Лана выпустила кур и кроликов в бурьян заднего двора. Никуда они оттуда не денутся — Лана как-то с ними умудрялась договариваться об этом. На кухне осталась только кошка Приблуда — прибившаяся к нам лет пять назад чуть живым тощим котёнком, так и жила с тех пор с нами, хотя в деревенском быту была совершенно бесполезна — всех мышей, крыс и даже тараканов Лана изгнала из нашего дома, как только обрела свою магию.
Так что, в отличие от остальных деревенских кошек, наша не отрабатывала крышу над головой и блюдечко с молоком ловлей мышей, а жила у нас на правах друга и была любимицей младших детей, поэтому никому и в голову не пришло оставить её в деревне. Кур и кроликов мы взяли с собой из практических соображений, а вот пёстренькая, короткошёрстная, аккуратная и очень ласковая кошечка должна была внести уют в наш новый дом.
Ближайший рынок находился в четырёх кварталах от нас — не настолько близко, чтобы мешать шумом, но и не настолько далеко, чтобы надорваться, таская продукты. Мы шли, с любопытством разглядывая лавки, магазинчики, мастерские, небольшие склады, приёмные магов и тому подобное — ближайшие улицы, как и наша, именно из таких домов и состояли: торговое помещение на первом этаже, жилые комнаты на втором, иногда имелся и третий этаж, чаще мансардный.
Идти было легко и удобно — вдоль домов тянулись тротуары, так что, никакой грязи, и не нужно постоянно оглядываться и следить, чтобы не попасть под колёса какой-нибудь кареты или повозки, что приходилось делать в Бетелле, куда я довольно регулярно ездила. Тротуаров там не было в принципе, даже на главной площади, где располагались мэрия, храм, тюрьма и дома местного дворянства. Максимум — просто полоска земли, отделяющая мостовую от домов, да и замощён был только самый центр.
А здесь всё же столица. Уж не знаю, что творится на окраинах, но здесь, в кварталах крепкого среднего класса, всё было чистенько, аккуратненько, без особой роскоши, но было видно — за городом хорошо следят, вон, даже фонари, сейчас погашенные, стоят вдоль улиц, а один раз я увидела двух стражников в форме, патрулирующих улицы.
Ребятишки живо обсуждали всё увиденное, засыпая меня вопросами, я старательно отвечала на те, на которые могла, время от времени поправляя неправильное ударение или произношение. Моей главной задачей после нашего выживания было дать детям шанс на нормальную жизнь. Все мы — маги, и хотя для меня академия была тем, о чём можно забыть, у детей был шанс получить высшее магическое образование и хорошо устроиться, имея диплом и востребованную профессию. Поэтому я не только обучала детей азам управления магией, одинаковым для всех, независимо от самого дара, не только учила их читать, писать и считать, а также давала необходимый минимум по истории и географии, я много времени уделяла их речи и обучала самым элементарным правилам этикета, чтобы в академии они с первых же слов не стали париями.
Магами, в большинстве своём, становились аристократы, чем знатнее и древнее род, тем выше сила. Маги рождались и среди простолюдинов — аристократы во все века заводили любовниц не своего круга, а от этого рождаются дети, наследуя дар от родителя. Поэтому студенты-простолюдины в академии не редкость, туда принимали за способности, а не за родословную, но от насмешек за неправильную речь и неумение себя вести не был застрахован никто.
Поэтому дома мы разговаривали только на правильном, литературном языке, благо, свои отличные оценки я получала не зря, и мой «акцент», упомянутый герцогом в напутственном письме, был на самом деле столичным, аристократическим выговором, и потому сильно отличался от местного говора приграничных крестьян.
Было сложно. Особенно учитывая, что для детей это был неродной язык, а окружение говорило не так, как я, но в итоге мы пришли к некоему компромиссу — по сути, дети знали два языка, на одном общались со своими друзьями на улице, на другом — со мной и между собой дома. В первую же поездку в Бетелл на ярмарку с семьёй дядьки Рула, я раздобыла толстую книгу сказок, которую мы все вместе читали и перечитывали зимними вечерами, потом стала покупать другие книги, интересные детям, чтобы правильные слова отпечатались у них в мозгах. С произношением было немного сложнее, даже я потихоньку сбилась на местный, но хоть и с лёгким «акцентом», а изъяснялась я правильно, и детей приучила.
Это очень помогло старшим в академии, хотя поначалу над их деревенским акцентом всё же посмеивались, но не более — сила их магии вызывала уважение даже у самых заносчивых аристократов, хотя и зависть тоже, не без этого. Тройняшкам будет проще, втроём они были силой, с которой приходилось считаться окружающим, по характеру — явными лидерами, причём Льюла могла дать насмешнику в глаз без колебаний, ничем не уступая братьям. Эти не позволят себя обидеть, в отличие от тихой Велы, которой поначалу пришлось сложно, при том, что Рин, уже успевший за год завоевать авторитет среди однокурсников, сестру в обиду не давал.
Младшим будет ещё проще — ко времени их поступления тройняшки ещё будут учиться, и я готова поставить фамильное колье против медной цепочки, что на младших братьев и сестёр этой банды никто не посмеет даже просто косо посмотреть. Да и за несколько лет в Винторпе речь младших окончательно выправится в новом окружении. Они уже не будут провинциалами, станут местными жителями, что тоже немаловажно, и это стало ещё одной из причин нашего переезда в город.
Нам оставалось пройти полквартала, улица, по которой мы шли, в конце расширялась, превращаясь в рыночную площадь, откуда даже сюда доносился громкий гул голосов, из которого выделялись крики зазывал, расхваливающих свой товар. Улица тоже была гораздо более многолюдной, чем наша и те, по которым мы сюда шли, многие люди шли не только по тротуару, но и по мостовой, благо, транспорта здесь было немного, и двигался он черепашьим шагом.
Я велела детям держаться рядом — всё же прежде в подобной толпе оказываться им не приходилось. Адрес нового дома они знали наизусть, дорогу мы тоже запоминали вместе, отмечая особые приметы, да и не трёхлетки уже, я чуть старше была, когда главой семьи стала, но всё же трудно изжить в себе многолетнюю привычку волноваться за тех, кого мне поручили совсем малышами.
И тут, прямо у нас на глазах, едва не случилась трагедия. Я прекрасно видела, как небольшое ландо, запряжённое одной лошадью, подъехало к рынку, кучер спрыгнул с козел и помог выбраться из него немолодой женщине, вторая, то ли служанка, то ли компаньонка — ей он руки не подал, — только собралась последовать за своей хозяйкой, как лошадь, громко заржав и едва встав на дыбы — помешали оглобли, — рванула вперёд.
Хорошо, что прежде, чем высаживать пассажиров, кучер развернул ландо, и лошадь помчалась по мостовой, а не врезалась в толпу на тротуаре. Плохо, что и по мостовой тоже шли люди. Чудом разминувшись в едущей навстречу телегой, лошадь бежала, ничем не сдерживаемая, под громкий визг своей пассажирки, вцепившейся в борт, чтобы не вывалиться, и громкие крики перепуганных людей, которые едва успевали отпрыгнуть с её пути.
Всё произошло в считанные секунды, и не все успели отбежать. На пути лошади оказалась молодая женщина, с тяжёлой корзиной, держащая за руку маленького ребёнка, мальчик чуть постарше бежал рядом. Услышав крики, она успела обернуться и застыла столбом, в ужасе глядя на приближающуюся смерть, мальчик же кинулся бежать, но не в сторону, а прочь от лошади по той же дороге, что было совершенно бессмысленно. Ещё секунда — и все трое погибнут.
От тротуара на мостовую метнулось трое мужчин в чёрном, двое схватили женщину и младшего ребёнка и отдёрнули их с пути взбесившейся кобылы, третий кинулся за мальчиком. Добежал, опередив лошадь на доли секунды, прыгнул наперерез и на лету буквально выдернул ребёнка из-под копыт, упал с другой стороны дороги, по инерции прокатился по мостовой и замер. А лошадь пробежала ещё немного и замерла, услышав твёрдый приказ:
— Стоять!
Отведя глаза от места едва не разыгравшейся трагедии, я увидела, что посередине мостовой, с выставленной вперёд ладонью, стоит Лана, а перед ней — тяжело дышащая, взмыленная, но уже спокойная, точнее, покорная лошадь. Я даже испугаться за дочь не успела, впрочем, вряд ли стала бы — с тех пор, как в ней проснулся дар, самые бешеные племенные быки ластились к ней как котята и слушались, как новобранцы прославленного генерала, а дикие звери ели с руки. Что ей всего лишь какая-то перепуганная лошадь?
А вот мужчина с мальчиком волновали меня больше. Я снова посмотрела на них и увидела, как выпущенный из крепких объятий, спасших его не только от копыт, но и от столкновения с мостовой — мужчина перед падением буквально завернул ребёнка в своё тело, — мальчик бежит к рыдающей матери, и, судя по его движениям, отделался он лишь испугом, может, парой ссадин. Мужчина вставал медленно, придерживая правую руку, хотя от помощи подбежавших спутников отказался.
А вот и мой первый клиент. Упустить такой шанс я не могла — столько народа смотрит сейчас на героя, такая реклама для меня! Отдав корзину Ρонту, отметив, что кучер уже догнал свою беглянку и крепко взял под узцы, а Лана что-то ему объясняет, указывая пальцем на круп кобылы, я жестом велела сыну приглядеть за сестрой, а сама решительно направилась к мужчине, который продолжал осторожно придерживать явно травмированную руку и качать головой в ответ на что-то, что жарко доказывали ему спутники.
Нужно брать быка за рога. Вперёд, Дина, ты справишься!
— Сэр, я целительница. Разрешите вам помочь.
ГЛАВА 2. ПАЦИЕНТ
День первый. Понедельник
На меня с высоты глянуло шесть удивлённых глаз. Да, ростом я не вышла, Ронт меня уже почти догнал, да и Лана скоро догонит, но это не повод смотреть на меня так, словно заговорила… кошка, например.
Наконец один из мужчин — не тот, что пострадал, а другой, с каштановыми волосами, убранными в хвост, снизошёл до ответа:
— Благодарю, мэм, но мы предпочитаем своего целителя, проверенного.
Скорее всего, так и есть. Вблизи было заметно, что хотя тёмная одежда мужчин не была украшена кружевом и вышивкой, как у аристократов, но сама ткань была настолько качественной и дорогой, что один сюртук того, кто мне ответил, стоил дороже роскошного бального платья. Похоже, это были аристократы, которые попытались слиться с толпой. Только я слишком хорошо помнила, что такое качественная ткань, и сколько она может стоить. И упускать такого состоятельного клиента было жалко.
— Сэр, это не вы сейчас испытываете боль, так что, и решать не вам, — предельно вежливо, но твёрдо парировала я и вновь обратилась к герою. — Не бойтесь, это не больно.
— Так не бывает, — хмыкнул третий, коротко стриженый блондин. Сам же герой продолжал молча, слегка прищурившись, смотреть на меня, словно не зная, как реагировать на заговорившую кошку.
И я решилась. Хотела взять мужчину за руку, но обнаружила на нём тонко выделанные лайковые перчатки, сидящие как вторая кожа — такие снимать дольше, чем всю остальную одежду, что была на нём. Тогда я подняла руку и прижала ладонь к щеке мужчины, запуская диагностику и обезболивание.
Глаза мужчины, сначала показавшиеся мне чёрными, как его волосы, широко распахнулись и оказались тёмно-серыми, как небо перед грозой. Шатен же ахнул от возмущения, больно схватил меня за руку и оттащил от раненого.
— Не смей прикасаться!
— Нет, Миллард, пусть продолжает, — подал, наконец, голос герой.
— Но, ва… — начал возражать шатен, но был оборван твёрдым:
— Пусть. Продолжает.
И я продолжила. Свежие травмы и раны лечить проще всего, а тут и пары минут с момента падения, наверное, не прошло. Так что, спустя минут пять, не более, я убрала ладонь.
— Вот и всё. И совсем не страшно, правда?
— Правда, — мужчина повертел рукой, сжал и разжал кулак, словно не веря, что и правда — уже всё. — Что вы хотите за услугу?
— Три серебрушки, — я уже знала, что это в приграничных сёлах за такие деньги корову купить можно, а в столице — разок в ресторан сходить. В хороший ресторан. А человек в такой дорогой одежде точно мог себе это позволить. — Две за закрытый перелом руки без смещения, третью — за синяки и ссадины.
— Сколько? — глаза брюнета снова широко распахнулись. Я что, перестаралась?
— Ладно, две серебрушки, — пошла я на попятный. — Синяки и ссадины — бесплатно, как первому клиенту.
Блондин хихикнул, шатен недовольно фыркнул, а мой пациент закатил глаза и покачал головой, словно я ляпнула глупость несусветную. Потом достал из кармана золотой и вложил мне в ладонь.
— За лечение.
— О, — растерялась я. — У меня с собой столько сдачи не будет. Может, разменять? — и я огляделась, прикидывая, нет ли где поблизости банка, но ничего похожего не обнаружила.
— Сдачи не надо, — мужчина улыбнулся уголком рта. — Это на самом деле было не больно. Я удивлён.
— Всё равно — это слишком много. А давайте, я вам на сдачу шрам уберу. Только нужно будет прийти ко мне в приёмную, это дело небыстрое, он у вас явно старый.
— Какой шрам? — насторожился шатен.
— Вот этот, — я провела пальцем по своей скуле от уха до шеи. Длинные, ниже плеч, густые и волнистые волосы брюнета были распущены и скрывали и скулы, и уши, но прикоснувшись к его щеке, я явственно ощутила пальцами грубый застарелый шрам от ожога, а при сканировании поняла, что он намного больше и уходит с шеи на спину. Странно, что мужчина его раньше не свёл. Судя по немодной причёске — он этот шрам скрывает, значит, тёплых чувств к нему не питает, тогда почему не обратился к целителю? Да и почему он вообще у него остался, словно заживал сам, без магической помощи? Такое возможно у крестьян, но никак не у аристократов.
— Это шрам от магического напалма, — глухо уронил мой пациент, заметно напрягаясь.
— Тогда это будет стоить еще один золотой, — тут же подкорректировала я цену. И пояснила: — Придётся повозиться.
— Вы издеваетесь? — возмущённо воскликнул шатен. — Или просто не поняли, о чём речь? Шрамы от магического напалма не сводятся.
— Любые шрамы можно убрать, — пожала я плечами. Странные они какие-то. Тело — оно всегда тело, как бы ни было сильно травмировано — всегда можно исправить. Дело лишь в приложении сил. — Просто попробуйте, — снова обратилась к брюнету. — Оплата по достижению результата, так что, вы ничего не теряете.
— А как вас найти? — поинтересовался блондин.
— Моя приёмная только что открылась на Липовой аллее, точнее — откроется завтра, но вы можете прийти и сегодня. На вывеске написано «Целительница Троп», это я.
На аллею наша улица не тянула, да и лип я там не заметила, там вообще никаких деревьев и прочих растений не было, кроме цветов в ящиках под окнами вторых этажей в некоторых домах. Разве что на задних дворах что-то росло, но за домами этого было не видно. Улица сплошь состояла из магазинчиков и контор, на таких палисадников не делают. Но название улице придумывала не я, а звучало довольно мило.
— Хорошо, мисс Троп, я приду, — кивнул брюнет, вновь несколько раз сжав и разжав кулак. Да-да, руку я починила качественно и безболезненно, оцени и приходи ко мне вместе со своим золотом. Я полную диагностику не запускала, только по свежим травмам пробежалась, но даже этого хватило, чтобы понять — шрамов там, под одеждой, гораздо больше, а это денежки! Но вслух ничего говорить не стала, лишь поправила:
— Миссис.
— Хорошо, миссис Троп, — повторил мужчина, надел шляпу, которую подал ему блондин и, коротко поклонившись, быстро зашагал куда-то в сопровождении своих спутников. А я, проводив его взглядом, пожала плечами и вернулась туда, где меня терпеливо дожидались дети, надеясь, что зеваки, толпящиеся неподалёку, хорошо расслышали адрес.
— Они явно не те, за кого себя выдают, — негромко сказал Ронт, идя рядом.
— Да, я тоже догадалась. Аристократы, пытающиеся слиться с толпой простолюдинов. Кто бы им ещё подсказал, что мало заказать у дорогого портного одежду без отделки, нужно хотя бы материал попроще выбирать. А лучше в лавке готового платья купить. Да и лайковые перчатки — не то, что простые люди носят каждый день.
Мы переглянулись и ухмыльнулись. Рыбак рыбака…
— А еще они в чём-то ошибаются. Когда тебе тот, кто руку сломал, монету дал, потом тот, что с хвостом, что-то сказал — они сами в это верили, но это неправда.
Я мысленно пробежалась по нашему разговору и поняла, о чём речь.