КРИСТЕН ЭШЛИ
«Время перемен»
Серия «Магдалена». Книга 3
Аннотация
После болезненной утраты, Кэди Морленд приезжает в Магдалену, чтобы начать новую главу своей жизни. Главу, начавшуюся восемнадцать лет назад, но завершившуюся душераздирающим финалом. Все это время Кэди окружали семья и друзья, но она никак не могла выбросить из сердца мужчину, в которого влюбилась много лет назад.
Курт Йегер научился существовать без девушки, вошедшей в его жизнь именно в тот момент, когда не следовало, и покинувшей ее, нанеся такой сокрушительный удар, о котором он даже не мог помыслить. Все это время было наполнено неудачными попытками найти то, что он упустил... и предательством, изменившим всё.
Но когда та самая девушка появляется в Магдалене и приобретает милый сердцу горожан маяк, Курт не может избежать встречи с ней, даже если этого хочет.
Ставя под сомнение поступки двух молодых людей, оказавшихся когда-то брошенными в невозможные обстоятельства, смогут ли Кэди и Курт извлечь уроки из того, что произошло между ними, и снова обрести друг друга?
Глава 1
Давным-давно
ВОРОТА ВЫГЛЯДЕЛИ НЕ ОЧЕНЬ ПРИВЕТЛИВО.
С одной стороны к ним была приколота табличка с неоново-оранжевыми буквами на черном фоне, гласившая: «Частная собственность. Не входить!»
На другой стороне табличка сообщала: «Посторонним вход воспрещен!»
Такие же таблички, через странные, но частые промежутки, украшали облупившуюся крашеную древесину шаткого белого забора, шедшего в обе стороны от ворот.
— Под конец последний смотритель маяка Магдалены стал несколько капризным, — пробормотал себе под нос агент по недвижимости, сидя рядом со мной в своем внедорожнике «Шевроле», когда мы въезжали в открытые ворота.
Я посмотрела за ворота на маяк перед нами.
В отличие от того, что было видно издалека, вблизи хозяйственные постройки маяка выглядели такими же ветхими, как и забор. Белая краска и черная отделка облупились и выцвели, красная черепица на крышах покосилась или вообще отсутствовала.
С другой стороны, маяк являл собой сверкающее белым (с глянцевой черной отделкой), прекрасное зрелище, поднимающееся на высоту в пять этажей. Два верхних этажа сплошь состояли из окон, много других затейливых окон было разбросано тут и там по всей его окружности. И, наконец, фоном для его великолепия служила трава поразительного зеленого цвета, произрастающая на серых каменных утесах, устремленных к синему морю и голубому небу с перистыми облаками.
И вдруг, увидев все это так близко, я окончательно пришла в восторг от этого приключения.
Это знак, моя дорогая. И ничто иное. Ты должна быть в штате Мэн. И когда меня не станет и ты допишешь конец этой главы своей жизни, именно там начнется твоя следующая глава. Та, что ведет к счастливому концу.
Вот что Патрик сказал мне за два дня до своей смерти.
И из того факта, что Патрик умер, можно понять, что у предыдущей главы не было счастливого конца.
И все же, когда он это говорил, то находился под сильными обезболивающими из-за рака, разъедающего его тело, особенно мозг. Но в те недели, когда на ясность его суждений не очень стоило рассчитывать, эти слова он произнес твердым голосом, с четким взглядом.
— Сейчас процесс автоматизирован, — сказал агент по недвижимости, отвлекая меня от мыслей.
Я взглянула на него и увидела, что мы припарковались, а он открывает дверцу и выгружает свое большое тело из машины.
Следуя его примеру, я открыла свою дверцу, и захлопнув ее, крикнула:
— Простите? Что?
Он посмотрел на меня поверх капота машины.
— Маяк. Сейчас он работает на автомате.
— О, — пробормотала я, ветер развевал мои волосы и шарф, облепляя куртку вокруг тела и унося мое едва слышное слово дальше по округе.
— Его автоматизировали в 1992 году, — сказал он. — Вот тогда-то прежний хозяин и начал артачиться. Уход за маяком был не самым простым делом на планете. Но когда его автоматизировали, он просто поддерживал его в рабочем состоянии и следил за тем, чтобы генераторы были заправлены топливом на случай, если электричество отключат. Находясь столько лет при деле, важном деле, его вдруг у него не оказалось. Из-за того, что с ним произошло, я говорю жене, что мне все равно, что делать, даже если я буду разбирать кухонные шкафы. Позволь мне каждый день чем-нибудь заниматься, пока я не умру.
Он произнес эти мудрые слова, а затем поплелся к сверкающей черной краской деревянной двери сбоку дома.
Над дверью висела потрясающий старинный черный светильник на «гусиной шее».
Черт возьми, даже если бы это место не было совершенно великолепным, а таким оно и было, я бы купила эту чертову штуковину из-за одного только светильника.
— Как я сказал, — продолжил агент, вставляя отмычку (да, именно отмычку) в замочную скважину, — решите взять его, управляться с ним не так уж и трудно. — Перед тем, как открыть дверь, он повернулся ко мне. — Честно говоря, есть и другие моменты, не то, чтобы вы не поймете суть в ту же секунду, как узнаете, но они могут заставить вас сомневаться.
Затем он открыл дверь, и было похоже на то, будто он этого не делал. Мрак изнутри выскользнул наружу, и он был настолько непроглядным, что я фактически от него отшатнулась.
Он вошел внутрь, и через несколько секунд его полностью поглотили тени.
Не имея другого выбора, я последовала за ним.
Там было мрачно.
И грязно.
И сыро.
На самом деле там было темно, затхло и пахло мокрым кирпичом и гнилью.
— Старик умер много лет назад, — сказал агент по недвижимости, двигаясь в темноте. — Все его дети разъехались много лет назад. Так или иначе, после развода они остались с его бывшей женой. Это место не годится для семьи. И она это знала. Он не захотел его оставить.
Он сделал движение, отодвинув то, что казалось длинной виниловой занавеской, и я моргнула, когда солнечный свет отважно попытался проникнуть через ряд грязных окон, шедших по половине изогнутой стены маяка. Занавеска полностью распалась от его прикосновения, упав со свистом и пылью на столешницу.
— Упс, — пробормотал он.
Когда я снова смогла сосредоточиться, первое, что я увидела — это великолепный морской пейзаж (за исключением грязи), от которого даже сквозь грязь у меня перехватило дыхание.
Потом я увидела, как агент задумчиво смотрит на меня.
Поскольку мое семейное положение его не касалось, я ничего не сказала в ответ на его невысказанный вопрос.
— В общем, — продолжил он, уловив мой молчаливый намек. — Никто из них не хотел здесь жить. Но он его так запустил, — он взмахнул рукой, — что больше никто его не хотел. Он находился выставленным на продажу в течение девяти лет. Кроме того, с тех пор как он умер, в городе каждый год проводился референдум по его покупке, но стоимость и содержание никто не мог покрыть. Теперь семья сбросила цену так низко, что это почти преступление, а ведь в придачу к нему идет два акра прибрежной собственности. Но в этом деле есть условие, учитывая, что это историческое место. Существующие строения могут быть отремонтированы по усмотрению владельца, если сохранят первоначальный внешний вид, но здесь больше ничего нельзя строить, и маяк должен остаться.
— Значит, автоматика очень автоматизирована, учитывая, что здесь так долго никто не жил, — заметила я.
Он покачал головой.
— С тех пор у нас появились смотрители добровольцы. Не то чтобы им нужно было много делать, но в старичке нужно постоянно поддерживать освещение, так что за ним необходим присмотр. На самом деле он был настолько плох, что пару лет назад город заплатил за его перекраску. Кроме этого, сами видите...
Он не закончил фразу, поскольку снова взмахнул рукой, указывая на беспорядок большой круглой комнаты, в которой мы находились.
Окинув все взглядом, сначала я не увидела ничего, кроме бардака — гниющей мебели, покрытого сажей каменного камина, кухни, которая, возможно, была построена в сороковых годах, но к ней не прикасались не только последние девять лет, но, возможно, и последние девятнадцать (или больше).
А потом я увидела еще кое-что.
Необычайные резные перила вели к широкой деревянной лестнице, которая шла по изогнутой стороне дома. Красные кирпичные стены. Дощатые деревянные полы.
— Когда-то, давным-давно, — вдруг задумчиво заговорил риэлтор, — некто любил это место. Вкладывал любовь в строительство. Вкладывал любовь в то, чтобы содержать его. Девять с лишним лет никто по-настоящему не уделял ему должного внимания, и все же вы можете видеть, что когда-то его очень любили.
О да.
Это было видно.
— Здесь есть подвал, больше похожий на большой погреб, — объявил агент, удивив меня быстрой сменой тона на деловой и информативный. — Печь находится внизу. Спуститься туда можно через люк в полу. Печь поставили некоторое время назад, и говоря начистоту, хотя ее и осматривали, вероятно, она нуждается в замене.
Пока он говорил, я смотрела на великолепный камин, и заметила, что у него нет дымохода как такового, но дым, вероятно, выходил через вентиляционное отверстие в стене.
— На этом этаже под лестницей есть туалетная комната, — продолжал риэлтор. — При желании можем на нее взглянуть, но если хотите огородить себя от этого зрелища, скажу вам прямо, ее нужно разобрать и привести в порядок.
Я решила поверить ему на слово и сказала об этом.
Он явно испытал облегчение, а затем заявил:
— У этого места есть гараж на две машины. Не в хорошем состоянии, но, думаю, вы поняли. Тем не менее, он недалеко от дома, и к нему ведет крытая дорожка. — Он указал на дверь напротив той, в которую мы вошли. — Это значит, что вас может пробрать озноб, но вы не промокнете, если только не будет идти косой дождь, что случается.
В этом я нисколько не сомневалась, когда ранней весной в солнечный день от ветра куртка облепила мое тело.
— Над гаражом есть чердачное помещение, которое можно переоборудовать под студию, если решите заняться чем-то подобным. Что касается недвижимости, здесь также есть здание, где расположены генераторы, — продолжил риэлтор. – Хорошее место, чтобы подключить стиральную машинку и сушилку. Много места для хранения. И это замечательно, потому что в доме не так много места для хранения инструментов, рождественских украшений и прочего.
Я огляделась вокруг, убедившись, что он прав. На кухне даже не хватало мебели, необходимой для приличной кухарки. Хотя для нее было достаточно места. На самом деле, если разобраться с мраком, пространства будет довольно много.
— А снаружи есть строение, которое можно назвать мастерской, — поделился он. — В общем, там довольно просторно, есть две спальни, большая кухня. Его можно отремонтировать, чтобы превратить в гостевой домик. Или, как я уже сказал, в студию, если вам нравится искусство. Или можете сдавать его в аренду по системе «постель и завтрак». Я покажу вам все после того, как мы посмотрим маяк.
— Спасибо, — ответила я.
— А теперь, поскольку я упомянул о полном раскрытии информации, вы должны знать все, — продолжал риэлтор.
Я медленно перевела взгляд на него.
Он пошел в наступление.
— Как я уже сказал, маяк автоматизирован. И вам действительно не нужно беспокоиться о функциональности устройства, если только электричество не отключится, но тогда автоматически включатся генераторы. Их два. Но топливо должно быть у вас под рукой, чтобы они продолжали работать на случай, если электричество не включат какое-то время. И, хочу сказать, что Мэн — прибрежный штат. Мы зависим от погоды. Отключение электричества может быть длительным.
Когда я кивнула в знак понимания, он продолжил.
— А если вы, скажем, уезжаете в отпуск, то должны быть уверены, что кто-то окажется на подхвате.
— Хорошо, — ответила я, когда он замолчал, думая, что это, вероятно, не очень хорошо, так как я никого не знала в штате Мэн (или не знала никого, кто хотел бы знать меня) и поэтому не могла попросить о чем-то подобном.
Я также не питала больших надежд на то, что смогу завести друзей и завоевать симпатию людей. За всю жизнь я не очень-то в этом преуспела.
И, наконец, хотя Патрик полностью в это верил, у меня не было никакой надежды на то, что причина, по которой я здесь оказалась, принесет свои плоды.
Что пребывание здесь принесет мне счастливый конец.
Именно так Патрик и считал, что здесь я обрету свой счастливый конец.
Он мог означать, что у меня появится кто-то, кто-то конкретный, или даже двое (по крайней мере), хотя я знала, что этого никогда не будет.
Однако, если бы я купила это место и захотела вернуться в Денвер навестить семью, то могла бы заплатить кому-нибудь за присмотр.
Риэлтор кивнул, не подозревая о моих мрачных мыслях, и продолжил:
— Некоторые не обращают на это внимания, но просто к слову, на крыше этого здания есть большой сигнальный фонарь, который мигает ночью или во время тумана, вращаясь по кругу каждые пятнадцать секунд. На всех окнах вам понадобятся светонепроницаемые шторы, если вы похожи практически на любого другого на этой земле, и вам проблематично засыпать при ярком свете, вспыхивающем в окнах каждые пятнадцать секунд.
— Светонепроницаемые шторы, вероятно, не так уж трудно найти, — предположила я, и с ними было бы красиво, или, по крайней мере, на это я надеялась.
— Наверное, нет, — согласился он. — Но любой, кто хочет здесь жить и не сойти с ума или не превратиться в капризного старого ворчуна с плохим характером, захочет заменить окна, и может показаться, что я сгущаю краски, но мои слова основываются на нашем прежнем смотрителе. Кирпич очень прочный. Сквозь него ничего не проходит. — Он мотнул головой в сторону стены. — Но если сирене положено звучать, то она будет звучать. Так что звуконепроницаемые окна или звуконепроницаемые панели, которые можно поставить, чтобы заглушить шум, будут самым верным способом для создания покоя.
— Это, вероятно, тоже не составит труда, — заметила я.
— Нет, но их придется делать на заказ, так что выйдет недешево.
Я молча кивнула.
Цена для меня не проблема.
Благодаря Патрику у меня были все деньги мира.
— А еще есть туристы, — сказал он мне. — Причина появления этих знаков не только в том, что старик был своенравен, но и в том, что люди думают, будто маяки — это общественные места. Они являются к вашему порогу, стучат в дверь, желая совершить экскурсию, погулять, сфотографироваться. Прибрежная тропа — это общественная земля, но маяк стоит на частной земле. Пешеходы и велосипедисты должны обходить забор, но иногда они не очень-то любят это делать. Так что вам нужно будет либо быть очень терпеливой, очень дружелюбной, либо построить приличный забор. Хотя, полагаю, с наиболее настойчивыми вам все равно придется смириться.
А вот это...
Это могло стать проблемой.
Я не очень любила людей.
На самом деле, за последние семнадцать лет жизни у меня было ровно четырнадцать человек (не все из четырнадцати присутствовали в моей жизни все семнадцать лет, и теперь один из них был мертв, так что у меня оставалось только тринадцать), с которыми я действительно любила и хотела проводить время.
Остальных я терпела.
Нет.
Не так.
Остальные терпели меня.
— Земля — ваша, забор — ваш, — заявил агент. — Тем не менее, это историческое место, так что если вы надумаете купить его, а затем построить вокруг десятифутовую стену, увенчанную колючей проволокой, городской совет будет возражать. Они хорошие люди, с наилучшими намерениями заботящиеся об интересах Магдалены и ее граждан, поэтому, если вы сделаете что-то, чтобы обезопасить свою частную жизнь, и это не будет выглядеть неприглядно, они не станут возражать.