— Никс… — сердито произношу я. Как эта девчонка постоянно умудряется попадать в какие-то неприятности?
— Да всё нормально, Остин, не переживай. Мэгги приготовила свою фирменную лекарскую мазь на все случаи жизни, так что через пару дней всё заживёт.
— Не вижу ничего нормального, Никс! То в драки ввязываешься, то под машины попадаешь! Когда ты уже наконец станешь более осмотрительной? — Сам не замечаю, как вновь повышаю тон.
— Ну, во-о-от… опять начинается, — протягивает гласные она и закатывает глаза, вновь вызывая во мне желание отхлестать её по пятой точке.
— Надо наконец самой включать голову и быть осторожней! Ты понимаешь, что ты уже не ребёнок и я не могу, как в детстве, постоянно следить за тобой и оберегать? — не прекращаю ворчать я, понимая, что просто продолжаю сбрасывать на неё весь накопленный негатив и переживания после неприятного разговора с Ларой.
— Я-то прекрасно это понимаю, Остин, а вот ты, похоже, никогда не перестанешь видеть во мне ребёнка, — недовольно, с заметной долей жёсткости говорит она и, резко вынимая руки из моих, поднимается со стула, быстро устремляясь к плите.
Чёрт! И опять её сочный зад сверкает прямо перед моим носом. Приподнимаюсь и отхожу к противоположной стене кухни.
Никс наклоняется вперёд, заглядывая в прямоугольное окно духовки, а я опять не могу устоять и нагло пялюсь на крепкие стройные ножки.
Когда она вообще успела стать такой… женственной?
Наверное, Никс права — я в самом деле не осознаю, что она уже не та маленькая девочка с испуганными синими глазами-океанами и грустной улыбкой на милом лице, что я встретил много лет назад у чердака.
До сих пор помню, как, выйдя покурить, совсем случайно расслышал её сдавленные всхлипы. Я не хотел подходить, ибо мне и так с лихвой хватало пропускать через себя чужие горестные переживания, но в тот день меня повело подняться на верхний этаж откровенное любопытство убедиться в том, что я почувствовал. А точнее, чего не чувствовал…
Если вновь говорить о «непростом» в моей жизни, то Николина Джеймс в этом списке занимает почётное первое место. Не только потому, что эта девчонка — ходячая катастрофа, обладающая необычайным талантом создавать проблемы и беспрерывно попадать в неприятности, но и потому, что она — единственная из всех людей, что я встретил на своём пути, эмоции которой я не ощущаю.
Совершенно.
Каждый раз, пытаясь прорваться сквозь её невидимую защиту, чтобы уловить хоть намёк на какую-то эмоцию, словно лоб о бетонную стену разбиваю. Ничего не выходит. Я не могу считать ничего больше, кроме того, что она сама проявляет на лице, в движениях тела и звуках, что произносит.
С ней я обычный.
Простой человек без особого дара природы.
Как она это делает, мне до сих пор непонятно, но факт остаётся фактом — Никс для меня эмоционально непробиваема, и я никак не могу это изменить. Это просто одновременно и раздражает, и восхищает.
— Так что ты тут делаешь, Остин? — Из мыслей меня вытягивает вновь обретённое спокойствие в её голосе.
— Я что, просто так домой прийти не могу? — Небрежно пожав плечами, я достаю из кармана штанов пачку сигарет и закуриваю.
— Конечно, можешь, просто Мэгги сказала, что ты здесь совсем не появляешься, — игнорируя мой резкий тон, Никс продолжает говорить нарочито ровно и медленно, чтобы мой огонь недовольства не разгорался ещё сильнее.
В отличие от меня Никс всегда тонко чувствует моё эмоциональное состояние и точно знает, когда стоит робко промолчать, а когда — хорошенько наорать на меня.
— Решил сделать Мэгги приятный сюрприз, — сухо отвечаю, наполняя лёгкие никотином. — Другой вопрос — что здесь делаешь ты… в таком виде? — добавляю я, слегка прочистив горло, стараясь смотреть куда угодно, только не на неё.
— У меня ничего нового — опять поссорилась с Филиппом, выбежала из дома, чтобы не убить его, и чуть не попала под машину. Всю одежду кровью испачкала, а домой возвращаться совершенно не хотелось, вот я и пришла к Мэгги. Сам знаешь, мне больше некуда идти.
Да… И вправду вполне обычный вечер Никс, но от её слов в груди всё нестерпимо сжимается, а упоминание о Филиппе действует на моё раздражённое состояние как допинг. Хочется подняться на несколько этажей вверх и выбить с концами всю дурь из морального урода.
Но ему сегодня несказанно везёт, потому что моё внимание вновь перемещается на ноги Никс. На сей раз потому, что на коленном пластыре начинает немного проступать кровь, и, явно проследив мой взгляд, до Никс будто только сейчас доходит, что её зад ничем не прикрыт. Она смущённо натягивает майку ниже, слегка заливаясь румянцем.
— Прости, я осмелилась покопаться в твоём шкафу. Надеюсь, ты не против? — невинно спрашивает она, перекидывая копну не до конца высохших волос на одно плечо, вынуждая мой член напрячься сильнее, если это вообще ещё возможно.
Да что же это такое? Это же Никс! Никс! Моя маленькая буйная девочка, которая мне как родная сестра. Похоже, внезапные слёзы Лары, остановившие меня ещё в самом начале приятного процесса, не на шутку раздразнили и вконец выбили меня из колеи. Другого объяснения столь бурной реакции на Николину я не нахожу. Да, сейчас она выглядит совсем не так, как обычно в своей мешковатой, немного пацанской одежде, но это же всё равно она.
Всё та же Никс! Не так ли?
— А штаны в шкафу, что ли, найти не смогла? — У меня никак не получается остудить себя. Я вынужден сесть на стул и опереться на колени, чтобы скрыть неугомонный бугор в штанах.
— Смогла, но я в них утонула. — Вижу, как Никс уже тоже постепенно начинает терять терпение. — Да и к тому же колено не хотела лишний раз задевать. Я же не знала, что ты сегодня завалишься сюда… в таком расположении духа.
Знал бы, что увижу здесь, точно не пришёл бы. Хотел, называется, расслабиться и поднять настроение, а в итоге поднялось ещё сильнее лишь то, что разрывает от напряжения тело в клочья.
— Что случилось, Остин? — со всей серьёзностью и вниманием интересуется она, делая шаг ко мне, но тут же останавливается, замечая излишнюю скованность в моём теле. — Ты сам не свой. Я могу чем-то помочь?
Мысленно я громко смеюсь, представляя вид её помощи, который мне сейчас так необходим, на деле же мне нихрена не до смеха: я с силой сжимаю во рту сигарету, жадно затягиваясь дымом, словно надеясь найти в нём успокоение.
— Может, ты заболел? У тебя лицо то багровеет, то бледнеет как мел. Давай температуру померим, — встревоженно предлагает она и вновь порывается коснуться моего лба, но я весьма грубо отмахиваюсь от неё.
Она застывает в изумлении, а в глубоких океанских глазах всего на миг проявляется холод, вслед за которым ярко вспыхивает синее пламя, что мне приходилось видеть уже не раз.
Она злится и крайне недоумевает. Для этого не нужно уметь «чувствовать», чтобы сразу понять.
— Просто утомился. Не переживай, — бесцветным голосом отвечаю я, смотря на неё сквозь туманное облако дыма.
— Ты много куришь, Остин, — с укоризной заявляет Никс, глядя, как я достаю ещё одну сигарету.
— Собралась читать мне лекцию о вреде курения? — Игнорируя её упрёк, подношу огонь ко рту.
— Нет, читать нравоучительные лекции — это по твоей части, но если тебе плевать на своё и моё здоровье тоже, хотя бы подумай о Мэгги. Она сейчас выйдет из душа, а вместо сладких ароматов выпечки окажется в едком клубе табачного дыма, — и с этими словами она подходит вплотную ко мне и грубо вырывает сигарету прямо изо рта, немедля выбрасывая её в окно.
— Ты охренела?! — Резко вскакиваю, напрочь забывая о своей «проблеме», готовый одним лишь взглядом испепелить наглую девчонку, что с тем же вызовом смотрит на меня. — Совсем не подходящее время ты выбрала, Никс, чтобы лишний раз проверять мои нервы на прочность.
— Ты что, не с той ноги сегодня встал?
— Я и не ложился, и потому, как обычно, спокойно терпеть твои замашки не буду, — почти рычу в ответ.
— Я ещё даже не начинала! — продолжает заводить меня маленькая стерва.
— Вот и не начинай! Иначе я тебя… — До крови прикусываю язык, чтобы удержать свои грязные мысли: придушить её на месте, но перед этим нагнуть над кухонным столом и жёстко отыметь до криков, до её сладостных стонов.
От одной лишь картинки об этом мне до одури хочется вмазать себе по лицу, чтобы наконец очнуться из возбуждённого дурмана.
Никс даже не представляет, о чём я сейчас на самом деле думаю, но по тому, как тёмная буря в её синих глазах постепенно стихает, меняя оттенок до цвета морской волны, она чисто интуитивно ощущает — со мной что-то не так.
— Остин, неважно, что у тебя случилось. Если не хочешь, можешь не говорить, но я уверена — всё будет хорошо, — в один миг стирая всю злость в своём голосе, с искренним сочувствием проговаривает она, вынуждая меня застыть на месте.
Как бы мне хотелось пробиться сквозь её несокрушимую стену и с головой окунуться в омут неизвестных мне эмоций. Сейчас они могли бы стать для меня спасательным кругом, брошенным в штормовые воды моих острых неадекватных ощущений.
Но их нет! Ни одной, чёрт подери! И мне придётся самому пытаться выплыть из этой манящей трясины, в которой я повяз сейчас по самые яйца.
— Но если вдруг захочешь поговорить, то не забывай, что я всегда рядом. Я с тобой. — Она поднимает руку к моему лицу. От прикосновений её прохладных пальцев неожиданно по коже пробегает блаженное тепло: согревает безграничной нежностью душу, усмиряет очередной приступ раздражения и приглушает горечь сожаления о том, что, вероятней всего, между мной и Ларой всё уже кончено. Но только жажда проникнуться Никс никуда не исчезает, а лишь наоборот, пробуждает животный инстинкт — без раздумий о последствиях удовлетворить физическую потребность, просто чтобы не сдохнуть от похоти.
Цинично ли это — страдать от душевных переживаний к одной девушке, в то время как на грани возбуждённое тело сгорает от желания к другой?
Возможно!
Но я всего лишь обычный мужчина. И сейчас — в своё оправдание хочу добавить — крайне неудовлетворённый мужчина, которого вселенная словно нарочно решила ещё больше подразнить, доводя до пределов самообладания, и проверить мою стойкость на прочность.
Между нами считаные сантиметры, а Никс продолжает поглощать меня своим глубоким взглядом, заставляя разглядеть в синеве её глаз что-то до сих пор невиданное, что окончательно лишает меня здравомыслия.
Она порывается меня обнять, но я не могу позволить ей этого сделать. Стоит ей плотно прижаться к моему наэлектризованному телу — и знаю точно — меня не остановят ни её сопротивления, ни бабушка, которая в любой момент может выйти из ванной.
Я крепко сжимаю руки на её тонкой талии, отчаянно борясь с искушением содрать с неё эту жалкую майку, что сейчас мне мешает рассмотреть полностью всё, что она так тщательно скрывает под своими обычными бесформенными слоями одежды.
Не знаю как, но я удерживаю себя и её тело на расстоянии своих вытянутых рук. Остатками разума понимаю — мне нужно срочно бежать, но адское пламя вожделения ни в какую не позволяет мне выпустить Никс из мёртвой хватки.
Это точно зверски мучительная пытка, разрывающая меня пополам, и потому, не в силах больше смотреть в столь родное лицо и терпеть на себе её томный, незнакомый мне взгляд, я то ли рычу, то ли скулю и просто склоняю голову на её плечо.
Закрываю глаза и жадно вдыхаю воздух, которого мне с каждой секундой всё больше не хватает. Пытаюсь подумать о чём-то крайне неприятном, остужающем мой пыл или отвлечься на назойливый звук телевизора, но все безрезультатно. Слышу лишь бойкий стук пульса в висках и словно теряю сознание, вдыхая запах своей майки, насквозь пропитанной её свежим женским ароматом.
— Остин… — Она не говорит, а почти что болезненно стонет и проводит рукой по моим волосам, сжимая их в районе затылка.
Бля*ь. Ну что же она делает? Нихрена мне не помогает.
— Остин! — пытается громче достучаться до меня, точно так же, как ещё недавно делала Лара.
— Заткнись! — с надрывом хрипло выдыхаю, не узнавая своего голоса. Одну девушку сегодня я уже отпустил и совсем не уверен, что мне хватит сил сделать это ещё раз.
Скажет ещё хоть слово — и я не сдержусь — прижмусь губами к пульсирующей жилке на её шее, что находится в опасной близости от меня, и разорву к чертям нежную кожу, упиваясь вкусом её крови.
Нет слов! Сука… Что со мной происходит? Я просто схожу с ума от пожирающего меня заживо желания взять её прямо здесь и сейчас.
— Ты меня раздавишь… — жалобно стонет она, напоминая, что я слишком сильно сжимаю её талию, но я больше не слышу её слов.
Не хочу. Пошло всё на *уй!
Я твёрдо намерен послать весь мир в преисподнюю и отправиться следом, падая в глубокую адскую бездну.
— Ну что, сладкие мои, пироги уже готовы? — Восторженный голос Мэгги в коридоре, словно гулкий звон колокола, разбивается в моей голове, возвращая в реальность, и останавливает меня за долю секунды до того, как я собираюсь сделать решающий шаг и спрыгнуть с крутого обрыва.
Мы с Никс одновременно вздрагиваем и резко отстраняемся друг от друга, когда Мэгги в приподнятом настроении и с банным полотенцем на голове входит в душную кухню, из которой, как мне кажется, высосали весь кислород.
Я пребываю в таком страшном возбуждённом потрясении, что в голове впервые в жизни нет вообще ни одной мысли. Ничего. Я даже не думаю о том, что только что собирался сделать.
Тотальная пустота, но в то же время невообразимый хаос.
— Я в душ, — быстро говорю я и вылетаю из кухни, даже не узнав ответа, готовы ли там их хреновы пироги.
Кто готов — так это я. Уже давно, и если я сейчас же не разряжусь, то снесу под ноль не только кухню и квартиру, но и весь грёбаный Энглвуд.
Глава 6
В детстве у нас троих была своя добрая традиция. Каждый субботний вечер мы проводили вместе у меня дома. Бабушка запекала своё фирменное мясное рагу, а на десерт — ягодный пирог, стойкий аромат которого потом ещё пару дней витал в квартире. Никс, без остановки танцуя под музыку, помогала ей с готовкой и накрывала на стол, а я занимался выбором настольных игр и брал в прокате фильмы ужасов, во время которых мы с бабушкой неудержимо смеялись с того, как истошно визжит Никс на каждом страшном моменте.
Ничего сверхоригинального: простой, но невероятно вкусный ужин, стандартные, всем известные игры, фильмы без особо захватывающего сюжета, но почему-то именно эти вечера субботы я до сих пор вспоминаю с тёплым трепетом в душе.
И на первый взгляд в эту самую минуту кажется, будто всё точно так же, как было тогда: мы снова вместе, за окном царит та же вечерняя тьма, мы в той же скромной квартире, в тесной кухне, на столе тот же ягодный пирог, и даже запах родного дома со смесью сладкой выпечки заставляет поверить, что время ничего не изменило.
Но это не так.
Оно изменило нас.
Сидя за столом и ожидая, пока Мэгги разложит по тарелкам горячий пирог и заварит чай, я украдкой наблюдаю за девушкой, чьи изменения произошли настолько тихо и незаметно, будто в тайне от других, что сейчас, чётко оценивая их масштаб, меня неизбежно повергает в шок, с головой топит в смятении и парализует недоумение — как можно было раньше не заметить столь кардинальных перемен той, что всегда была прямо перед моим носом?
Три!
Три, мать его, раза!
Три раза потребовалось моему обиженному на весь мир члену, которого дважды за один вечер удержали от головокружительного удовольствия, чтобы хоть немного успокоиться и позволить мне вернуть себе ясность мыслей.
И на все три раза потребовалось каких-то двадцать минут активных ванных процедур, что, мягко говоря, обескураживает и заставляет почувствовать себя вновь озабоченным подростком.
Пусть ненамного, но мне стало легче, и теперь я хотя бы способен вести себя адекватно и спокойно вступать в диалог.
По крайней мере, я был полностью уверен, что хотя бы сегодня без лишних проблем справлюсь с компанией Никс, в присутствии которой теперь моё тело решило отделиться от разума и жить своей собственной жизнью.