- Наперекор кому? Тебе или твоему Семену драгоценному?
- Рита, Лида! Прекратите, вы же родные люди! Господи, да вразуми ты их! - причитала бабушка. - Да что вы из-за мужика сцепились? Не стоит он вас!
- Не стою, значит? - прозвучал голос Семена.
Мы вдруг затихли и посмотрели на него.
Отчим стоял в дверях с плохо закрытым чемоданом, из которого выглядывали лямки подтяжек и галстук. Очки Семена съехали в сторону, а ворот рубашки перекошен. Остатки шевелюры беспорядочно топорщились над лысиной.
- По - вашему, Анна Васильевна, я настолько ничтожен, что не стою?
- Семочка, да стоишь, конечно. Просто заругались они и...Ой, да что я старая говорю! Стоишь, конечно.
Мама всплеснула руками.
- Сема, ты собрался? Куда? Куда ты пойдешь? - вкрадчивым тихим голосом проговорила она.
- Вернусь домой, - гордо ответил он.
- Куда, Семочка? В коммуналку свою? Зачем? Та же неудобно совсем.
Мама подошла к нему и нежно взяла за руку, пытаясь отнять чемодан.
- Не надо, Лида! Я уже решил и я уйду.
Он дернулся, вскинул голову и поправил очки.
- А вы оставайтесь здесь, живите. Вы одна семья и я лишний. Правильно говорят, в чужой монастырь нельзя со своим уставом.
- Сема...
- Я надеюсь, Лида, что твои дети повзрослеют и изменятся. Надеюсь, что и Маргарита исправится и поймет свои ошибки.
- Сема, стой!
- До свидания, Анна Васильевна.
- Сема, нет! Я тебя не пущу! - закричала мама, загораживая ему дорогу собой. - Не уходи никуда!
- Лида, я не могу здесь оставаться.
- Как не можешь? Это твой дом и ты никуда из него не уйдешь.
- Где у нас валерьянка? - пробормотала бабушка и ушла на кухню.
Я запахнула халат и вышла из комнаты.
- А че, мам? Пусть идет. Вы уйти собрались, дядя Сема? Давайте, скатертью дорожка. У вас там свой устав будет, вот по нему и живите. Давайте, дверь открыта.
Меня все еще трясло от гнева и напряжения. Нервы были натянуты струнными и тихонько звенели где-то внутри.
- Нет! Не слушай ее, Сема! - мама схватила своего любезного за плечи и крепко сжала. - Она всегда непокорная была. Не слушай!
Бабушка вернулась с кухни со стаканом и залпом осушила его содержимое. Даже Дашка боязливо выглядывала из-за дверного косяка.
Семен с презрением смотрел на меня.
- Я не верю, Лида, - медленно проговорил он, - что ты могла вырастить такую дочь. Столько цинизма и жестокости, столько лжи, сколько в ней яда.
- Так вы, давайте, идите от яда подальше, а то вдруг отравитесь ненароком, - я указала ему на дверь и ударила в ладоши. - И будет вам мир, покой и никакой лжи.
- Рита, замолчи! - кричала мама.
- Риточка, детка! - взмолилась бабушка. - Ну что ж случилось у вас такого? Сема, ну зачем ты уходишь?
Спектакль слишком затягивался. Я начинала ощущать усталость. Злость отступала и на ее место постепенно приходила опустошенность и понимая полной бессмыслицы всего произошедшего. Впрочем, яблоко раздора прокатилось между мной и мамой еще пять лет назад и по сей день невозмутимо находилось в нашей квартире. Удивительно, что этот скандал случился так поздно.
- А это вы спросите у вашей внучки, Анна Васильевна, - ответил Семен. В этой ссоре он был единственным, кто не повысил голос. Мне показалось, что она даже гордится, что такой шум в его честь. - Она явилась под утро пьяная и бросила мне в лицо деньги.
- Риточка, - бабушка схватилась за сердце.
Я просто опешила. Просто не думала, что этот слизняк способен на такую грязную ложь.
- Вы...да что вы несете? - закричала я. - Дряни своей научной перечитал?
- Рита, успокойся, - бабушка схватила меня за плечи и прижала к себе. - Успокойся, внученька. Тебе здоровье беречь нужно, ты молодая еще.
- Видишь, какую змею ты пригрела на груди, Лида. Смотри, как она нагло врет и еще оскорбляет меня.
Мама в голос рыдала, уткнувшись в его плечо.
- Рита не такая! - звонко закричала Дашка, выскакивая в коридор. - Она хорошая, а вы плохой!
- Дашенька, Даша, - попыталась урезонить ее бабушка.
Она схватила ее за руку и попыталась увести, но сестренка ловко вывернулась и отскочила в угол.
- Вы, дядя Семен, злой! И Риту зря обижаете! И мама из-за вас плачет, и...
Она хотела сказать что-то еще, но вдруг покраснела и с ревом убежала в комнату.
- Вот и ребенка довели! - рассердилась бабушка. - Да что ж мне делать с вами всеми? Даша, Дашенька, иди к бабушке.
Мама ревела и что-то неразборчиво бормотала. Ее грудь то и дело сотрясалась от рыданий, а всхлипы становились все громче.
- Да что ж вы все делаете со мной? Мама, Дашка... - говорила она. - Семочка, и ты тоже?
- Тише, Лида, не плачь, - он стал гладить ее по спине и успокаивать.
Я окончательно растерялась, не зная, что и сказать. Происходящее вокруг казалось даже не кошмарным сном, а каким-то ужасом наяву. Наверное, мы все сошли с ума.
- Маргарита, ты чего молчишь? - закричала мне мама.
- И что же мне сказать?
- Прощения у Семена проси!
Мне в этот миг показалось, что грянул гром. Молния разрушила наш дом до основания, и он осыпался мелкими осколками прямо к моим ногам.
Моя мать хочет, чтобы я попросила прощения у ее любовника. Иначе назвать этого человека не могу. Не бывать этому никогда.
- Лида! - строго закричала бабушка. - Ты что творишь с девками своими? Мало я тебя порола в детстве?
Она, разгневанная и красная, появилась в коридоре и решительно двинулась к маме и ее любезному.
- Семен, хватит в нашем доме смуту наводить. Попугал и достаточно. Давай, иди вещи распаковывай обратно.
- Бабушка! - вскрикнула я.
- Давай, Сема, оставайся. Ты уйдешь, а эти тут передерутся между собой, - ее слова звучали мольбой, - они родные мне, плохого им не хочу. Оставайся.
Отчим торжествующе посмотрел на меня и поцеловал маму в лоб.
- Пойдем, Лида, вещи разбирать.
- Семочка! Правильно, мой хороший, правильно, - она разулыбалась сквозь слезы и вцепилась в него.
- Тогда уйду я.
- Рита! - вскричала бабушка.
- Не могу видеть, что вы тут творите.
Я ворвалась в комнату и стала быстро собираться. Наспех одевалась, путая пуговицы и срывая молнии. Кое-как застегнула на себе куртку и выскочила в прихожую.
- Риточка, ты-то чего удумала? Рита!
- Все нормально, бабушка. Я в институт.
- Рано еще же...
- Ничего, прогуляюсь воздухом, подышу...
Я спешно завязывал шнурки, чуть не разрывая их пополам.
- Не бойся, бабуль, я из своего дома никуда не уйду. Нам с Дашкой эта квартира от отца досталась. Он хоть и ходок, зато смог жилье заработать, в отличие от некоторых!
Последнее я сказала в полный голос. Затем встала и прокричала так, чтобы все слышали:
- А деньги мои позорные так и не вернул.
Как только входная дверь за мной захлопнулась, я села на ступеньку и расплакалась. От бессилия что-то изменить, от обиды и от несправедливости. Мне было больно и горько понимать, что все это случилось именно со мной. Тяжело осознавать, что собственная мать предпочла тебе какого-то мужика, недостойного и лживого. Я ведь всегда желала ей добра и была непротив замужества. Но не такого счастья я для нее хотела, совсем не такого.
От стресса и недосыпа я ощущала себя выжатой как лимон. Желудок возмущенно заурчал, требуя еды. Вчерашний заработок я отдала Семену и оставалось только надеяться, что в моей сумке еще остались деньги. Покопавшись в ней, я обнаружила полторы сотни. На дорогу и легкий обед хватит, а вечером снова будет зарплата.
День выдался донельзя ясным и теплым. Как будто мне назло солнце вынырнуло из-за туч и ярко светило на, отвыкшую от тепла, землю. Люди весело улыбались, смеялись, переговаривались между собой. Вместе с природой оживали и они. Наверное, сегодня только у меня было сумрачное настроение.
А чему мне радоваться? Вон даже стекло проезжающей мимо машины говорит об этом. Стоит только на меня взглянуть и сразу понятно, что у этой девушки не все в порядке. Неумытая, нечесаная, глаза красные, руки сложены в плотный замок на груди. Не завидую тем, кто меня видит.
Я раз за разом прокручивала в голове все случившееся и никак не могла понять, почему мама так поступила. Когда наступил тот момент, сделавший меня и Дашку неважными для нее? Неужели так просто променять родных детей на чужого мужчину?
Помню тот день, когда Семен впервые появился в нашей семье. Отчим был при параде - нарядный, с цветами и конфетами. Вежливо разговаривал с нами, делал комплименты бабушке. Расспрашивал меня об учебе и о том, куда я хочу поступать, даже помощь предлагал, если решусь идти в его вуз. Мама тогда была очень счастливой. Она весело порхала по кухне, суетилась, готовила на стол, что-то негромко напевала под нос. Ее лучшее красное платье и туфли на высоком каблуке восхитили нас всех. Никогда после я не видела ее такой красивой.
А потом настали привычные бытовые будни. Новый член нашей семьи сразу же проявил себя не лучшим образом. Сначала он жаловался на недожаренные гренки, потом на открытую форточку, Дашкины сандалии в коридоре, на саму Дашку, потому что она громко плакала и на меня, резкую, грубую и неблагодарную.
Я пыталась найти с ним общий язык. Честно. Пробовала интересоваться его научными работами, беседовала с ним. Однако, для первого оказалась слишком глупа, а для второго слишком груба. Семен списывал все на мое плохое воспитание и неуважение ко всем подряд. "Наверное, она в твоего первого мужа, Лидочка", - часто повторял он. А мама только отвечала: "Она очень на него похожа". И здесь я не могла ей перечить - похожа на отца, как две капли воды.
Кое-как перетерпев первую пару, я привела себя в порядок и отправилась пообедать. Мой институт носил гордую, но слишком неприличную аббревиатуру. Обычно студенты коверкали ее на свой лад.
Располагалась альма-матер довольно далеко от дома и каждое утро мне приходилось втискиваться в переполненный автобус, чтобы до нее добраться. Но к этому я привыкла. Как и к тому, что через год неизбежно получу диплом и всю оставшуюся жизнь буду сводить дебет и кредит.
Цифры я ненавидела всей душой, с самых ранних лет. Математика всегда была моим проклятием, действие которого, похоже, будет пожизненным. Поступление на специальность бухучета было мерой вынужденной. Я подала документы туда, куда меня приняли на бюджет, да и сама не могла понять, кем хочу стать в будущем. В семнадцать лет жизнь кажется ярким калейдоскопом бесконечной ленты событий. Ты считаешь себя вечной и всемогущей, не думаешь о завтрашнем дне. Разве может человек без особых склонностей в таком юном возрасте понять, что ему нужно? А раз талантами природа меня не одарила, пришлось слушать бабушку с мамой.
Это уже после я поняла, чем маркетинг отличается от менеджмента и что вся философия сводится к одному. А в семнадцать все эти слова были для меня на одно лицо. Но, в итоге, жизнь быстро поставила меня на место - начались проблемы с деньгами, серьезно заболела бабушка, маму уволили с престижной работы, а я вышла в переход с листовками. Правда оказалась страшнее и я к ней привыкла. Отбросила мечты подальше и начала просто зарабатывать себе на жизнь.
Так делают все, такое случается с каждым.
Очередь в столовой казалась нескончаемой. Студенты следовали классическому представлению и были донельзя голодными.
Я взяла чек и стала в очередь. Даже не удивилась, что передо мной человек двадцать. Этот день просто не создан быть хорошим.
Впереди мило щебетали две девушки на высоченных шпильках. На их фоне я казалась еще серее и незаметнее.
- Представляешь, я вчера ногти сделала, - жгучая брюнетка продемонстрировала своей товарке маникюр, который в случай чего сойдет за холодное оружие, - а у меня лак ободрался.
- Ой, обидно, да? - сочувственно ответила вторая. - А сколько отдала?
- Три с половиной. В "Элизе" делала.
У меня перехватило дыхание. Три тысячи за гелевые когти, которые еще и облезут на следующий день? Вряд ли я сумею понять ее когда-нибудь. Может, у человека просто нет других проблем?
- Слушай, а ты на выходные в клуб идешь? - продолжила разговор брюнетка. - Я вот платье прикупила, хочу его выгулять.
- Не знаю. Как-то нет настроения. Машина в ремонте и папа до сих пор ругается за ту аварию. Помнишь? Так что, наверное, нет.
- Жаль. Мне будет без тебя скучно. Слушай, я смотрю у тебя волосы такие классные. Где делала?
Следующие слова я старалась не слушать. Из-за постоянной нехватки денег мне становится плохо физически, когда узнаю о таких баснословных сумах за прядь искусственных волос и капли геля на ногтях.
- Ритка, привет! - кто-то схватил меня за плечи.
- Лешка!
Я обняла его и похлопала по спине. Моего роста, с задорными конопушками на носу, двоюродный братец ничуть не изменился со школы. Огненная шевелюра все так же падала ни лицо, а голубые глаза хитро щурились.
Леша - сын тетки, папиной сестры. Нас познакомили в раннем детстве и мы здорово сдружились. Вместе играли в одной песочнице, потом учились в одном классе, а после оказались в одном институте.
- Сто лет тебя не видел! Чего такая грустная?
- Да, - я махнула рукой. - Неприятности домашние.
- С теть Лидой что-то?
Я неопределенно помотала головой.
- Ну вроде того. Поссорились.
Леша шутливо ударил меня в плечо.
- Помиритесь. Выше нос, сестричка!
- Да ну тебя.
Он внимательно оглядел меня и неодобрительно поцокал языком.
- Извини меня, конечно, но выглядишь ты...
- Знаю.
- Рита, ты ж такая красотка.
- Не говори глупостей. Красотки - они вон. А я так, самая обычная.
- Эх, ничего вы женщины не понимаете, - усмехнулся Леша. - Тебе б только спать побольше, чтоб кругов под глазами не было и причесываться чаще.
- А мне колтуны нравятся.
- Вот вреднющая же ты! - братец обнял меня на плечи и чмокнул в щеку. - Я вижу ты в депрессии?
- Есть маленько.
- Так, может, мы ее разгоним?
- Как?
- Просто. Пошли с моими ребятами в кабак на выходных?
Я укоряющего посмотрела на братца. Тот лишь развел руками, мол, чего тебе опять не нравится.
- У меня в кармане пятьдесят рублей. Какой мне "кабак"?
- Ритка, ну ты совсем меня не уважаешь? Мы компанией идем, с девчонками. Правда, у меня девчонки нет, так я тебя возьму. А джентельмены всегда платят за дам.
- Ой, джентельмен, - слабо усмехнулась я и легонько толкнула его в бок.
- Так, пойдешь?
- Не знаю, Леш.
- "Не знаю, Леш", - передразнил он. - Я тебе звякну еще. Смотри мне! Ладно, бежать пора.
- Леша! - я удержала его за руку и тихо спросила: - Ты отца давно видел?
- Две недели назад он к маме заходил. Они с Агнией в Таиланд рванули.
- И как он?
- Ритка, ну ты же знаешь. Красавец, стильный, язвительный. Мне б его гены - под полтинник мужику, а он как Бред Питт.
- Не знаешь, когда вернется?
- Чего не знаю, того не знаю. Ты это, если увидеться с ним хочешь, лучше позвони. Агния здорово не любит, когда он о тебе говорит. Ладно, сестренка, мне пора бежать.
Он растворился в пестрой студенческой толпе. Я засмотрелась ему вслед и чуть не упала под напором выстаивающейся позади очереди.
Значит, мой отец прожигает жизнь на заморских курортах, пока я стараюсь заработать хотя бы пару сотен в день. От этой мысли хотелось кричать.
Почему в жизни все случается так несправедливо? Кому-то все подается на блюдечке, как тем девицам с огромными ногтями, а кому-то нужно вырывать каждый кусок, царапая руки в кровь? Чем я хуже их, чем провинилась перед этим миром?