Позже, когда Ренольд нашел ее рыдающей после похорон, он гладил ей руки, утешал, словно маленького ребенка, и целовал в макушку. И еще советовал устроить длительный отдых и учиться жить в реальной жизни, а не в той, которую создал поврежденный рассудок больного человека. Она послушалась его, но все же не до конца вышла из некоей душевной летаргии. А теперь вот оказалась вовлеченной в новый кошмар. Только на сей раз все было по-другому. Теперь ей приходилось противостоять мужчине в расцвете лет, физически и душевно здоровому, но она не собиралась угождать и подчиняться ему.
Через два часа они допили кофе, и Хуан расплатился по счету. Затем он встал из-за стола, властно взял Дору за локоть и строго сказал:
— Пора идти, красавица.
— Разве? — Войдя в роль, которую она решила играть до конца, девушка надула губы. — Почему?
— Потому что к тому времени, когда ты снова встретишься с Марио, я намерен ввести твою беспорядочную жизнь в какие-то рамки!
— Животное! — Она презрительно сверкнула глазами, прежде чем поняла, что настоящая жена Марио вполне заслуживала такого мнения о себе. Внезапно ее осенило: — Вы же слышали, что ваш брат сказал в больнице! Он во мне не нуждается. И просил отослать меня.
— Ничего удивительного, не так ли? Я и не ожидал счастливого воссоединения супругов. Единственной причиной того, что я отвез тебя к Марио, было желание дать ему знать, что я тебя поймал. Успокоить его тем, что в конце концов ты ответишь за свои грехи. Он действительно будет рад видеть тебя, когда поймет, что ты целиком в его власти. А теперь идем!
Девушка пошла за спутником, пряча довольную улыбку. Наконец-то ей удалось вывести Фламинга из себя!
Они шли по извилистой тенистой тропинке, на которую свернули с дороги. Было приятно после жары и пыли очутиться под сенью деревьев, в тишине, нарушаемой только шумом близкого прибоя. Хотя Хуан сказал, куда они идут, никакими словами нельзя было описать дикую красоту того вида, который через сорок минут пути открылся ее глазам.
Лес поредел, тропинка резко пошла под уклон, и Дора неожиданно увидела пляж. Крохотный, расположенный в бухточке между двумя утесами, он скрывался в тени. Наверно, именно поэтому здесь так пустынно: ни играющих детей, ни загорающих молодых людей — никого. Но в этой пустынности была торжественная суровая красота.
Дора быстро сбросила босоножки — ей не терпелось пошлепать по воде. Но тут Хуан преградил ей путь.
— Осторожно. Это небезопасно. — Он поймал ее за руку и заставил остановиться.
— Я просто хотела намочить ноги, — возразила она, подняв умоляющие глаза. Легкий ветерок трепал ее рассыпавшиеся по плечам волосы.
— Тогда пойдем вместе.
Они спустились с каменистого обрыва на пляж. Хуан все время держал ее за руку. Его парусиновые туфли намокли в волнах, которые набегали на берег и с шипением откатывались назад.
Как только прохладная вода коснулась ее ног, девушка моментально забыла обо всем на свете. Радостный возглас вырвался из груди; она подняла лицо к небу в желании слиться с окружающей природой.
— Может быть, хватит? — мягко прозвучало рядом. Лишь тут Дора пришла в себя и вспомнила о стоявшем рядом Хуане. Его сильные пальцы сжимали ее плечо, и девушка невольно обратила внимание на то, что одежда спутника гораздо меньше подходит для таких прогулок, чем ее собственная.
— Ой, извините... — Она посмотрела на его промокшие туфли и подвернутые брюки, тем не менее пострадавшие от соленой воды. — Ваша одежда намокла...
— Высохнет, — прервал ее извинения Хуан. — Будь осторожна на мокрых валунах. Если ты упадешь и сломаешь ногу, мне придется всю обратную дорогу нести тебя на руках.
— Да, такого допустить нельзя, — легко согласилась она, вкладывая в свои слова двойной смысл. — Не беспокойтесь. Я очень ловкая.
И она доказала это, без приключений выйдя из полосы прибоя, а затем легко взбежав на обрыв, где оставила свои босоножки.
— Куда теперь? — спросила Дора, надев обувь и поворачиваясь к своему спутнику.
— Это зависит от тебя. — На лице Хуана застыло странное выражение. — Чего бы ты хотела?
— Я об этом как-то не думала... — Ее голос замер. Казалось, каждая клеточка наполнилась электричеством. Дора облизнула пересохшие губы, ощутив вкус соли, и провела рукой по влажному лбу.
— А ты бы подумала.
Он подошел к ней ближе, и Дора ощутила тепло, исходившее от его тела. Смущенная чем-то девушка запустила руки в волосы и потрясла головой, словно пытаясь перебороть охватившее ее странное оцепенение. Но атмосфера вокруг становилась какой-то наэлектризованной. Обеспокоенная, она подняла руку и потрогала то место на предплечье, где оставили невидимый след пальцы Хуана.
Он проводил ее движение взглядом затуманенных глаз, а затем снова взял Дору за руку, не обращая внимания на ее тихий возглас, притянул к себе и прижал к своему телу. Пальцы Фламинга запутались в каштановых волосах; поддерживая голову девушки, он нагнулся и лихорадочно впился в ее губы.
Она не могла... не должна была отвечать на этот поцелуй. Но в неравной борьбе разума и тела победу одержало последнее: как только язык Хуана нежно коснулся ее языка, она почувствовала, что теряет способность разумно мыслить и медленно растворяется и исчезает, как кубик льда в напитке, поданном в жаркий летний день. Шаг назад, и ее податливое гибкое тело оказалось прижатым к стволу дерева. Ей некуда было отступать от статной фигуры Хуана, оказывавшего на нее магическое действие. Дора чувствовала упругие мужские бедра. Он настойчиво прижимал девушку к себе, отчего ее груди напряглись.
Она пыталась протестовать, но Хуан не позволял вырываться ее жалобным звукам, прижавшись таким жарким и страстным поцелуем, что в конце концов руки Доры, старающиеся оттолкнуть Фламинга, бессильно повисли на его плечах. Ее сжигал внутренний огонь, разжигаемый телом сильного мужчины, прикосновения которого были мучительно сладкими. Ее собственное тело уже сдалось. Только один рассудительный, холодный участок мозга сигналил об опасности и призывал к сдержанности.
Внезапно Дора почувствовала жесткий толчок его возбужденной плоти, который тут же отрезвил ее и побудил к действию. Она начала сражаться изо всех сил; извиваясь и тяжело дыша, оторвалась от его хищного рта и, всхлипнув, выкрикнула единственные слова, которые могли дойти до Фламинга:
— Перестаньте! Я ведь жена вашего брата! Я жена Марио!
Каждая черта лица Хуана и его напрягшееся тело красноречиво говорили о крайнем возбуждении, но его сверкающие молниями глаза были тверды и непреклонны. Он отступил в сторону, подчиняясь ее требованию, презрительно оглядел с головы до ног и снова вернулся к лицу, на котором было написано отчаяние.
— Наконец-то! — удовлетворенно произнес он. — В конце концов я все-таки нашел способ заставить тебя сказать это вслух!
7
Хуан был дьявольски напорист и бесстыж, и она ненавидела его за это. Доре уныло приподняла в ванне левую ногу и принялась рассматривать волдырь на большом пальце, натертом босоножкой. Если ей следовало понести наказание за свою дурацкую уступчивость бесцеремонному и умелому соблазнителю, то она его донесла, пройдя два километра с больной ногой. Морская соль от долгой ходьбы въелась-таки в рану.
Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с той, которая терзала ее душу, и это было страшнее всего. Разум отказывался называть ее чувство к надменному мексиканцу благородным словом "любовь", но когда ее сердце бешено стучало от близости сильного мужского тела, Дора готова была поклясться, что испытывает нечто куда более глубокое, чем простое физическое влечение.
Разве можно вешаться на шею человеку, который относится к тебе с нескрываемым презрением? Ведь даже к доброму, застенчивому, влюбленному в нее Ренольду она испытывала лишь дружеские чувства. Но разве обидные и жестокие слова больной Мириам мешали ей искренне любить бабушку? Она часто плакала от этого по ночам, потому что не была толстокожей и не умела пропускать оскорбления мимо ушей. Однако она понимала их причину и никогда не позволяла огорчению разрушить свою любовь к бабушке. Потому что причиной этих оскорблений было недоразумение. Картина повторялась.
О, она все прекрасно понимала. У Хуана было полное право ненавидеть женщину, которая так ужасно обошлась с его братом...
Хотя вода в ванне была теплой, Дора зябко поежилась, вспомнив про возвращение с пляжа. Хуан не делал скидки ни на ее более короткий шаг, ни на крутой подъем, и она была вынуждена, стиснув зубы от боли, почти бежать, чтобы не отстать от спутника, слишком гордая, чтобы обратить его внимание на усталость и попросить идти помедленнее.
Что ж, по крайней мере невольное признание, что она супруга Марио, помогло ей чувствовать себя более уверенно. Теперь нужно только подыгрывать этой выдумке, пока не обнаружится правда. Но... Она ведь перестала уверять Хуана в своей невиновности, так зачем же ему понадобилось прибегать к обольщению, чтобы заставить ее признаться? Дора задумчиво зачерпнула ладонью воду и вылила на грудь, вдохнув нежный аромат радужной пены.
Барни привлечет своего лучшего адвоката, и ее непричастность к грязной истории будет легко доказана. Например, подписи: конечно, та женщина расписывалась, когда брала деньги в банке. И во время заключения брака в отделе регистрации. Если же мошенница сумела каким-то образом подделать подпись, специалист всегда сможет отличить фальшивку, успокаивала себя девушка. Конечно, лучшим свидетельством явилась бы фотография акта бракосочетания, но логика подсказывала, что такая удача маловероятна. Церемония проходила в спешке, гости отсутствовали, а свидетели были совершенно случайными людьми, так как Марио боялся, что брат сумеет вмешаться и воспрепятствовать браку; девица же, на которой он женился, хотела остаться неузнанной. Да, конечно... Даже если Марио и настоял на фотографии на память, лже-Дора наверняка позаботилась о том, чтобы не было сделано ни одного отпечатка. Будь в машине или на квартире Марио какие-нибудь фото, Хуан наверняка обнаружил бы их и она бы сейчас здесь не сидела...
Нет, придется положиться на адвоката Барни и надеяться, что в следующий раз, когда ей разрешат встретиться с Марио, тот будет в состоянии понять, что перед ним находится совершенно незнакомая женщина.
Дора вылезла из ванны, дотянулась до голубой махровой простыни и завернулась в нее. Скоро она снова будет в гостеприимном доме Барни и забудет о мрачной угрозе, исходящей от новоявленного конкистадора. На это время ей хватит уверенности в себе, чтобы сыграть навязанную роль. Бог свидетель, ей приходилось долго притворяться перед горячо любимой бабушкой, чтобы та чувствовала себя если и не счастливой, то хотя бы спокойной.
Осторожно промокнув полотенцем большой палец, чтобы не содрать воспаленную кожицу, Дора продолжала размышлять о своем похитителе. Она с неохотой призналась, что чувствует к Хуану невольное уважение за его отношение к несчастному брату. Менее благородный человек на его месте вполне мог бы оставить Марио расхлебывать в одиночку последствия своей глупости. Несмотря на весьма неодобрительное отношение Хуана к поступку ветреного братца, ему не было безразлично его состояние. Видно, сильно любил он непутевого члена благородного семейства Фламингов.
Войдя в спальню, Дора опустилась на кровать. Свежий морской воздух и теплая ванна сделали свое дело: ей страшно хотелось спать. Девушка взглянула на дверь и ничуть не удивилась, не заметив дверного замка. И все же она была уверена: положение невестки надежно защищало ее от сексуальных посягательств Хуана. Она надела собственную ночную рубашку, вышитую гладью, и улеглась поверх покрывала, разметав волосы по подушке, чтобы не было жарко.
Дора проснулась от громкого стука в дверь и резко села. Если верить лежавшим на тумбочке часикам, уже семь вечера. Значит, хозяин требует, чтобы его накормили.
— Минутку!
Повинуясь чувству стыдливости, она быстро скользнула под покрывало.
— Можно?
В голосе Фламинга слышалась решимость войти независимо от того, разрешат ему это или нет.
— Ну, если это так необходимо... — Уж лучше пусть войдет с разрешения, чем просто вломится.
— Я принес тебе чай. — Внимание Хуана было неожиданным, и Дора тут же почувствовала, как у нее пересохло во рту.
— А я думала, что в Мексике пьют только кофе... — Тем временем Хуан поставил поднос на тумбочку. Он принес чашку золотисто-коричневого чая, молоко в отдельном кувшинчике, сахарницу и блюдечко с несколькими кусочками лимона.
— Мы пьем кофе, — подтвердил он, — но это вовсе не мешает нам наслаждаться и другими напитками. В нашем доме чаепитие — постоянный и очень уважаемый обычай. Мы пьем чай с лимоном, но я захватил и молоко.
Дора пожала плечами.
— Я свободна в выборе. — Она тотчас же покраснела, усмотрев в своих словах невежливость, и постаралась исправиться: — Я хотела сказать, что зимой предпочитаю молоко, а летом — лимон... — Девушка потянулась к подносу, взяла кусочек лимона и опустила его в чашку.
— Вот и хорошо. Значит, я в любом случае сумел бы доставить тебе удовольствие.
Едва Дора поднесла чашку к губам, как Хуан сел на край кровати, чем привел девушку в замешательство.
Интересно, был ли какой-то скрытый смысл в его замечании о доставленном удовольствии или она принимает желаемое за действительное? Девушка храбро глотала горячий чай, и ее румянец разгорался все жарче и жарче. О Боже, сделай так, чтобы этот мужчина приписал краску, заливающую ее грудь и шею, действию поднимающегося от чашки пара и не угадал истинную причину — воспоминание о волнующем эпизоде на пляже.
Рука дрогнула, и Доре волей-неволей пришлось поставить чашку на поднос.
— Извините, — вздохнула она. — Придется дать чаю немножко остыть.
— Ничего, спешить некуда. — Глаза, рассматривавшие ее раскрасневшееся лицо, смеялись. — Я заказал столик на девять часов.
— Значит, мы обедаем не дома? Вам так не понравилась моя стряпня? — Дора не скрывала удивления. Менее всего она ожидала, что ей предстоят выходы в свет.
— Скажем так: я чувствую потребность хоть немного отдохнуть в кругу людей, близких мне по духу. Я получил доступ в один частный клуб неподалеку отсюда.
— Звучит не слишком заманчиво. — Задетая за живое двусмысленной фразой о поисках подходящей для Хуана компании, Дора криво усмехнулась: — Ну, конечно, вам нужны люди вашего возраста. Вы ведь намного старше Марио...
— А также мудрее, опытнее и искушеннее в житейских делах. — Уголки губ Хуана дрогнули. — Так что если ты предпочитаешь подпевать какому-нибудь последышу короля рок-н-ролла, то это дело вкуса.
— Совсем нет, — поспешила оправдаться Дора, пав жертвой собственной честности. — К несчастью, я была единственной девочкой в классе, которой под страхом наказания запрещалось петь даже школьный гимн... — Она вздохнула. — Не дал Бог голосишка!
— А если говорить о танцах, окажется, что у тебя две левые ноги? — выгнул темные брови Хуан.
Она пожала плечами.
— Да нет... Просто я давно не танцевала.
— Но едва музыкальный ритм достигнет твоих ушей, как ты сразу войдешь в форму?
— Вполне возможно, — ответила Дора, раздраженная ехидным тоном собеседника. Танцы ей нравились. В колледже она постоянно посещала дискотеки и маленькие полудомашние клубы, где собирались компании, предпочитавшие отдыхать от напряженных занятий с помощью ритмичных движений. За последние четыре года у нее не было возможности развлечься, но, к счастью, умение танцевать, как и умение ездить на велосипеде, сохраняется на всю жизнь. — А что, разве это имеет какое-нибудь значение?
— Может пригодиться, если мне самому захочется потанцевать.
Девушка нахмурилась.
— Вы хотите сказать, что мы едем в ночной клуб?
— А разве я этого не сказал?
Прежде чем она смогла объяснить, что приняла частный клуб за заведение, где можно только чинно пообедать, Хуан резко встал с кровати. Он зацепил покрывало, и Дора тихонько вскрикнула от боли в натертом пальце.
— Что такое? — Фламинг повернулся и увидел ее сморщившееся лицо. — Ты заболела?
— Нет, — успокоила девушка и, заметив, что он продолжает хмуриться, смущенно объяснила: — Ничего особенного. Просто сегодняшняя прогулка оставила мне в наследство волдырь на ноге, и сейчас он немного саднит...