Глава 9
На следующий день Элизабет не выдержала и поделилась своими горестями с мистером Коллинзом, куратором «Оракула». Роджер Коллинз был чем-то вроде неофициального духовного отца для ребят, работавших в школьной газете. Правда, он меньше всего походил на священнослужителя — скорее напоминал Роберта Редфорда[3]: такие же голубые, всегда смеющиеся глаза, красивые, мужественные черты лица. Только ростом он был повыше. Иногда, беседуя с ним, Элизабет никак не могла сосредоточиться на разговоре, потому что любовалась его артистичностью.
— М-да, похоже, тут имеется какая-то тайна, — сказал мистер Коллинз. — Мне кажется, первое, что надо узнать, — почему кому-то понадобилось сказать Ронни об этих письмах.
— Ага, мотивы? — Мистер Коллинз затронул в Элизабет писательскую струнку. — Но вся беда в том, что кроме меня о письмах никто не знал.
— Так же считает и Инид. Но кто-то должен был знать. Может, у Джорджа есть в нашей школе приятели?
Элизабет на мгновение задумалась:
— Я думаю, о письмах он мог сказать Уинстону Эгберту.
Она знала, что Уинстон с Джорджем дружат лет с пяти. Но, по счастью, Уинстон оказался в стороне от дурной компании, в которую попали Инид с Джорджем.
— Это уже кое-что. Хотя, даже если Уинстон и знал про письма, не могу понять, зачем ему понадобилось говорить о них Ронни. — Мистер Коллинз улыбнулся:
— Я уверен, он не стал бы говорить с каким-нибудь злым умыслом; иногда люди выбалтывают секреты, чтобы просто привлечь к себе внимание.
У Уинстона действительно есть склонность распускать слухи, подумала Элизабет. Но рассказать про письма Ронни, с которым они и приятелями не были, — нет, это на него не похоже. Никакой иной версии пока не было.
— Пожалуй, надо поговорить с ним, — сказала она.
— Хорошо придумала, — подмигнул ей мистер Коллинз, как будто не он навел ее на эту мысль. — Я убежден, Лиз, правда так или иначе выяснится. Инид сейчас очень больно, а когда человеку больно, он срывает обиду на других, часто на самых близких людях.
— Но почему?
— Потому что тот, кого мы любим и кто любит нас, всегда простит нам, когда все будет позади.
Элизабет посмотрела на него, и слабая улыбка тронула ее губы:.
— Какой вы умный, мистер Коллинз! Он пожал плечами:
— Ну, я ведь все-таки немного старше тебя.
— Все-таки старше, дедуля, — поддразнила Элизабет.
— Это уж ты хватила, — рассмеялся он. — Я надеюсь потрудиться на славу, пока стану дедушкой. А то вы, бездельники, без моего ремня совсем от рук отобьетесь.
— Нам, наверное, всю эту макулатуру следует переправить в «Нэшнл Энквайерер», — вмешалась в разговор Оливия, подходя с кипой писем, которые она вынула из ящика перед кабинетом. — Вы только поглядите на этот мусор. — И она свалила письма на стол перед мистером Коллинзом.
Он просмотрел несколько писем, и лицо его помрачнело.
— А вот это, — сказал он, тыча пальцем в одно письмо, — гнусная беспардонная клевета, хуже некуда. Сегодня утром я разговаривал в учительской с Норой Дальтон. Она страшно расстроена из-за этих сплетен, и вид у нее был такой больной, что я уговорил ее пойти домой и отдохнуть.
— Я слышала, были даже непристойные телефонные Звонки домой, — сказала Оливия. — Кошмар, не представляю, что бы я делала на ее месте. Как это можно вытерпеть!
— Самое лучшее в таких случаях — не придавать сплетням особого значения. Это относится и к нам, — сказал мистер Коллинз, и одним движением сгреб и отправил письма в мусорную корзину.
Ходили слухи, что он не равнодушен к мисс Дальтон. Поэтому его так беспокоило ее состояние. По крайней мере, он-то ей верит, подумала Элизабет.
— Интересно, как Кен относится к этой сплетне, — задумчиво произнесла она.
— Никто не знает, — ответила Оливия. — Его не было в школе последние пару дней. Ходят грязные слухи, что он подхватил какую-то заразу от…
— Прекратите! — Мистер Коллинз, редко дававший волю эмоциям, в раздражении швырнул книгу на стол. — Неужели вам нечем больше заняться?!
Элизабет покраснела от стыда. Мистер Коллинз прав: лучший способ бороться со сплетнями — не замечать их. На словах-то это легко, а вот на деле… Особенно, когда сплетня касается тебя. Элизабет всем сердцем переживала за Инид и мисс Дальтон. Она прекрасно знала, как себя чувствуешь, когда при твоем появлении внезапно смолкают разговоры и окружающие смотрят так, словно у тебя выросла вторая голова. Элизабет и сама была в такой ситуации. Однажды полиция забрала Джессику во время драки в ночном баре, и она выдала себя за сестру. На другой день все презрительно ухмылялись за ее спиной. Да, такое не забывается…
И она снова стала работать над материалами для рубрики «Глаза и уши». Среди них, конечно, сообщение о предстоящем бале и история о том, как Уинстон Эгберт на занятии по вождению выехал на полосу встречного движения. Подумав об Уинстоне, она вдруг вспомнила последнюю строчку в одном из писем Джорджа:
«P.P.S. Передай привет моему дружку Уинстону».
А такой ли уж хороший приятель этот Уинстон? Элизабет решила проверить.
— Конечно, Лиз, я знал, что Джордж переписывается с Инид, — Уинстон сутуло сидел на верхних местах трибуны и наблюдая за тренировкой по баскетболу, — но никогда не видел в этом ничего плохого. Ну, вроде того, что он и Инид… Как бы это сказать, м-м…
— Я поняла тебя, Уин. Ты знал, что они просто друзья и что Инид хочет помочь Джорджу.
— Ну да, вот именно. — Он облегченно вздохнул. Несмотря на свое шутовство, Уинстон был очень скромным парнем.
Элизабет набрала в легкие побольше воздуха и ринулась, как в омут:
— Уин, а не могло так случиться, что ты сказал Ронни Эдвардсу про письма?
Уинстон растерянно уставился на нее:
— С чего бы это я стал ему говорить? Я его совсем не знаю. Да и вообще, при чем тут Ронни? — И он снова повернулся к площадке. — Эй, Уилкинз, отличный боковой бросок! Далеко пойдешь! — заорал он.
Тодд широко улыбнулся и послал Элизабет воздушный поцелуй. Даже сейчас, весь взмыленный, в мокрой майке, прилипшей к телу, он восхищал ее.
— Дело в том, — продолжала она, — что кто-то сказал Ронни про письма, а Инид думает, что это я.
— Вот черт! Плохо дело, Лиз.
— И не говори, — вздохнула она.
— Что же ты собираешься делать?
— Хочу найти виновного.
— Но ты же не думаешь, что это я?
— Я уверена, ты бы никогда не сделал этого по злому умыслу, Уин. Может, просто как-то случайно выскользнуло?
— Да что ты, Лиз! Я дал слово Джорджу, что никому не скажу. Он же понимал, что Инид не будет в восторге, если кто-нибудь узнает. Надо же, в какую она передрягу попала… А Джордж, между прочим, отличный парень. Он здорово изменился. Жду не дождусь, когда он вернется в Ласковую Долину.
— Похоже, Инид ему не безразлична.
— Ну конечно. А мы с Джорджем друзья. В моем представлении друг не выбалтывает чужие тайны направо и налево. Я знаю, меня считают трепачом, но, когда надо, я умею держать язык за зубами. Уин сразу вырос в глазах Элизабет. Она вдруг поняла, что сейчас перед ней совсем другой Уинстон: чуткий, благородный и честный. Немногие знают его с этой стороны. А вот ей посчастливилось. Как жаль, что для Джессики он лишь зануда, который в нее безнадежно влюблен. По мнению Элизабет, Уинстон куда лучше этого воображалы Брюса Пэтмена, который разъезжает в своем шикарном «порше» и ведет себя с наглой заносчивостью.
— Я верю тебе, Уин, — сказала она и, наклонившись, поцеловала его в щеку.
— Ты там полегче, Эгберт! — добродушно крикнул Тодд из-под корзины. — Это моя девушка!
«Если бы Уинстон еще сильнее покраснел, — подумала Элизабет, — на нем можно было бы нарисовать белую полосу и поставить вместо стоп-сигнала на дороге».
Глава 10
Тодд протянул руку через столик в молочном баре, где они сидели с Элизабет, и пальцы их сплелись.
— Лиз, — сказал он, — что-то я не вижу счастья на твоем лице. Ведь ты сегодня идешь на бал с самым классным парнем на всем Западном побережье.
Она через силу улыбнулась:
— Так, значит, я иду с Бертом Рейнолдзом[4]?
Тодд рассмеялся.
— Вот за это я тебя и люблю: ты умеешь шутить даже в плохом настроении.
— Да уж, я такая. Вслух смеюсь, а про себя плачу., — Улыбка исчезла с ее лица. — Что мне, делать, Тодд? Я уже все испробовала — Инид не желает со мной говорить.
Накануне она заходила к Инид домой после школы. Надеялась застать подругу одну, чтобы та не смогла уйти от разговора. Но Элизабет даже на порог не пустили. Мать сказала, что Инид плохо себя чувствует и гостей не принимает. Гостей! С каких это пор Элизабет стала просто гостьей? Она сошла со ступенек вся в слезах, ослепленная горем, и по дороге домой чуть не сшибла младшего братишку Инид, который катался на велосипеде перед домом.
— Ты сделала, что могла, — успокаивал ее Тодд. — Что ты еще можешь придумать, если она не хочет верить, что ты не виновата?
— Что-то здесь не так, Тодд. Это совсем не похоже на Инид. Она никогда раньше так долго на меня не сердилась. Такое впечатление, что кто-то все время подливает масла в огонь. Но не могу даже себе представить, кто так чудовищно развлекается.
Тодд пожал плечами и отправил в рот горсть хрустящего картофеля:
— Настоящий друг не будет верить клевете долго. И если Инид действительно тебя любит — она сама придет.
— Надеюсь, ты прав, Тодд, — вздохнула Элизабет. — Джес говорит, хорошо, что мы с Инид расстались. А я так по ней скучаю!
— Я бы не назвал твою сестру лучшим в мире экспертом по вопросам дружбы, — заметил Тодд. — Ты помнишь, как она нас чуть навсегда не поссорила?
Не так давно Джессика чего только не предпринимала, — чтобы разлучить сестру с Тоддом. Говорила ему, что Элизабет занята другими мальчиками, где уж ему добиться ее внимания. А сестре рассказала историю, как Тодд домогался ее, хотя на самом деле он лишь нехотя поцеловал ее в щеку. С тех пор Тодд не верил ни единому ее слову.
— Джессика хочет, как лучше, — защищала свою сестру Элизабет. — Она пыталась поговорить с Инид из добрых побуждений.
— В это я как раз и не верю. Во всяком случае, я не стал бы слушать Джессику, — предостерег ее Тодд, — а полагался бы на собственные чувства.
— Я просто не знаю, во что мне верить. Не вижу никакого выхода.
— Главное, чтобы ты увидела вход, через который входят на бал. Тогда все будет в порядке. Расслабься и забудь обо всем на один вечер, о'кей?
— Если бы все было так просто! Как я смогу веселиться, зная, что Инид сидит дома, убитая горем? Конечно, я не виновата перед ней, но все равно я буду себя ужасно чувствовать.
— Я тебя понимаю, — сказал Тодд. — Как-то в детстве мой брат заболел на праздник Хэллоуин[5]. Мы с ребятами пошли по соседям собирать подарки, а он лежал дома в постели. Можешь представить, каково ему было. Весь вечер я чувствовал, что надо было остаться с ним. — Он усмехнулся. — Но, правда, он не остался в убытке — я ему отдал почти все свои леденцы.
— Я так рада, Тодд, что ты меня понимаешь.. — Она сжала его руку. — Надеюсь, я не слишком тебя огорчаю сегодня своим невеселым настроением.
— Ты прекрасно знаешь мой вкус. — Его карие глаза вспыхнули. — Я обожаю грустных блондинок.
— Спасибо!
Элизабет бросила в него бумажной салфеткой, начав поединок, который, правда, быстро закончился победой Тодда — тринадцать салфеток против восьми.
Когда они вышли на автостоянку, Тодд обнял ее за плечи. Она подняла лицо и подставила ему губы. Его поцелуи Элизабет любила больше всего на свете. Они были, как сам Тодд — сильные и в то же время такие нежные. На этот раз сочетание жареного картофеля и молочного коктейля с ванилью придавали поцелую сладко-соленый вкус. Она хотела бы оставаться в его объятиях целую вечность, всегда.
— Мама сказала, если мы не уберем свои комнаты, на бал не пойдем! — выпалила Джессика, налетев на сестру у самого порога. — Ты можешь поверить? Средневековье какое-то. Я чувствую себя Золушкой!
Элизабет пожала плечами:
— Ну и что такого? У нас до сборов еще куча времени.
— Тебе легко говорить. У тебя в комнате всегда до отвращения чисто. А у меня уборка займет лет сто, — причитала она. — Это нечестно. Кому какое дело, что творится у меня в комнате? Никто туда не заглядывает, кроме меня.
— Ты и сама к себе не часто заглядываешь, — сказала Элизабет. — Большую часть времени торчишь в моей комнате. Умудряешься еще и у меня перевернуть все вверх дном. А между прочим, Джес, каждый человек имеет право хоть иногда побыть один.
— М-м, — протянула Джессика и бросила на сестру подозрительно робкий взгляд.
Последние несколько дней она вела себя до странности скрытно. «Ума не приложу, — думала Элизабет, — что она опять затевает?» Но гадать бесполезно, от Джессики все равно ничего не добьешься.
Джессика ушла в свою спальню, а Элизабет стала прибираться у себя. Ставила на полки книги, складывала газеты. Элизабет вечно что-нибудь записывала или делала какие-то пометки, поэтому на полу иногда валялись блокноты и листы с печатным текстом. Вот и сейчас она наклонилась за каким-то листком и случайно заметила краешек бледно-голубого конверта, торчавший из-под кровати.
Одно из писем Джорджа!
Значит, все это время оно пролежало там. У Элизабет закружилась голова, засосало под ложечкой. Кто угодно мог зайти в комнату и прочитать это письмо.
Нет, не кто угодно.
Кроме матери в ее комнату мог зайти только один человек, Джессика.
И сразу все стало чудовищно ясно. Элизабет не сомневалась: Джес прочла письмо и рассказала о нем Ронни. Вот почему она так странно себя ведет последнее время. Элизабет слишком хорошо знала свою сестру, и недолго ломала голову, почему она это сделала. Джессика решила во что бы то ни стало получить корону королевы бала. И не пощадила бы никого, кто оказался у нее на пути.
И уж конечно, не Инид.
Вне себя от гнева Элизабет сложила письмо и убрала его в ящик стола. В эту минуту она ненавидела Джессику так, что могла бы задушить ее.
Глава 11
— Инид? — Нора Дальтон открыла дверь и не смогла скрыть удивления. — Что ты здесь делаешь?
— Я… я надеюсь, я не помешаю вам, — замялась Инид. — Мне очень надо с вами поговорить, а в школе вас не было… — И она замолчала, заметив на мисс Дальтон купальный халат — не совсем привычное одеяние для второй половины дня.
— Ну, конечно, заходи. Я тут… — Она потрогала свои прямые темные волосы, словно забыла, причесывалась или нет. — Я не ждала гостей. Ты извини меня за такой вид. Неважно себя чувствую последние пару дней.
— Да, я слышала, что вам нездоровится. Простите, пожалуйста, что я вас беспокою.
Инид покраснела, неожиданно почувствовав себя ужасно неловко. Она так погрязла в своих проблемах, что не подумала, какие мучения испытывала мисс Дальтон, оказавшись мишенью злостных сплетников школы.
— Ты вовсе меня не беспокоишь, Инид. Проходи. Я рада, что ты зашла.
С тех пор как Инид последний раз видела Нору Дальтон, та стала еще тоньше и бледнее. Под глазами появились лиловые круги.
Они сели на диван, залитый косыми лучами послеполуденного солнца, и Инид поведала учительнице свою историю.
После развода с матерью говорить было нелегко — Инид знала, у нее и без того хватает проблем. А с мисс Дальтон она чувствовала себя просто, как со старшей сестрой, и всегда могла всем с ней поделиться. Эти три дня, что учительница не появлялась в школе, тянулись для Инид мучительно долго.