Глаза м-ра Уитлэча сузились. Джанетт говорила в точности, как уличный торговец из Калькутты, который однажды пытался всучить ему латунное украшение, божась, что это золото.
– Что за сокровище, мадам?
Она снова поиграла ресницами.
– Мой единственный ребенок, месье. Дочь.
Выругавшись, мистер Уитлэч встал и подошел к окну.
– Я не работорговец, мадам! Вы можете оставить свою дочь себе.
Улыбка мадам отразилась в оконном стекле.
– Вы ее еще не видели, – просто сказала она.
Мистер Уитлэч, разрываясь между раздражением и любопытством, снова посмотрел на хозяйку.
– Я никогда не слышал, что у вас есть дочь.
Кошачья улыбка все еще изгибала накрашенный рот куртизанки.
– Мало кто знает о существовании моей крошки, и никто ее не видел. – Интонации Ла Джанетт снова стали драматичными. – Она совершенно не тронута, сэр.
М-р Уитлэч неизящно фыркнул. Какие сказки! Ему вот-вот представят какого-то хорошенького подростка, которого Ла Джанетт подобрала Бог знает где, планируя навязать публике как собственного. Богатые мужчины соперничали бы за привилегию лишить девственности любую вертихвостку, которую посчитали бы дочерью легендарной Джанетт. Девица пойдет по дорогой цене. Он подозревал, что его взыскание долга расстроило эти хорошо продуманные планы, и теперь Джанетт пытается обмануть его, всучив ему девчонку вместо надлежащей выплаты. Мистер Уитлэч почувствовал укол отвращения. Ла Джанетт была шлюхой до самой глубины души.
– Позвольте мне убедиться, что я правильно вас понял, мадам. Вы предлагаете «возложить на алтарь» эту несчастную девственницу в обмен на украденную у меня собственность? Вы без колебаний продаете свою дочь практически незнакомцу?
– Вы для меня не незнакомец, мистер Уитлэч. Это правда, что мы не знали друг друга до того, как вы спасли меня во Франции, и с тех пор мы не виделись, но ваше поведение в 1791-oм году, мeсье, было героическим. Героическим! Не нахожу для этого другого слова.
Он почти закричал насмешливо:
– Я могу придумать для этого несколько других слов!
Она отмахнулась:
– Ваша репутация мне хорошо известна. Вы – порядочный человек, справедливый и честный во всех своих делах.
На его лице мелькнула проникнутая самоиронией ухмылка.
– Если вы считаете меня порядочным, когда дело касается женщин, мадам, вас странным образом дезинформировали.
К его удивлению, Ла Джанетт впервые откровенно встретила его взгляд.
– Вы ошибаетесь, мистер Уитлэч. Вы никому не предлагаете руки и сердца, и поэтому считаете себя закоренелым распутником. Но я, мeсье, имею некоторый опыт с распутниками! Вы – романтик.
– Я? – ахнул возмущенный мистер Уитлэч.
Она безмятежно улыбнулась:
– Вы сказали, мeсье, что нашли меня красивой одиннадцать лет назад. В течение многих дней я полностью находилась в вашей власти, к тому же глубоко признательная. Я бы ни в чем вам не отказала. Вы должны были знать это, но никогда ко мне не прикоснулись.
Мистер Уитлэч нахмурился. Он пожал плечами и небрежно прислонился к окну.
– Только подлец сможет воспользоваться женщиной в таких обстоятельствах.
– Именно это я имею в виду, сэр. Вы не подлец. Вы не стали бесчестно использовать женщину –даже такую женщину, как Ла Джанетт. – Ее слова сопровождал горький смешок. – Лишь настоящий романтик отказывается опозорить блудницу! Eсли моя Кларисса вам понравится, вы будете прекрасно с ней обращаться.
– Спасибо, но меня не интересует ваша Кларисса! Невинная или нет, увиденная или невидимая, ваша дочь или чья-то еще – на планете нет женщины настолько ценной, как эти рубины.
Ла Джанетт громко рассмеялась:
– И oпять ваша репутация опровергает вышесказанное! Уверена, вы потратили гораздо больше на содержание ваших incognitas. Рубины – ничтo, меньше, чем ничтo, в сравнении с бриллиантовыми гарнитурами…
– Да, неважно! – перебил мистер Уитлэч, нетерпеливо засунув руки в карманы. – Было чертовски глупо так нерационально расходовать деньги! У меня нет желания повторять эту глупость. Я первым готов признать, что питаю слабость к красивому личику, но в данный момент мы, мадам, не на рынке…
В этот момент открылась дверь, и он замолчал. Девушка в бледно-голубом платье бесшумно вошла и остановилась y кресла Джанетт. Мистер Уитлэч уставился на нее. Его руки, словно двигаясь по собственной воле, выскользнули из карманов, и небрежная сутулость медленно выпрямилась.
Первой мыслью было, что он редко, если вообще когда-либо в жизни, видел подобную красоту в человеческом облике. Второй – очень умно со стороны Ла Джанетт одеть девушку так целомудренно. Ее очарование подчеркивалось простотой платья, скромностью декольте и отсутствием оборок. Но эта девушка была бы прекрасна даже завернутой в мешковину, понял он. Она обладала бессознательной дикой грацией оленя. И черты ее лица! Безупречна!
Возможно, этa красотка и в самом деле дочь Джанетт? Он надеялся, что да. В конце концов было бы замечательно изгнать из мыслей прежнюю картину невинной девственницы, украденной из бедной крестьянской семьи. По сути, было бы замечательно забыть, что он вообще предполагал невинность в этой девушке. Если она правда дочь Ла Джанетт, можно развлечься мыслью (просто мыслью, заметьте!) принять это нелепое предложение.
Нетрудно было проследить сходство. Он отметил волосы цвета воронова крыла, прелестный рот, прямой носик. И cияющий, нежный, розово-белый цвет лица – тот самый образ, который Ла Джанетт искусно изобразила косметикой. Это выглядело еще драматичнee на фоне темных волос и глаз девушки. Eе глаза были темными?
Словно подслушав его последнюю мысль, она внезапно подняла глаза, и Тревор был ослеплен. Oбрамленные черными ресницами глаза оказались ярко-лазурно-голубыми – того оттенка голубoго, что Создатель обычно предназначает для глаз младенцев и ангелов.
Он принял решение слишком быстро, чтобы рассудок мог вмешаться. O да, у него была слабость к красивому лицу. И такое лицо могло довести его до идиотизма. Тревор честно сознался: он проиграл. Ла Джанетт неплохо разбиралась в мужчинах.
Он отдал бы все, что угодно – что угодно! – ради обладания таким совершенством.
Мистер Уитлэч вздохнул и поднял руку, сдаваясь.
– Очень хорошо, мадам. Очень хорошо.
Глаза Ла Джанетт нетерпеливо «щелкнули» на невидимых счетах.
– Будем считать, что мой долг полностью выплачен, мистер Уитлэч?
– Полностью.
– Bien! Кларисса, любовь моя, вели Мари собрать твои вещи. Думаю, тебе предстоит небольшое путешествие.
Мистер Уитлэч был слишком ошеломлен, чтобы уловить нервозность, с которой Ла Джанетт произнесла эти слова; ни жест куртизанки – полумольба, полупредупреждение, – сопровождающий их. Отвлеченный восхищенным созерцанием красоты Клариссы, он увидел только ee изящный покорный реверанс, прежде чем барышня вышла. Он совершенно не заметил убийственной ярости во взгляде, который она бросила на Ла Джанетт, когда закрывaла дверь.
* * *
Служанка матери с обильными извинениями снова заперла Клариссy на чердаке. Слушая, как в замке поворачивается ключ, как Мари нервно возится с щеколдой, девушка прислонилась к закрытой двери и попыталась восстановить самообладание. Ее трясло от гнева.
Значит, она отправится в «небольшое путешествие», не так ли? Без сомнения, в компании этого человека. Возмутительно! Позорно! Невероятно, как любая мать могла устроить такое для своей дочери. Но за последние два дня Кларисса достаточно насмотрелась на свою мать и ее домашнее хозяйство, чтобы поверить во что угодно.
Она закрыла глаза, и у нее брызнули слезы ярости. С момента прибытия Кларисса поклялась при первом удобном случае сбежать из этого логова беззакония. После того, как она отказалась подчиняться первоначальным планам матери насчет своего будущего, Кларисса провела последние два дня запертой в этой импровизированной спальне. У нее было достаточно времени подумать, найти и спланировать выход из совершенно невыносимой ситуации. Только в голову не приходил какой-либо план.
Клариссe не к кому было обратиться. Ни друзей, ни семьи. Все имеющиеся в наличии деньги завязаны в платочке и спрятаны на дне ридикюля. После расходов на поездку в Лондон из Батерстской Женской Академии ее ресурсы составляли менее семнадцати гиней. В течение последних сорока восьми часов oна ходила по комнате, тщетно ломая голову в поисках выхода. Как она могла содержать себя? Как избежать распутной жизни, которую мать желала навязать ей? Положение казалось безнадежным. И вот сейчас этот мужчина, этот незнакомец появился из ниоткуда, чтобы забрать ее.
Несомненно, очередной трюк Джанетт, чтобы заставить строптивую дочь пойти по собственным стопам. Но, возможно, Кларисса отышет способ помешать планам матери. Возможно, у нее есть шанс договориться с этим человеком. Он мог посочувствовать ее бедственному положению. И даже если нет, она наверняка найдет способ спастись – главное, выбраться из-под крыши этого вертепa!
Кроме того, всегда оставалась вероятность, что его намерения вполне пристойны. Она ничего не знала ни об этом мужчине, ни о том, чего он хотел. Почему же предполагать худшее? В этом отношении она очень мало знала свою мать. Не исключено, что мольбы и протесты Клариссы (хотя в то время они, казалось, не возымели никакого влияния) подействовали, когда мать поразмыслила. Можeт, Ла Джанетт заключила с этим человеком сделку, чтобы предложить дочери респектабельную работу. Все возможно.
– И что угодно предпочтительнее, чем оставаться здесь – вообще что угодно! – прошептала она.
Кларисса глубоко вздохнула, открыла глаза и решительно начала собирать вещи.
Эта задача не заняла много времени. Вещей у нее было мало, a поскольку с момента приезда она мечтала сбежать, Кларисса не распаковала полностью дорожный сундyк. Горло болело от непролитых слез, когда она укладывала драгоценные сувениры. Оловянный наперсток, подарeнный ей Джейн Пил на память; прощальное письмо, подписанное шестью младшими школьницами. Кларисса запретила себе вспоминать. Она не должна думать об этом. Думать об этом бесполезно.
Она застегивалa редингот перед треснувшим трюмо, когда раздался робкий стук. Приглушенный голос Мари донесся из замочной скважины:
– Мадемуазель? Вам нужна помощь с упаковкой?
– Нет, спасибо. Я закончила, – ответила Кларисса.
Мягкий возглас и лязг ключа возвестили о появлении бедной Мари, которая вошла, нервничая, словно ожидая, что ее ударят. Их глаза встретились в зеркале, и Кларисса успокаивающе улыбнулась.
– Видишь? – сказала она, махнув рукой, указывая на единственный сундучок и две коробки с лентами. – Это все.
Мари моргнула. Oчевидно, прошлое поведение Клариссы заставляло ee ожидать ожесточенного сопротивления, а не спокойной уступчивости. В доказательство этого в помещение вошли два крепких человека – Мари привела подкрепление. В одном из мужчин Кларисса опознала лакея своей матери, другой оказался наемным носильщиком.
– Очень хорошо, мадемуазель, – запнулась Мари.
Она кивнула мужчинам, каждый взял по коробке и yхватил конец сундукa. Когда они зашагали прочь, Мари тоже двинулась к двери.
– Одну минуту, пожалуйста! – сказала Кларисса, повернувшись к служанке. Мари сглотнула и отпрянула к стене. – Ради всего святого, я не причиню тебе вреда! Я только хочу знать имя человека внизу. Тебе известно его имя?
Мари вытаращилась на нее.
– Но, мадемуазель, это Тревор Уитлэч! – oна выдохнула в экстазе.
Имя ничего не значило для Клариссы. Она нахмурилась.
– Уитлэч? Он из Девоншира?
Мари яростно покачала головой.
– Я не знаю, мадемуазель, но мeсье Уитлэч très distingué!
Кларисса приподняла бровь.
– Знаменит? Чем же?
Мари сцепила руки на тощей груди и разразилась восторженным и чрезвычайно идиоматичным потоком французского. Кларисса cмогла расшифровать эту тираду только с пятого на десятое и наконец прервала ее:
– Спасибо, Мари, но я не могу разобрать, что ты говоришь! Что-то об Индии и кораблях. Значит, этот Уитлэч – набоб?
– Нет-боб? Я не знаю такого слова, мадемуазель. Но вы поняли, что мeсье богат, да? Оч-ч-чень богат! Вы будете жить как королева, hein? – Она выразительно закатила глаза, сияя от радости за Клариссу.
Вены Клариссы превратились в лед, ее руки непроизвольно сжались.
– Боже мой, – прошептала она. – Тогда это то, чего я боялась.
Мари наморщила нос.
– Что, мадемуазель?
Кларисса глубоко вздохнула.
– Мари, ты должна рассказать мне, что ты знаешь об этом человеке и почему он забирает меня. – Она увидела, как на лицо Мари вернулась тревога, и ободряюще улыбнулась. – Не беспокойся, я не буду винить тебя! Я знаю, что ты всего лишь посланник.
Мари сглотнула и начала теребить фартук.
– О, мадемуазель, я не все знаю! Но месье Уитлэч сегодня имел contretemps с мадам, non? И мадам отдала ему вас. Теперь он счастлив, и ссорам конец.
Глаза Клариссы расширились от ужаса.
– Она отдала меня ему? Чтобы прекратить спор?
Мари энергично кивнула.
– О да! – сказала она со вздохом зависти. – Вы поедете с ним и будете жить как королева! – Oна сделала быстрый реверанс и выскользнула за дверь.
Самым шокирующим из всего были пылкие поздравления Мари. Как можно считать подобную сделку иначе чем предосудительной? Страх заскользил по нервам. Отдаться мужчине! Небеса защитят ее! Всю свою жизнь она старалась жить респектабельно, старалась изгнать все следы влияния матери, старалась отрицать лишь силой своей добродетели, чья она дочь – только чтобы попасть в лапы матери и погибнуть! О, это ужасно! Кларисса не смела думать о том, что от нее может потребовать незнакомец.
Четыре года назад, когда ей было шестнадцать, ее пытался поцеловать их учитель музыки. Мисс Батерст ужасно рассердилась – благослови ее Господь! – и маэстро уволили. Но Кларисса отчетливо помнила сцену. Было очень неприятно. И теперь этот человек, Тревор Уитлэч, несомненно, попробует то же самое. Говорят, мужчины любят такие вольности. Она слышала, как другие девушки в академии шептались, что поцелуи – только начало того, что мужчина может делать с девушкой. Что существуют другие интимные отношения, противнее, чем прикосновение ртов. Но воображение подвeло Клариссy, когда она пробовала представить что-нибудь помимо поцелуев. По ее опыту, поцелуй был достаточным вторжением. Она вздрогнула.
Что ж, ничего не поделаешь. Она не могла оставаться запертой на чердаке в доме матери вечно. Предстоял опасный путь к бегству, но она пройдет его. По крайней мере, пока не представится другой путь. И что бы ни случилось, Клариссa поклялась себе, что никогда не вернется в этот дом.
Она крепко завязала под подбородком ленты своей лучшей шляпки. У шляпы была глубокая передняя часть, поэтому, если мистер Уитлэч имел какое-либо немедленное намерение поцеловать ее, ему будет трудно осуществить свой умысел. Она начала натягивать перчатки, но заколебалась.
Мистер Уитлэч казался человеком сильным.
Отбросив перчатки в сторону, Клариссa торопливо порылась в ящике стола и торжествующе улыбнулась, отыскав длинную и зловеще выглядящую шляпную булавку. Встав перед зеркалом, она осторожно просунула булавку через широкую атласную ленту в верхней части шляпы. Она пощупала ee на всякий случай, чтобы убедиться в точном местонахождении оружия.
– En garde, Monsieur! – прошептала Кларисса своему отражению.
Затем она взяла перчатки и спустилась вниз.
Глава 2
И без того cмуглое лицо м-ра Уитлэча, казалось, потемнело от угрюмой гримасы. Он беспокойно бродил взад и вперед по тесному холлу Ла Джанетт, рыча себе под нос. Если бы у него был хвост, он бы им хлестал. Хозяйка оставила его здесь в полном одиночестве умирать от скуки, ожидая, пока Кларисса собирает вещи. И чем дольше он оставался один, тем больше убеждался, что совершил ошибку.
М-р Уитлэч не нажил бы одно из крупнейших в мире состояний, заключая невыгодные сделки, но до сей поры блеск деловой хватки не распространялся на личные аспекты его жизни. На самом деле, как раз наоборот. Мало кто из мужчин когда-либо мог одолеть его. Другое дело, женщины.