— Нет, но… — Она наконец смогла опустить глаза, но ей было слышно его тяжелое дыхание.
— Я тебя не обману, Люси. Но я тебя хочу. Хочу гладить дивные шелковые волосы и маленькие ножки. И все остальное.
Она покачала головой, и отвергая его, и желая.
— Ты красивая, — продолжал давить он, — и бесконечно женственная. Какой бы я был мужчина, если бы жил с тобой в одном доме и не захотел… — Он помедлил и закончил осевшим голосом:
— ..не захотел бы сжимать тебя в объятиях.
Она ошеломленно молчала.
Его лошадь зашагала, они незаметно миновали три конюшни. Люси запоздало выпалила:
— Пожалуйста, больше не говори такие вещи.
— Почему? — сказал он застывшим голосом.
— Потому что я не могу… я не… — Она перевела дух и начала сначала:
— Я не для этого приехала в «Лейзи С». Мне не нужен любовник, мне нужна семья.
— Семья… — недоверчиво протянул он. — Ты хочешь сказать, что воспринимаешь меня как брата?
Наконец-то до него дошло, с облегчением подумала она и решительно кивнула.
К удивлению Люси, он захохотал, запрокинув голову.
— Что тут смешного? — Она осторожно на него посмотрела и подтолкнула лошадь вперед. Обе лошади шли мерным аллюром, и вскоре ивы расступились, открыв небольшую, все еще зеленую поляну. Солнце освещало деревья и высокую траву.
— Женщина, ты, видно, совсем сошла с ума. — Смех раскатился в осеннем воздухе. Она сердито фыркнула.
— Люси, у меня к тебе совершенно не братские чувства, — отчеканил он, перестав смеяться. — И не ври, что ты относишься ко мне по-братски.
Она открыла рот, чтобы возразить. Он одарил ее тяжелым взглядом.
Быстро моргая, она оглядывалась, куда бы переключить внимание.
— Мы уже приехали? Вот и хорошо, я узнаю это место. Что у нас на обед? — Люси направила лошадь к старому деревянному столбу с железным кольцом, глубоко врытому в землю, и приготовилась спешиться. Даже после такой короткой прогулки у нее ныли ноги.
— Люси… — Раст подождал, пока она на него не взглянула. — Со мной ты в безопасности, не забывай, ладно?
Она кивнула, но поняла, что ее смущение слишком заметно. А как еще могла себя чувствовать женщина после столь откровенного и недвусмысленного заявления мужчины?
К тому времени, когда Люси перенесла правую ногу через седло, Раст уже стоял на земле рядом с ней. Она спрыгнула на твердую землю, но коленки почему-то подогнулись, и Люси ухватила Раста за руку.
Быстро обретя равновесие, она отдернула руки и исподтишка взглянула на Раста.
Он отпрянул и поднял руки высоко вверх. В его глазах прыгали чертики.
— Эй, не смотри на меня так, сестричка! Я тебя не трогал, ты сама за меня схватилась, заметила?
— Я ничего и не говорю, — защищалась она.
— Держись на расстоянии, — весело предупредил он, сматывая поводья. — Я не затем сюда приехал, чтобы дать себя соблазнить.
Она вспыхнула.
— О, ради Бога…
— Я сказал. Держись подальше. Не испытывай на мне свои трюки. — Он хлопнул ладонью по груди и вскинул голову. — Не такой я человек!
Он сказал это с таким пафосом, что Люси не удержалась и рассмеялась. Хорошо, что Раст разрядил ситуацию.
— Я буду держать руки в карманах, — усмехнулась она.
Одну сторону поляны щитом прикрывали дивные старые ивы, их все еще зеленые плети спускались до земли. Дикий шалфей, редкие лесные цветочки разбросаны там и сям, как будто смешанные небрежной рукой.
— Ох, Раст, как здесь красиво. — Она вздохнула. — Нужно дать и другим людям насладиться этой пасторалью. Когда мы начнем принимать гостей на ранчо, небольшими группами, они будут весело…
— ..забрасывать непотушенные окурки в кусты и разводить костры, — закончил он. — Застревать в грязи, а мы их будем вытаскивать; теряться, а мы их будем искать. Люси, ты видишь веселую компанию, а я — прорву неприятностей, когда правительство установит мне курортный налог. Я вижу медицинские комиссии, плату за разрешение, ребят из общества «Рыболов-спортсмен», сующих свой нос…
— Со всем этим мы разберемся, — отмахнулась Люси. Почему он так мрачно на все смотрит? Она была полна энтузиазма. — Мы же не сейчас начинаем, — утешила она, — а обсудить возможности всегда полезно, правда?
Он хрюкнул, не ответил и отвернулся, чтобы ослабить подпруги и снять подсумки.
— Сараи стоят без дела, — продолжала она, потому что рабочие в основном все женаты и живут по своим домам. Можно превратить их в гостевые домики. Можно устроить спортивные занятия, пригласить массажиста…
— Массажиста! Массажист на ранчо! — Он покачал головой. — Не думаю, что у тебя это выйдет, Люси. У большинства ковбоев есть то, что в Голливуде называют «яростной независимостью». Я часто думаю, что этот термин пристал людям, которые не выносят толпу. Их «яростная независимость» проявляется в тех случаях, когда они видят угрозу своему образу жизни. Потому они и живут на ранчо. Большинство из тех, кого я знаю, скорее лопнут, чем превратят свое владение в дачу для пижонов. Она призадумалась.
— Что ж, если так, я их понимаю. Но ты другой. Ты жил в городе, работал в стеклянных душных офисах, страдал от перегруженного транспорта. Ты понимаешь, я уверена, что понимаешь, какие у меня мотивы.
— Понимаю — да. Принимаю ли? — Он замолчал, подбирая слова. — Идея заполонить наши места праздношатающейся публикой мне ненавистна.
Это был тупик. Перед обоими маячила непреодолимая стена. Их позиции были полностью противоположны. Люси задумчиво смотрела на Раста. Она не сдалась, но видела, что и он не уступит.
— Давай не будем сегодня спорить, — предложил Раст и протянул ей сумку с продуктами. — Мы же хотели устроить день отдыха? Пусть так и будет.
Отсрочка, подумала она, довольная, что споры прекратятся, по крайней мере на некоторое время. Но Люси осталась при своем мнении: прятать такие сказочные места — просто преступление. При всем уважении к Расту она не могла разделить его позицию.
— Отличная мысль, — подхватила она. — У нас впереди еще много времени, чтобы все обсудить.
Напряженность исчезла. Раст расстелил клетчатое одеяло, выложил сэндвичи с индейкой, нарезанные яблоки и лимонные пирожки, которые испекла Фрици. Он улегся, опершись о локоть, а Люся села, скрестив ноги. Новые джинсы, купленные в Рено, были тесноваты, но ботинки на шнурках удобны — слава Богу, мозолей не будет. За обедом Раст как бы невзначай спросил ее про отца.
— Отец? — Люси пожала плечами и проглотила последнюю дольку яблока. — Я его не помню. Он бросил нас, когда я была совсем маленькой. Мать называла его мерзавцем и на вопросы не отвечала. Ну, я и перестала их задавать.
Он ненадолго задумался.
— Похоже, ты в своей жизни видела мало радости от мужчин.
Она пожала плечами.
— Не повезло.
— А это означает, что ты им не очень-то доверяешь, — заключил он.
— Почему же, вовсе нет…
Поток воздуха подхватил и понес синюю сойку.
— Люси, я понял, каким тупицей был твой муж. Но ты прожила с ним много лет. Чего я не понимаю, так это почему ты не забрала свои вещи и не ушла от него?
Вот вопрос, который она ненавидела. Но знала, что рано или поздно ей придется объяснить. Она многим обязана Расту.
Да, но можно ли выразить словами, как сковывают тебя психологические и эмоциональные путы, как сознание своей беспомощности обессиливает и держит покрепче стальных решеток?
— Мне было восемнадцать лет, — глубоко, до боли вздохнув, начала она. — Я хотела уйти от матери. Она была такая своевольная, такая…
— Властная? — подсказал он. — Я ее помню, она тут раздавала приказы, как королева. Люси кивнула, поджав губы.
— Мы познакомились на небольшом благотворительном приеме, который устроила мать. Кеннет был старше меня, очень обаятельный. Мы стали встречаться. Он казался мне страшно привлекательным. Дарил подарки, расспрашивал о новостях и умилялся, как будто ничего интереснее в жизни не слышал. Его внимание льстило — как же, такой мудрый, красивый, богатый мужчина положил глаз на маленькую Люси.
Раст отложил недоеденный бутерброд и скривился.
— Что же пошло не так?
— К сожалению, я была неопытна, не видела, что его внимание нездоровое, ненормальное. Он изменился не сразу, так что трудно установить когда. Началось с замечаний, которые меня просто убивали. У него были замашки садиста. Он изливал злость, а потом часами, сутками меня не замечал.
— Ты не пыталась его урезонить? Отбиться?
— Пыталась, но становилось только хуже. Он говорил: «Ты делаешь из мухи слона». Говорил, что, получись из меня хорошая жена, он был бы добрее, и я старалась стать нетребовательной, понимающей. Но ему было трудно угодить. Я была крайне осторожной, все боялась, как бы не вывести его из себя. И через несколько недель такого напряжения он все равно взрывался. Потом опять наступало недолгое затишье, и Кеннет становился таким, каким я его полюбила.
Раст вскочил и отошел к ручейку, пробегавшему по краю поляны. Он стоял мрачный и напряженный, вглядываясь в струйки воды, обегавшей мшистые камни. Люси следила за ним, прижав колени к груди и жалея о своей откровенности.
Не отрывая глаз от воды, Раст произнес:
— Все равно я этого не принимаю. Если плохого больше, чем хорошего, почему нельзя было уйти?
Она вытерла глаза.
— Тогда я этого не понимала, но важнее то, что он заставил меня усомниться в себе и тем замкнул порочный круг. Я не понимала, что потеряла чувство собственного достоинства. Я научилась сносить его выходки, потому что всеми силами души надеялась, что он меня любит и в первую очередь заботится только обо мне. Иногда он действительно был добрым и понимающим, вот в чем ужас. Раст, как ты не видишь? Часто или редко бывали эти моменты, но я жила ради них.
Наконец в его глазах промелькнуло понимание.
— Господи, — выговорил он. — Словно в аду!
— Это и был ад! Кеннет оказался страшно ревнив, в ресторанах даже поджидал меня у дамского туалета, воображая, что я встречаюсь с другим мужчиной. Когда я ездила в магазин, он проверял километраж — убедиться, что я не была на свидании. Сам он называл это проявлением любви. Через какое-то время я оказалась в полной изоляции; он не любил моих подруг, мою мать, и они стали появляться все реже, а потом и вовсе перестали заходить. — Люси посмотрела на него безжизненным взглядом. — Он не позволял мне иметь чековую книжку или кредитную карточку. При всем своем богатстве выдавал мне доллары с таким видом, как будто это золотые слитки, так что обычно у меня не было денег.
Раст поморщился и снова отвернулся к воде. Люси видела, как у него под скулами перекатываются желваки, но ее уже понесло.
— Кеннет любил разбудить меня среди ночи, обычно в полночь. Ты видел, меня до сих пор мучают страшные сны…
— Точнее, кошмары, — хрипло поправил он. — Люси, я больше ничего не желаю слышать. — Раст повернулся к ней с искаженным лицом и сжатыми кулаками.
— Ты сам заставил меня открыться, — звенящим голосом сказала она. Ее била дрожь от боли и стыда. — Ты хотел знать, почему я оставалась с ним. А уйди я, меня обвиняли бы в том, что я не смогла ужиться с мужем. Как бы я существовала в этом мире?
— Негодяй, — прорычал он. — Мужчина, который так третирует женщину, тем более тебя, жалкий подонок. Я почти жалею, что он умер и мне до него не добраться. — Люси видела неистовую ярость в его лице, и, хотя гнев был направлен не на нее, она поежилась.
Сквозь затуманенное злостью сознание до Раста вдруг дошло, что Люси делает слабые попытки закрыться: тонкие руки прижаты к груди, плечи согнулись, в глазах явно читалась настороженность. Раст стал противен сам себе: вынудил ее на признания, а потом впал в бешенство. Люси нужны нежность и понимание, а не громы и молнии еще одного самца.
Ковбой окаменел, даже телу стало больно. Ему потребовалась вся его воля, чтобы удержаться и не кинуться к ней с утешениями. Хотелось прижать ее к груди и целовать, целовать, пока не уйдут проклятые воспоминания. Его сотрясало неистовое желание успокоить ее.
Он обещал не притрагиваться к ней. Чтобы Люси могла хоть в малейшей степени доверять ему, он должен сдержать слово. Не сознавая, почему это для него важно, Раст готов был принять ее доверие как величайший дар. Он этого хотел.
— Может быть, вернемся на ранчо? — Люси отодвинулась подальше от компаньона и стала складывать остатки еды в сумку. Его пронзило чувство потери.
— Вернемся?.. Да, конечно. Наверное, пора возвращаться, — сказал он деревянным голосом. На негнущихся ногах подошел к лошадям, затянул подпруги, накинул уздечки.
На обратном пути они почти не разговаривали. Раста словно обволакивал вязкий холодный туман, в голове путались противоречивые мысли. Он хотел держаться поближе к Люси и в то же время убежать как можно дальше.
Во дворе он отверг ее предложение помочь с лошадьми.
— Спасибо за пикник. — Под крышей конюшни Люси неловко топталась рядом, пока он разнуздывал лошадей. — Выходной был как нельзя кстати.
Ковбой кивнул не глядя. Энергичными рывками он чистил лошадей и желал, чтобы она поскорее ушла. Люси повернулась и побрела к дому, таща одеяло и сумку с едой. Ему не было легче от понимания, что он ведет себя нелогично, ибо, как только за ней захлопнулась дверь, он захотел, чтобы она вернулась.
Раст выругался и бросил щетку в ведро. Ее беззащитность вызывала инстинктивное желание спасти ее от боли прошлого, показать, как настоящий мужчина обращается с такой женщиной, как она.
Он не думал, что Люси им манипулирует, но эффект был тот же. Раст злился и костерил себя, скрипя зубами. Как он вокруг нее увивался, подлизывался, суетился!
— Ч-черт!
Он искоса оглядел ранчо. Свою землю! Корни тополей царапали поверхность ручья. Дождей еще не было, но земля ждала их с бесконечным терпением. Если уметь слышать, уловишь ритмичный пульс ждущей земли… Раст прислушался. И услышал.
Трава кое-где зеленела; коровы жадно щипали свежие ростки, набираясь здоровья и веса. Вот оно, изобилие. Повсюду.
Он давно знал, что на северном участке ранчо под землей разлито черное золото. Нефть.
Пора предоставить этот кусок земли горнодобытчикам, как он поступил с гипсом. Права на воду речек и ручейков, пересекавших «Лейзи С», принадлежат ему; нужно будет продать процент соседу, заготовляющему сено, как он поступил с владельцем магазина красок.
Беатриса за обедом упоминала, что заезжали два скотовода, искали зимнее пастбище для овец. При всей неприязни его ребят к овцам он понимал, что можно их впустить и получить прибыль, хоть и небольшую. Так он и сделает.
Раст вывел лошадей, хлопнул по крупу гнедую кобылу и смотрел, как она поскакала. Если на душе и не стало спокойно, то по крайней мере он сосредоточился. Как никогда раньше, Раст был уверен в том, что к концу года должен выкупить долю Люси. Он не позволит устраивать на своей земле балаган! То, что он находит ее физически привлекательной, ничего не меняет.
В течение нескольких недель после пикника Люси почти не видела Раста. Наступил День благодарения, его отметили скромно — запеченной свининой с картошкой и зеленым горошком. За столом Раст склонил голову в короткой молитве, поблагодарил Всевышнего за Стрекозу, девочку, которую все они любили, и попросил у него мягкой зимы.
Шли дни. Они по-прежнему собирались все вместе за столом. Но Раст больше отмалчивался, проглатывал еду да изредка находил время на то, чтобы поиграть со Стрекозой. То он торопился на встречу с каким-нибудь торговцем, то закрывался у себя, звонил и просматривал бумаги.
Чем упорнее Раст трудился, тем больше беспокоилась Люси. Она видела, что он продвигается в своей деятельности и, наверное, уже получает чеки. Она оттолкнула его, испортила дружеские отношения, рассказав грустную историю своего замужества. Женщина горько сожалела, что раскрылась перед ним. Неужели нельзя было держать рот на замке?
Прошел еще месяц, Стрекоза подросла и уже пыталась встать на ноги, держась за ножку стола, за шкаф, даже за собак, которые, к сожалению, отказывались стоять смирно. Чаще всего кончалось тем, что она шлепалась на пол, хныча от обиды, быстро отползала и повторяла попытку на какой-нибудь другой псине, готовой это терпеть.