«Маша, наберите номер бухгалтерии и срочно вызовите Викторию Денисовну! У нас не сходятся цифры за прошлый месяц!»
«Просителей не пускать!»
«Вы уже созвонились с больницами, которые указаны в черных папках, Маша? Нет? Почему?! Дети ведь ждут! У них каждый час на счету! Этим надо было заниматься с самого утра!… Ах, вы были заняты ревизией холодильника? Какой, к черту, холодильник, когда дети умирают?!»
У меня пылали щеки, горели уши, и уже к обеду я начала медленно понимать, за что Облонского так невзлюбила предыдущая секретарша. Видимо, марципан в коробках был ее единственной отрадой после общения с боссом.
Вспомнила, что у Облонского погибла дочка, и приказала себе молча терпеть его вопли. В конце концов, он прав. Бутерброд с колбасой можно заказать позже. Дети важнее. Особенно те дети, родители которых приходили в коричневую гостиную.
Придвинув к себе стационарный телефон, я принялась обзванивать больницы.
Виктория Денисовна из бухгалтерии вплыла в приемную через пятнадцать минут после моего звонка. Фыркнула с презрением в мою сторону и едва кивнула в знак приветствия.
Я окинула изучающим взглядом ее обтянутые брючками в деловом стиле идеальные бедра, наращенные в салоне волосы цвета пережженной карамели, и вернулась к больницам.
Скоро из-за закрытой двери послышались крики Облонского.
«Как, недосмотрели?! Да вы понимаете, какие это суммы?! Я уволю вас к чертовой матери, и долг будете выплачивать еще десять лет! Он на стоимость целой квартиры тянет!»
Бухгалтер что-то невнятно мямлила в ответ, а потом вылетела из его кабинета со слезами на глазах.
Я проводила ее взглядом и вернулась к телефонам больниц, пока на ковер не вызвали меня. Получить выговор в первый день работы мне очень не хотелось. Это я там млела утром от образа босса? Восторженную влюбленность сдуло, будто ветром. С Облонским, как на вулкане. Никогда не знаешь, когда он полыхнет в следующий раз.
В полдень я принесла ему в кабинет все черные папки с результатами звонков.
— Лечащие врачи больных детей подтвердили диагнозы, Владимир Николаевич. Средства можно переводить на счета нуждающихся.
Он испытующе посмотрел на меня.
— Хорошо, Маша. Приготовьте ланч. Там, в списке, который вам оставила Божена Брониславовна, все указано. И не забудьте пообедать сами. С двенадцати часов у вас есть ровно час на законный перерыв. Если предпочитаете обедать продуктами, которых нет в списке, закажите их.
- Да, Владимир Николаевич, — задержавшись на миг перед его столом, кивнула я.
Его суровое лицо на миг просветлело.
— Мне нравится, как вы это произносите. Говорите эту фразу почаще.
Притормозив от неожиданности, я с опаской взглянула на него. Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой, и его рука потянулась к горлу. Пальцы нащупали и медленно расстегнули верхнюю пуговицу белоснежной рубашки и чуть ослабили черный галстук.
Я невольно сглотнула и застыла. Низ спины окатила тяжелая волна. Черт, что это за босс такой, если от одного движения его руки у меня подгибаются колени?
— Ну, же, Маша, не стойте. Принесите что-нибудь перекусить, — заметив мое смятение, развеселился он, и в карих глазах мелькнули смешинки.
Стряхнув с себя наваждение, я вспыхнула и поспешила ретироваться обратно в приемную.
— Доставка! — возвращая меня в реальность, громко оповестил парень из «Деливери» в ярко-желтой форме.
Я почувствовала себя жутко голодной. Сэндвичи с курицей и салат будут очень кстати. Другие продукты? У меня из головы вылетели все предпочтения. В ушах продолжал звенеть голос Облонского.
Я собрала ланч и понесла его в кабинет босса. На этот раз мне повезло остаться незамеченной — он стоял у окна и о чем-то спорил по телефону с одним из подрядчиков. Быстро поставив на его рабочий стол поднос, я вышла обратно.
Сделала себе капучино со свежим молоком, достала сэндвич и только тут вспомнила, что пришла на работу на час раньше еще и для того, чтобы позвонить в папину контору.
— Здравствуйте. Я Маша Грачева, дочка Евгения Васильевича Грачева. Не могу найти папу, он не отвечает на звонки.
— Маша! — без приветствия воскликнула секретарь. — Сколько лет, сколько зим! Папа твой в командировку в Московскую область улетел еще в пятницу. А на звонки не отвечает, потому что там тариф другой. Он сим-карту поменял.
— А вернется когда?
— Не раньше среды, Машенька. Я тебе его новый номер продиктую, ты ему вечером сама и позвони.
Я быстро записала на обрывке бумаги номер и выдохнула. Как камень с души упал.
Остаток дня прошел намного спокойнее утра. Я подготовила список дел на следующий день, составила расписание Облонского соответственно заявкам и письмам. Два раза уточняла, можно ли назначать встречу с людьми из черного списка. Облонский дал добро. В шестнадцать часов к нему приехал кто-то важный со стройплощадки, а мой телефон завибрировал вызовом из Москвы. Видимо, моему отцу сообщили, что я искала его в конторе.
— Милая, я очень рад, что у тебя есть новая работа. А зимний сад… понимаешь, Тамаре так нужно свободное пространство для кондитерской, — оправдывался он. — Цветы начали болеть, а чтобы их лечить и поддерживать сад в тонусе, нужны деньги и специалист. Те цветы, что не заболели, я отвез в контору. Наша секретарь Нина Олеговна очень обрадовалась — ей давно хотелось устроить зеленый уголок в своем кабинете. Пообещала ухаживать.
— Пап, мне Тамара и Валентина Филипповна предложили выкупить твой долг.
— Что значит, выкупить?
— Значит, стать женой Саши Волкова, а он в обмен на мою персону выкупит твой долг у банка. Ему это пустяки — такую сумму оплатить.
— Не твой долг это, и не тебе его отдавать! Не позволю я какому-то засранцу за меня деньги платить, да еще и в обмен на родную дочь! Не дождутся! Сами выпутаемся!
— Пап, я на новую работу устроилась. Мы… можем из моей зарплаты проценты понемногу гасить.
— Маша, долг этот не твой! И платить его не тебе! Работай спокойно. И никого не слушай! Я, конечно, понимаю, что Валя подруга Тамары, но Волков… он не тот мужчина, который сделает тебя счастливой.
— Ладно. Спасибо, пап. Я тебя люблю.
— Я тоже. До встречи дома.
— Да, до встречи.
Я отложила сотовый телефон в сторону и задумчиво взглянула на плотно прикрытую дверь кабинета, за которой Облонский обсуждал что-то важное с подъехавшим подрядчиком.
- Маша, принесите кофе. Две чашки американо и сахар, — взорвалось его голосом переговорное устройство, и я вздрогнула от неожиданности.
— Да, Владимир Николаевич. Кофе сейчас будет, — постаралась вложить в ответ всю чувственность своего голоса, и с улыбкой двинулась в переговорную. Перед глазами стояли его пальцы, ослабляющие строгий черный галстук. Что ж, у меня очень привлекательный босс. К этому надо привыкнуть и воспринимать его, как манекена на витрине очень дорогого магазина. Или как музейный экспонат. Любоваться можно, а трогать нельзя. Иначе, чего доброго, еще взорвется.
Глава 13. Маша
Всю следующую неделю я упорно работала в приемной у Облонского. Он почти всегда был занят, а когда требовал от меня какие-то документы на подпись или кофе, я с придыханием повторяла его любимую фразу: «Да, Владимир Николаевич», и он дарил мне обворожительную улыбку. Я же пыталась воспринимать его персону, как дорогостоящий музейный экспонат, которым разрешено только любоваться, и кажется, к концу недели мне удалось научиться справляться со своим смятением от его улыбок.
Пару раз мне удавалось ускользнуть на обед вместе с Настей из отдела кадров, и от нее я узнала много интересного. Например, я бы никогда не подумала, что Божена Брониславовна в юности подрабатывала моделью на модных показах, и только после тридцати ушла в кадровики. Работает она исключительно ради развлечения, потому что покойный муж оставил ей приличное наследство, позволяющее ни в чем не нуждаться.
Облонский не общается со своими родственниками. Его отец — наследник дворянского рода Оболонских, был категорически против женитьбы сына, и наш босс даже потребовал убрать одну букву из его фамилии, чтобы не иметь ничего общего с отцом. Ведь его жена Амира была по национальности чеченкой, да еще и сиротой. Для родных Облонского такой выбор стал страшным ударом. Даже после развода и отъезда жены заграницу с родственниками Владимир Николсаевич не помирился.
Ирина — любовница Облонского — руководит рекламной компанией «Стела», которая сотрудничает с «НИГМОЙ», а еще Ирина очень комплексует по поводу своего возраста. Оказывается, она на год старше Облонского.
Накануне Ирина заходила в приемную, отдать Облонскому на подпись какие-то договоры. Стройная брюнетка в брючном костюме нежного лилового цвета оценивающе скользнула по моей фигуре острым взглядом зеленых глаз и только после этого сдержанно поздоровалась.
Ее образ больно ударил по моей самооценке. Белоснежная, почти фарфоровая кожа лица, очень короткая стрижка и плотно сжатые губы выдавали успешную деловую леди.
«Наверное, такой и должна быть подруга Облонского, — мелькнула горькая мысль. — Успешной, дорогой и готовой к любому повороту событий».
В строгой офисной блузке и черной юбке на фоне Ирины я показалась себе неопытной школьницей, одевающейся в бюджетном магазине. Что делать — выпускницам филфака в школе не платят хороших зарплат. Проводив ее взглядом, мысленно пообещала себе с первой зарплаты тоже купить красивый костюм. Да только мое обещание никак не подняло самооценку. Кроме обаяния и приятной внешности, мне было нечего ей противопоставить. Посему я приказала себе продолжать рассматривать Облонского как недостижимый и очень дорогой экспонат из музея и не реагировать на его улыбку. Ведь ясно, что я для него всего лишь милая секретарша, которая забавляет своей неопытностью и смущением.
Все изменило тридцатое апреля, пятница, последний рабочий день перед праздниками.
Первая трель будильника, 5.50
Пытаюсь выбраться из своего страшного сна. Я видела замок Абрамова. Его нехорошую улыбку, горящий вожделением взгляд любителя красивых девушек. Волкова я больше не видела. Зато видела Облонского. Как в тумане, за кадром. Он кричал, что не потерпит у себя никаких цветов от моих поклонников.
Будильник в телефоне сработал второй трелью, в 6.00, и я широко распахнула глаза. В голове прокручивался крик Облонского о цветах и поклонниках.
«У меня и поклонников-то нет. Какие цветы?» — нащупывая босыми ступнями пушистые тапочки с розовыми кроличьими ушами, подумала я.
Но сон испортил настроение. Как дурное предчувствие.
— Под пятницу сны вещие снятся, — ставя передо мной тарелку с тостами, философски подметила Жаннетта.
— Не надо нам таких вещих снов. Меня все и так устраивает, — испугалась я.
— Может, он на тебя запал? Твой босс?
— Что ты… — рассмеялась я и придвинула к себе чашку с кофе.
— А почему нет? Ты красивая.
— Видела бы ты его подругу Ирину! Я на фоне нее выгляжу как обслуживающий персонал отеля.
— Брось, ты все равно красотка, — приободрила меня Жаннетта. — А шмотки — дело наживное. Не думаю, что она в двадцать два имела такие возможности, как сейчас. Тоже, скорее всего, перебивалась от зарплаты до зарплаты. К тому же, она для него старая. Ты же сама говорила, что ей тридцать один. И вообще, сегодня пятница. Надень красивое платье. Кстати, у меня есть двадцать свободных минут и вдохновение, могу создать тебе легкий образ. Богаче от него ты не станешь, но зато будешь красивой. А что нужно женщине, чтобы быть увереннее? Правильно, хорошо наложенный макияж. Пусть твой босс уходит на выходные, думая о тебе.
— Звучит ободряюще, — хмыкнула я. — Только это не поможет. Облонский не думает о таких глупостях, как внешний вид его секретарши. Вернее, он, конечно, думает, но исключительно с точки зрения этикета. Для него важно, чтобы я не набрала лишний вес и соблюдала дресс-код.
— А ты сломай его стереотип, — оживилась подруга. — Соблазни его!
— Это смешно, — заулыбалась я.
На самом деле мне совершенно не хотелось сближаться с Облонским. Он нравился мне на расстоянии, так, как может нравиться человек недостижимый, вращающийся на другой орбите. Я — его секретарша, мне приятно, что у меня такой привлекательный босс, и на этом соприкосновение наших персон заканчивается. Для более близкого общения он был слишком сложным. Слишком жестким, слишком непредсказуемым. Я повторяла себе придуманную байку про музейный экспонат, потому что в глубине души я знала — об него можно очень больно обжечься. А не впустить Облонского не получится. С ним у меня будет или все, или ничего. И это «все» спалит меня дотла, не оставит камня на камне. Поэтому лучше пусть он будет музейным экспонатом, у которого есть взрослая Ира.
Но если подруга закинула удочку, а в глазах пылают чертинки, разве можно отказаться от смелой идеи свести босса с ума накануне праздников? Пусть даже потом за это меня разорвет на клочки его умудренная жизнью Ира…
Глава 14. Облонский
30 апреля, пятница
Раннее утро. Снова звенящая тишина в пустом доме.
Запахнув длинный махровый халат поплотнее, Облонский выглянул в окно на залитую ярким солнечным светом террасу. Весна пела, неслась навстречу лету со скоростью света, но ему не было до нее никакого дела. Он давно превратился в бесчувственную машину, ненавидящую людей и выполняющую свои функции исключительно потому, что так надо.
Иногда ему хотелось избавиться от этого огромного и роскошного особняка. Приобрести взамен хорошую квартиру в центре рядом с концерном и не окунаться каждый раз в пылающие болью воспоминания. Но он не мог. В этом доме жила Даша. Здесь она была счастлива. Ему казалось, пока он сторожит дом и смотрит фильм с ее участием, она живет. Если уйдет из дома — предаст ее память. Нельзя выбросить то, что дорого. Амира ушла, а он не имеет права. Кто-то из родителей должен остаться.
Сделал кофе и омлет. Включил новостной канал громче, чтобы заполнить жуткую пустоту, и принялся за завтрак.
Телефон завибрировал внезапно, заставив нахмуриться. Никому не позволено тревожить его раньше начала рабочего дня.
Высветившийся номер разозлил еще больше. Абрамов, черт бы его подрал. Зачем звонить в пятницу ранним утром? Их ничто не связывает. Ни одно дело, кроме последнего благотворительного фестиваля и редких встреч на общих тусовках для «избранных».
— Отдай ее. — Без приветствия произнес Абрамов.
— Кого? — не понял Облонский.
— Ту девчонку, которая была с тобой на фестивале.
— Машу? — чуть не поперхнулся омлетом Облонский.
Образ Марии, его новой секретарши, внезапно всплыл перед глазами, и Облонского бросило в жар.
— Забудь о ней, — удивившись собственной резкости, холодно отрезал он.
— Ну, для чего она тебе, Владимир Николаевич? Для души у тебя Ирина есть. А я спать по ночам не могу. Все мысли только о твоей диковатой секретарше. Она же и мужской ласки не знала, видно же по ней, что зеленая еще совсем, не распущенная… Такую приручать — одно удовольствие… Сколько ты за нее хочешь?
— Мы на рынке с тобой, что ли?! — рыкнул Облонский. — Ты о чем торгуешься?!
— Сам знаешь, о чем. Отойди в сторону, и я заберу ее себе. Сколько она стоит?
— Мою секретаршу не тронь! — вконец разозлился Облонский. — Она моя, и точка! А узнаю, что ты к ней свои лапы потянул, церемониться не стану!
— Твоя, значит? — медленно переспросил Абрамов. — Но мы ведь не на рынке, ты верно подметил. Если она по своей воле захочет моей быть, ты ничего не сможешь сделать.
И бросил трубку.
Облонский несколько мгновений смотрел на экран, все еще не веря своим ушам. Потом отложил телефон в сторону и принялся медленно жевать. Это же надо, как зацепила никому не известная девчонка мецената, что он ранним утром решил позвонить, поторговаться!