич
Глава 6
В выволочку подчиненным Андрей вложил весь скопившийся негатив. Даже чуть легче стало.
Хорошо быть начальником, думал он, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Главное — чтобы формальный повод нашелся. Впрочем, на душе все равно было смурно. По контрасту с ослепительно ярким днем, таким же, как и вчера.
— Андрей Алексеевич, подпишите за свой счет, — Света, одна из его сотрудниц, положила на стол заявление.
— Чего вдруг? — поинтересовался он, ставя визу «не возражаю».
— Дочка в первый класс пошла. Хотя бы месяц с ней побыть. Первую неделю муж сидел.
Первый класс… А ведь если б не та пьяная скотина, его ребенок тоже мог пойти в этом году в первый класс.
Впрочем, эта боль давно уже из острой превратилась в тупую. Когда не принимаешь, но смиряешься. Люди привыкают к боли и живут с ней. Даже не замечают ее, пока что-нибудь не растревожит.
И что же, выходит, Эра тоже его боль? Болезнь, которая так и не прошла? Он привык к ней и не замечал? Думал, что вылечился? Его чувства к Инне были совсем другими. Спокойнее — но вместе с тем глубже. Их отношения строились по кирпичику, медленно и трудно. И были для него слишком дороги, чтобы позволить прошлому их разрушить.
Но почему тогда так и тянуло туда — в это самое прошлое? Вспоминать, перебирать, как четки.
«И будут на четках моих черной жемчужиной два поцелуя твоих — таких незаслуженных…»
Откуда вдруг это выплыло?
Эра, Эра… А может, и хорошо, что она вот так появилась из ниоткуда. Когда-то не оставила ему выбора. Может, теперь наоборот поставила перед ним? Перед сознательным выбором? Чего стоит верность без искушения, не так ли?
Спорно, спорно, Андрей-Водолей, очень спорно. От добра добра не ищут, не искушай без нужды и всякое такое. Не зря говорят.
Когда он вообще понял, что Эра ему нравится? Сколько ни вспоминал, так и не смог откопать этот момент под пластами времени. Знал точно одно: сначала она его страшно бесила. Хотя, может, и задирал ее потому, что уже тогда был неравнодушен? Да нет, вряд ли. Инну цеплял не меньше, а уж она ему в школе точно не нравилась. Или интерес к Эре проснулся после той дурацкой истории с доберманами, когда в третьем весь класс объявил ей бойкот? Все, кроме него и Инны. Почему не присоединился к остальным? Ведь она действительно выставила себя бессовестной лгуньей. Наверно, потому, что было противно вот это — когда все на одного. Пусть даже и виноватого.
Ему никогда не нравилось быть в стае. Тем более самому тоже доставалось от маленьких зверьков. «Шпендель», «малявка», «клоп» — как только не дразнили. Если Инка класса до седьмого была самой высокой, то он — самым мелким. И уже в девятом вдруг резко вымахал.
Так или иначе, в четвертом уже был в нее влюблен по уши. Хотя, наверно, позволил бы разрезать себя на мелкие кусочки, чем признался бы кому-нибудь в этом. Даже самому себе. А уж ей-то… После доберманов они не то чтобы стали дружить, но что-то такое приятельское между ними появилось. Между ними троими. Заходя в класс, Эра здоровалась сначала с Инной, потом с ним.
«Привет, Андрюш!»
Он ждал этого момента с вечера. Засыпал, представляя, как снова услышит эти два слова. Их хватало на весь день — если перекатывать за щекой, как сосучку-барбариску.
Каждую осень дед привозил из Горбунков рюкзак райских яблочек — мелких, размером со сливу, но очень сладких. Андрей приносил их в школу, угощал Эру и Инну. Впрочем, Инка шла приложением к подруге. Если ее не было на уроках, он замечал это только потому, что Эра оказывалась за партой одна. Если же болела Эра… О, это была драма. Дни казались резиново-бесконечными. Как только заканчивались уроки, он летел домой и, не раздеваясь, бросался к телефону, чтобы первым продиктовать Эре домашнее задание, пока это не сделала Инна.
«Спасибо, Андрюш», — благодарила она.
«Пожалуйста. Поправляйся быстрее».
Наконец Эра приходила в школу. Это было счастье. И горе тоже. Потому что теперь не было повода позвонить ей. Просто так? Не решался. Зато иногда караулил по утрам у школы, поджидая, когда вдалеке мелькнет ее красное пальто. Чтобы сделать вид, будто встретились случайно. А еще на уроках можно было повернуться и попросить что-нибудь. Карандаш или линейку. Поймать при этом взгляд ее прозрачных зеленых глаз и почувствовать, как по спине бегут мурашки.
А потом, уже в пятом классе, Инка вдруг пригласила его на день рождения. Так уж повелось, что мальчишек звали, не всех, конечно, только избранных, но они никогда не приходили. Андрей стал первым. И единственным. Хотя пришел лишь потому, что знал: там будет Эра.
Уже на следующий день его наградили новым прозвищем: Жених из-под мышки. Разумеется, жених Инки. Та никак не реагировала, а вот Андрей сначала злился страшно и пару раз насовал обидчикам. Несмотря на малый рост, спуску не давал никому, дрался отчаянно. Но потом смекнул, что ситуацию вполне можно обернуть к своей выгоде. Если уж сплетники связали его с Инкой, стоило подружиться с ней на самом деле и таким способом стать ближе к Эре. Подкопив карманных денег, Андрей набрался смелости и пригласил обеих девчонок в кино. Оказалось, что это не так уж и страшно. Если, конечно, забить на то, что выглядели они вместе смешновато: высоченная Инка, тонкая-звонкая Эра на полголовы ниже и совсем мелкий Водолей. Но если их это не смущало, то и он перестал стесняться. Главное — Эра рядом. Можно смотреть на нее, разговаривать, а изредка даже — разумеется, случайно! — коснуться ее руки.
Наверно, это были самые светлые и счастливые годы — когда в первой любви еще больше дружбы, чем влечения. Как жаль, что нельзя задержаться в таком состоянии подольше. И как хорошо, что нельзя.
Глава 7
Эра
— Мамочка, смотри какая собачка!
Димка всегда выражал свои восторги, не скрывая чувств, громко и звонко. Как сейчас — на всю улицу. А у меня от одного взгляда на девушку с доберманом внутри все сжало ледяной лапой. Как по закону подлости! Ведь не самая популярная порода — но кто-то свыше подсунул мне эту напоминалочку именно сейчас, когда я и так была похожа на сплошной оголенный нерв.
Сжало внутри? Да нет, локация более конкретная — в промежности. Так бывает, когда кто-то при тебе прищемит палец дверью. Или вспомнишь что-то, от чего хочется скомкаться и закрыть уши лапами. И глаза. Если лап хватит. Наверно, у каждого есть такие воспоминания-занозы. Десять лет пройдет, пятьдесят или двести — все равно каждый раз будешь корчиться от стыда, жмуриться и трясти головой, отгоняя картинку туда, где она поселилась навечно. И ведь были же в моей жизни вещи намного неприятнее. Но именно доберман стал личным демоном, символом бездонного факапа. Как же я ненавидела этих ни в чем не повинных тварей — поджарых, остромордых, черно-подпаловых.
Любопытно, что до появления Глюкозы с ее доберманами оставалось еще добрых пять лет. Но когда «Невеста» поднялась на вершины хит-парадов, мне ту историю припомнили снова. «Все секреты по карманам, я гуляю с доберманом», — пели одноклассники, с издевочкой поглядывая в мою сторону.
Мы дружили с Инкой уже третий год, и я время от времени бывала у нее дома. Мне нравилось у них — может, не слишком роскошно, но тепло и уютно. Ее родителей и бабушку я видела редко, все они работали. Инка вообще была самостоятельной. С первого класса сама ходила в обычную школу, позже ездила на маршрутке в художественную, дома разогревала оставленный обед и в целом была сама себе хозяйкой.
Как же я ей завидовала! Мне шагу не давали ступить без пригляда, и я буквально задыхалась в тисках тотального контроля, замаскированного под заботу. По утрам в школу меня отводил папа, если, конечно, был не в рейсе, а встречала мама, которая не работала, потому что «посвятила себя ребенку». Кстати, в детский сад я не ходила. Вместо этого мама таскала меня по всевозможным кружкам и развивающим группам. Танцы, рисование, бассейн, английский и французский языки. В гости к Инке меня отпускали только по выходным, когда у нее кто-то был дома. Мама приводила, оставляла, потом забирала. Инка тогда ко мне не приходила.
Нет, формально мама не запрещала приглашать кого-то к себе, но мне хватило одного раза, когда я позвала поиграть девочку Сашу, жившую в нашем доме. Сначала мама допросила ее по полной программе: в какой школе она учится, чем увлекается, кто ее родители, а потом заходила в комнату каждые пять минут — посмотреть, чем мы занимаемся. Ну а вечером при мне рассказала папе, что Эра притащила какую-то девчонку, совершенно невоспитанную, с грязными ногтями, и та так зыркала по сторонам, надо еще проверить, не пропало ли чего. Это было настолько мерзко и унизительно, что в дальнейшем я предпочла обходиться без компании. Тем более пытка кружками продолжалась, и свободного времени у меня было не так уж много.
В третьем классе я устроила бешеную истерику, сражаясь за право ходить в школу и из школы самостоятельно. В те годы еще не так сильно боялись маньяков и меньше водили детей за ручку. Из одноклассников на тот момент конвой был только у меня, что вовсе не прибавляло популярности. Неожиданно папа выступил в мою поддержку, и маме пришлось сдаться. Как же я упивалась своей пусть маленькой, но победой!
Теперь я ходила из школы с Наташкой Авдеевой, которой было по пути. Инка, если ехала в художку, доходила с нами до метро. Наташка мне не нравилась, она была из породы рыб-прилипал и дружила только с теми, от кого могла что-то получить. Я хоть и ходила в изгоях, но все знали, что семья у меня непростая.
— Эра, а можно к тебе в гости? — спросила она как-то раз, когда мы шли втроем.
— Ой, нет, — я лихорадочно пыталась придумать какую-нибудь отмазку, но в голову, как назло, ничего не шло.
И тут на глаза попался мужчина с собакой на поводке.
— У нас два добермана, — ляпнула я неожиданно для себя самой. — Злющие и очень не любят чужих. Родители не разрешают никого приглашать домой. Боятся, что покусают.
Инна покосилась на меня с удивлением, но промолчала. Хотя уж ей-то за два с лишним года я должна была рассказать про собак. Наташка засыпала меня вопросами, я мучительно врала, выкручиваясь, и чувствовала себя препогано. Разумеется, от нее весь класс узнал, что у Ясинской дома живут два злющих пса. Градус зависти и неприязни повысился еще больше.
Спустя пару недель по дороге из школы Наташка начала клянчить книгу, которую нам задали по внеклассному чтению. Я ее уже прочитала и сказала, что могу дать, если она подождет на лестнице.
— Да-да, я помню, доберманы! — закатила глаза Наташка.
И надо ж было такому случиться, что папа вышел из квартиры именно в тот момент, когда мы поднялись на площадку.
— Эра, пригласи девочку пообедать, — сказал он, поздоровавшись.
Я поняла, что попала по-крупному. Не шептать же ему на ухо, объясняя ситуацию. Вздохнула обреченно и открыла дверь. Мама вскинула брови, но повела нас на кухню и усадила за стол.
— А где ваши доберманы? — невинным голоском поинтересовалась Наташка, возя ложкой в тарелке с супом.
— Какие доберманы? — удивилась мама.
Мне захотелось умереть немедленно.
На следующий день класс встретил меня дружным гулом. На доске красовалась надпись мелом: «Ясинская — врунья!». Когда я села за парту, в спину прилетела пыльная тряпка.
— Зачем ты соврала? — шепотом спросила Инна, влепив щелбан повернувшемуся с ехидной рожей Водолею.
— Ты же знаешь мою маму? — таким же шепотом ответила я. — Тогда поймешь. Да, это было глупо, но я не знала, что придумать, когда Авдеева просилась ко мне домой.
Инка молча сжала мою руку и треснула Водолея по башке учебником.
Не разговаривали со мной месяц. Все, кроме Инки и Андрея. Он демонстративно здоровался и угощал нас мелкими сладкими яблочками, вкус которых я помнила до сих пор.
Глава 8
Инна
Когда я добрела до дома, уже смеркалось. Привычно задрала голову, посмотрела на два окна на третьем этаже, хотя и знала, что Водолей еще не пришел.
Так и есть, темно.
Ну и хорошо, мне надо было собраться с духом и с мыслями. Потому что воспоминания только еще сильнее выбили из колеи. Нет, я не собиралась устраивать допрос или выяснять отношения, мы никогда этим не занимались. Но какой-то разговор все равно должен был состояться, чтобы снять напряжение, возникшее в тот момент, когда я вошла в квартиру и увидела Эру. Или, возможно, наоборот — увеличить его до взрыва.
Переодевшись, я отправилась на кухню готовить ужин. Если у меня были вечерние спектакли, стряпней занимался Водолей, у него вообще это лучше получалось. Руки мне при проектировании заточили подо что угодно, кроме кулинарии. А уж до чего приятно было приходить вечером в дом, где на пороге встречают вкусные запахи, а на кухне ждет накрытый стол! Я даже не знала, что лучше: такой вот поздний ужин вдвоем или завтрак в постель. Впрочем, с завтраком получалось редко, по выходным у меня обычно были утренние представления.
Вылез соблазн заказать какой-нибудь осетинский пирог, но я с ним справилась, поставила в духовку курицу, обмазав сметаной и аджикой, которую Водолей мог есть ложками. Нарезая салат, пыталась понять, почему же меня так зацепил визит Эры. Ведь не думала же я всерьез, что кое-кто с порога потащил ее в постель. Да и видно было по ним обоим: радости эта встреча никому не доставила. На круг все упиралось в то, что я не понимала, зачем она явилась. А то, чего не понимала, меня всегда злило.
Если вдруг просто захотелось увидеть, поностальгировать — это я еще могла с натяжкой допустить, — зачем домой-то идти? Позвонила бы или написала, встретились бы где-нибудь на нейтральной полосе. Но тащиться в квартиру к женатому мужчине, которого когда-то бросила ради другого? Эра была кем угодно, только не дурой. Какой-то мерзкий умысел: швырнуть камень в пруд и посмотреть, как всполошатся пригревшиеся на солнце мальки и головастики? Да нет, и подлой она тоже никогда не была. Уж я-то точно знала.
Оставалось одно: спонтанный поступок, неуправляемый импульс. Как поезд, пробегающий расстояние между «что за бред?» и «так и сделаю» на курьерской скорости, без остановок. То, о чем начинаешь жалеть в процессе и еще сильнее потом. Такое и со мной бывало. Например, когда Водолей восемь лет назад ушел из клуба, а я позвонила и напросилась к нему. Как же я ненавидела себя утром, выходя из квартиры! Себя, его, Эру. Если бы кто-то сказал мне в тот момент, что через год с небольшим стану Инной Водолеевой, рассмеялась бы в лицо. А может, и врезала бы от души за такие шутки.