Всё вокруг меня казалось другим.
И Гейб тоже был другим. Когда он касался меня, ведя по дому, как делал это обычно, его рука на моей пояснице была не напористой, а нежной. Я с заминкой спускалась по ступеням и шла к парадной двери, однако он поддерживал меня на каждом шагу моего пути.
Со столь необыкновенной интимностью.
Мы подошли к парадной двери. Я притормозила, но он так беспечно распахнул её, будто это было обычным явлением.
«Для него, может, и так», — предположила я.
— Тебе нужна обувь?
Я забыла, что была без неё. Покачала головой, отказываясь. Я хотела на улицу. Мне нужно было на улицу.
— Всё должно быть в порядке, — сказал он, скорее, самому себе, чем мне. — На улице ведь трава.
Я зашагала вперёд, минуя порог, мои колени дрожали. Желудок сжался. Не в силах поверить, что это стало возможным, я всё ещё ждала, что нарвусь на невидимую стену сразу за дверью. Но нет, я вышла из дома, и он повёл меня дальше. Деревянные доски крыльца были шероховатыми под моими ногами и тёплыми от послеполуденного солнца.
С моей рукой на его мы спустились по ступенькам и двинулись в мир.
Была весна, и на улице стоял прекрасный день. Я остановилась в нескольких футах от дома, запрокинув голову назад. Солнце было таким ярким, что глаза слезились, а тепло ласкало кожу.
— Мы пойдём по этой тропинке, — сообщил Габриель, кивнув в сторону леса. — Она почти вся покрыта травой.
Мы побрели по подъездной дорожке к соснам. Асфальт под пальцами был тёмным и горячим, мне приходилось идти немного быстрее, чтобы не обжечь кожу стоп. Мне нравилось это ощущение, впрочем, мне нравилось чувствовать и покалывание. Мурашки побежали вдоль рук от лёгкого ветерка, однако следом, как только он утих, их согрело солнце.
От ещё одного порыва ветра сосны над нами содрогнулись, а поток посыпавшейся пыльцы унесло в сторону. Точки размером с булавочный укол светились золотом, отсвечивая солнце и творя из воздуха, казалось, неземную галактику пыльцы. Будь у меня аллергия, я бы ужаснулась: моя бывшая соседка ненавидела пыльцу и отказывалась выходить на улицу весной. Но я была заворожена.
Мы шли медленно. Тропки хватало только на одного человека, и Гейб позволил мне брести впереди него. Мои глаза метались от одной сокровищницы к другой. Пылающая янтарём смола, словно драгоценный камень в трещинах сосновых веток. Ярко-жёлтые овальные грибы, растущие на пеньках, с мятыми и неоновыми краями. Я проехалась ладонью по грубой коре дерева, пальцами ощупывая каждый разлом и щель. Строй муравьёв описывал изгиб вокруг ствола, и, остановившись понаблюдать, я увидела, что вся поверхность дерева подвержена движению в какой-то деятельности.
У моих ног что-то шевельнулось, и я отпрянула, поражённая, прямо в руки Габриелю. Он поддержал меня, помогая найти баланс, после чего опустил руки.
— Это всего лишь тритон.
— Кто?
Габриель нагнулся, чтобы подобрать извивающуюся тварь.
— Они здесь повсюду, особенно после дождя. Будь осторожна, не наступи на них. Обычно они не начинают шевелиться, пока ты не оказываешься слишком близко.
— Он такой милый. Привет, милашка.
— Хочешь подержать?
Гейб протянул тритона мне, поигрывая своими бровями, чтобы я взяла его. Я храбро протянула руку, и он уронил в неё зверька.
Тот тут же без промедления начал извиваться. Удерживая тритона в руке, я легонько прижимала большой палец к его спине, не позволяя ему вырваться из моей хватки. Его кожа была почти полупрозрачной, и я могла почувствовать, как вздымается и опадает его животик у моей ладони. Маленькие ножки были влажными на моей коже.
— Похоже, ты нашла себе домашнего питомца.
— Скользкий, — заметила я. — Не лучший питомец для объятий.
— Лучше, чем банановый слизень.
Я рассмеялась и присела на корточки, позволяя крошке-тритону сползти по моей руке. Он плюхнулся на животик во влажную листву и, извиваясь, двинулся прочь.
— Будь свободным, крошка-тритон!
— Это слишком для домашнего питомца.
— Он всё ещё может быть моим питомцем. Я вернусь и принесу ему что-нибудь из… А чем питаются тритоны?
— Насекомыми? — пожал плечами Гейб.
— Фу, какая гадость. Ладно, тогда не имеет значения.
Мы продолжили идти со мной во главе. По бокам тропинки я замечала маленьких тритонов, на которых раньше никогда не обращала внимание. И я проявляла осторожность, чтобы не наступить на них.
Это было так странно. Я каждый день в течение последних трёх лет прогуливалась по дендрарию, через который лежал мой путь на работу, но никогда не замечала в деревьях ничего такого. Здесь же в каждом дереве встречалось что-нибудь удивительное: изгиб ветвей, трепет листьев, то, как громоздились зелёные крылья на концах этих же веток.
Я замерла посреди полянки, и Гейб, следующий за мной, остановился позади. Перед нами к небу тянулось массивное красное дерево. Я запрокинула голову, оглядывая его. Кора пахла очень вкусно, влагой и благовонием, а единственным звуком вокруг нас был шелест сосен.
Почему никогда раньше я не замечала, насколько они были красивыми?
Я начала плакать. Не знаю почему, но мне не было грустно. Напротив, огромное дерево, раскинувшееся передо мной, переполнило моё сердце радостью настолько сильной, что я будто не могла удержать её внутри. Я была снаружи, была свободна, даже если только на мгновение, а это дерево, вытянувшееся надо мной, вынуждало весь человеческий мир выглядеть совершенно нелепым и незначительным.
Гейб не пытался меня утешить. Он не трогал меня, и всю дорогу обратно к дому мы прошли молча. Я чувствовала себя настолько спокойно, что ничего не имело значение, даже тот хаос, который я сотворила сама с собой. Ничего не имело значения, потому что эти деревья будут расти вечно, даже после того, как я умру и исчезну. Они продолжат быть прекрасными.
Дойдя до входной двери, я остановилась и бросила один единственный взгляд на развевающиеся позади сосны. Он же терпеливо держал для меня дверь открытой.
Я подняла на него взгляд. Его глаза были спокойными как океан. Я не знала, как выразить ему то, что он даровал мне самый лучший подарок из всех, когда-либо мне преподнесённых. Не знала, как выразить ему то, что поняла сама.
Но вместо объяснений на цыпочках я наклонилась вперёд и нежно поцеловала его в губы.
В первый раз, когда я поцеловала его, он ответил мне глубоким поцелуем. Однако в этот раз, поцеловав меня, он не стал давить, когда я отстранилась.
— Спасибо тебе, — шепнула я и направилась внутрь.
Гейб.
Что она со мной делала, эта девушка? Я не знал, стоило ли мне довериться ей, когда она поцеловала меня. Мой план заключался в том, чтобы соблазнить её, однако сейчас, когда возможность для этого представилась, я был абсолютно потерян. Мне не нравилось, что из-за этого я чувствовал, будто меня волновало, были ли её чувства ко мне настоящими.
В этот вечер она приготовила ужин, а я разлил вино по нашим бокалам. Она ярко улыбалась и пила, и мы разговаривали, как разговаривают, по моему мнению, нормальные люди. Она попросилась пойти наверх и почитать, и я отпустил её, не став следовать за ней. Однако без неё кухня выглядела такой пустой.
Позже я отправился на прогулку. Снаружи горели звёзды. Мне нравилось здесь, вдали от города. Где яркие звёзды, подобные уколам от булавок, были даже ярче. Они держали тени в стороне.
Впрочем, и она тоже разгоняла тени. На нашей прогулке я обозревал мир её глазами, и тени не возвращались, не вернулись даже потом, когда я оставил её.
Нет. Я не мог стать зависимым от неё. Я никогда ни от кого не зависел.
«Но она твоя, — подсказал разум. — Делай всё, что пожелаешь».
Напоминание сделало лишь больнее. Я не хотел заставлять её любить меня. Даже этот обман… От него мой желудок как-то странно скручивался. Когда люди говорили о чувстве вины, именно это я и представлял. Скручивание внутри, стеснение в груди. Я никогда не чувствовал этого раньше и не хотел такого сейчас.
Тени разошлись по бокам, но сейчас более крупной для меня помехой была она.
Я отправился внутрь. Она спала, а незаконченная книга валялась в стороне. Я заменил закладку и опустился рядом с её спящим телом. Не стал будить, чтобы привязать её запястья к столбикам. Не сегодня. Она выглядела такой умиротворённой.
Может быть, утром перед тем, как я уйду.
Я бережно обнял её одной рукой. Чтобы защитить её или себя? Теперь ответ на этот вопрос я дать не мог.
Глава 21.
Кэт.
Гейб прав в одном: его выбор вин был невероятен. Шираз (прим. ред.: «Шираз» – марка вин, преимущественно австралийских, имеющих весьма насыщенный цвет и изготавливающихся из сорта винограда под названием «Сира»), которое он достал к ужину, в паре со стейком составляло идеальное сочетание, и я умудрилась выпить два полных бокала, прежде чем это осознала. Он же всего лишь усмехнулся улыбкой, от которой моё сердце пропустило удар, и снова наполнил мой бокал.
Я была уверена, что он хотел напоить меня, чтобы… Чтобы сделать со мной то, что он хотел сделать. Но, когда я попросила у него разрешения пройти наверх почитать, он оставил меня в одиночестве на несколько часов. Странно. Он и сам был таким странным. Да и вино сделало меня очень сонной. Я отключилась ещё до того, как он поднялся.
На следующее утро, когда я проснулась, его нигде не было. Комната была тускло освещена; окна выходили на запад, и это означало, что солнечный свет не доберётся сюда, пока не наступит полдень. Стены комнаты озарял всего лишь слабый серый свет. Руки мои были привязаны к столбикам кровати тем же красным ремнём, что и раньше. Вот только лодыжки были свободны.
Пульс участился. Что он со мной делал?
Бросив вниз отчаянный взгляд, я увидела, что на мне всё то же платье, что и было прошлым вечером. Нижнее бельё оставалось на месте, поэтому я могла сказать, что он вообще ко мне не притрагивался.
Почему?
Хотя я и должна была почувствовать себя лучше, осознание этого на самом деле прострелило мою нервную систему паникой. Казалось странным, что он напоил меня, связал, а после… Ничего. Я не знала, хотела ли каких-то действий с его стороны. Но то, что он не разбудил меня, по какой-то причине встревожило, но я не знала, почему.
— Гейб?
Я подождала, чтобы убедиться, что его не было в ванной комнате, но ответа не последовало.
Ванная. Мне нужно было в ванную. Как только я это поняла, желание справить нужду ударило по мне ещё сильнее. Прошлым вечером я выпила слишком много вина, и, если он не освободит меня, я описаюсь прямо в кровати.
Я завопила громче, чтобы мой голос было слышно и внизу. Конечно, он бы не оставил меня связанной, не дав возможности сходить в ванную.
— Гейб!
Ничего.
Я принялась крутиться, извиваясь всем телом. Могу поспорить, мои ноги могли бы дотянуться до узлов, если бы я потянулась. Я могла бы даже сбежать, если он ушёл. Может, он и ушёл. Но куда он…
Дерьмо.
Мой мозг незамедлительно сосредоточился. Вчера единственным, что его останавливало от убийства того мужчины, была сделка. Но сегодня…
Нет, он не станет.
Конечно, станет. Он же был убийцей.
— Гейб? — закричала я во всю глотку, горло ныло от напряжения и воплей. Но мне было всё равно. — ГЕЙБ!
Я должна была выбраться. Конечно, мне было необходимо в ванную, но, более того, мне нужно было остановить его от убийства ещё одного человека. Если он ушёл, уехал туда, где нашёл, как сказал, следующую жертву. Только подумав об этом, я осознала, что мне было страшно не за его следующую жертву. Мне было страшно за него.
Куда он ушёл? Я ломала голову над этим, даже когда извивалась, пытаясь дотянуться ногами до узлов. Он сказал «за сотню миль». Что значит, у меня есть время, если он ушёл не так уж давно. Но откуда мне было знать?
Большие пальцы коснулись ремня, и я завернула их вокруг верхней части узла, пытаясь схватиться. Шея была согнута под жутким углом, да и сама я хотела писать, Боже, как же сильно хотелось писать.
Я должна была выбраться. Большие пальцы соскользнули, и боль прострелила мышцы пресса. Я едва ли не закричала вслух. Слишком много сил уходило на то, чтобы сдержаться и не описаться в этой позе.
Но я не могла позволить ему это сделать. Не могла позволить ему убить.
— ГЕЙБ! — закричала я.
Грудь начала сжиматься. Нет. Только не паническая атака. Не сейчас.
— Нет, — сказала я себе, задыхаясь. — Нет, нет, нет, нет!
Тревога обхватила моё горло с такой силой, что я подумала, что его уже сплющило. У меня не было таблеток. Если бы у меня были таблетки, со мной было бы всё в порядке. Но таблеток не было. Как и возможности двигаться или сидеть. Мои руки были вытянуты в сторону, и я не могла расслабиться.
— ГЕ-Е-ЕЙБ!
Боже, мне нужно было пописать. О Боже, мне нужно было пописать. И это произойдёт, если он не появится… Сейчас же. Я сжала бёдра, пытаясь сдержаться. Напряжение в груди возросло. Сердечный приступ? Иисус, что произойдёт со мной, если у меня случится сердечный приступ?
Это был не сердечный приступ. Это был не сердечный приступ.
— Дыши, Кэт, — повторяла я, мой живот был полон и натянут, нуждаясь в облегчении. — Глубокий вдох. Вдох. Выдох.
Я не могла глубоко вдохнуть, не с таким полным мочевым пузырём. Это было бесполезно. Мне надо было постараться выбраться из этой кровати, несмотря ни на что.
Я снова закинула ноги над головой, и снова мои пальцы соскользнули. И на этот раз, когда моя нога упала, я не смогла себя сдержать. Моё тело было слишком напряжённым, потому мне и пришлось отступить.
Тепло разрасталось по мере того, как я описывалась. Я застонала, стараясь передвинуться к краю, но это было бесполезно. Я насквозь промокла: моё бельё, платье, простыни. Едкий запах мочи поднялся снизу, щипля мой нос.
Слёзы наполнили глаза, тогда как сама я задыхалась. Унижения хватило, чтобы я расплакалась, но в остальном я не стала ближе ни к побегу, ни к тому, чтобы предотвратить убийство мужчины Гейбом.
Он введёт ему иглу, как и другим мужчинам.
«Дыши, Кэт».
Я втянула воздух, но этого было недостаточно. Вся комната, казалось, надвигалась на меня, неясная и тёмная. Я снова закинула ноги, но не сумела даже различить узлы на своих запястьях.
Он привяжет мужчину к столу, затянет ремни.
«Нет, Кэт. Нет».
Я покачала головой и смежила веки, выдыхая сквозь зубы. Которые начали болеть от того, как сильно я сжимала челюсть. Влагу у моей нижней половины туловища холодил воздух, когда я вскидывала ноги, пытаясь зацепиться пальцами за узелок. Если бы только у меня был нож…
У него же был нож. Им-то он и вскроет мужчину.
— НЕТ! — завопила я, задыхаясь.
Грудь сжалась, и я ощутила, как спазм охватил мышцы шеи, стискивая горло.
Он захочет ударить его ножом в сердце.
Нет!
Я хватала ртом воздух. Моё зрение заволокло серыми пятнами, а голова начала кружиться. Ремни, обвивающие запястья, были тесными, очень тесными. Здесь не было крови. Я не могла сбежать. Я умру здесь, в постели, в собственной моче.
— Помогите! — позвала я, голос был скрипучим между неглубокими вдохами.
В комнате не было никакого воздуха. Я задыхалась, захлёбывалась. Здесь вообще не было воздуха, сколько бы я не вдыхала. Комната начала вращаться вокруг меня.
Он убьёт его. Убьёт его. Убьёт.
— Гейб… — слабо вскрикнула я, а потом всё почернело.
Гейб.
Я поступил глупо.
Раньше я мог бы назвать себя неглупым человеком — я всегда действовал осторожно, рационально. В случае ошибки меня могут поймать, а я знал, какими будут последствия, если кто-то найдёт меня.
Но я был любопытным. Как и мой котёнок.
И вот так я совершил глупую небрежность. Я вернулся в библиотеку, где встретился с девчонкой. Я говорил себе, что собираюсь взять ей для компании ещё книг на прочтение. Но это была лишь очередная ложь, которую я внушал самому себе.