— Простите, — выдавила из себя и тяжело опустилась на ближайший стул, — я вас подвела.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Да.
— То есть ты признаешься, что наплевала на все? На мою репутацию. На диплом. Вообще на все?
— Нет, Борис Тимофеевич, — устало покачала головой, — я все сделала. Сдала в деканат все документы еще восемнадцатого. Там и рецензия была, и сопроводительное письмо, и все остальное.
— Да ты что? И куда же, интересно, все оно делось?
— Понятия не имею. Наверное, их забрал тот же человек, который когда-то подменил мою курсовую. И теперь все эти документы покоятся в каком-нибудь мусорном ведре. А может, смыты в унитаз. Я не знаю.
— И ты так спокойно об этом говоришь?
— Я не знаю, как еще об этом говорить, — сжала пальцами переносицу и зажмурилась.
Крепко-крепко, пытаясь погасить звон, который нарастал в ушах. И если со звоном худо-бедно, но удалось справиться, то вот против боли, которая лениво растекалась в груди, я оказалась бессильна. Ощущение такое, будто с размаху сбили с ног и сверху кирпичами завалили.
Зачем он так? Ну, поспорил, ну были у нас конфронтации. Но зачем так-то вредить? С дипломом. Это же не игры! Это жизнь! Будущее!
А ответ на самой поверхности. До отвратительности простой и безжалостный.
Мерзу плевать. И на мое будущее, и на все мои проблемы. Просто плевать. Я для него игрушка. Или нет. Не так. Я для него досадное недоразумение, которому можно вредить, которое он ни во что ни ставит, хоть и потрахивает периодически.
Что я там бредила насчет того, что влюбилась в него? Глупости. Это не любовь. Когда в деле замешана страсть, очень легко спутать любовь с чем-то гадким, черным, разъедающим изнутри. Теперь я знаю, это ненависть, чистой воды.
От философских изысканий меня отвлек Борис Тимофеевич, который все так же стоял и смотрел на меня, как на таракана.
— То есть тебя подставили, Осипова?
— Да.
— И ты можешь назвать имя?
Я покачала головой:
— У меня нет никаких доказательств. Никто мне не поверит. — Он продолжал стоять и давить меня своей яростью. — Да и смысла искать виноватых уже нет. Я так понимаю, на защиту меня не выпустили?
Белов только крякнул с досадой и отошёл к своему столу. Бумаги раздраженно с места на место переложил, ручку с треском в подставку воткнул и сел.
— Выпустили, — наконец, произнес Борис Тимофеевич глухим голосом.
Я подняла на него недоумевающий взгляд.
— Потому что я за тебя поручился.
— Зачем вы это сделали?
Он снова молчал, долго, несколько минут, словно размышляя, стоит ли вообще разговаривать с нерадивой дипломницей.
— Затем, что ты не похожа на человека, которому плевать. И не спустила бы псу под хвост все наши труды из-за банального распиздяйства. А еще я знаю, что группа тебе досталась хреновая. Все в курсе, что там сборище приматов. Поэтому тебе и пошли навстречу. Ну еще и потому что я в ногах ползал и упрашивал их, — последнюю фразу он выплюнул, давясь отвращением. — Одни проблемы от тебя, Осипова.
— Я знаю, — плечи у меня совсем поникли.
Даже новость о том, что гроза миновала и я все-таки защищаюсь, не смогла поднять настроение.
— Предупреждаю сразу. На защите к тебе будет повышенное внимание. Готовься к тому, что вопросов будет много. И не дай бог ты поведешь себя неадекватно. Обещаю, я сам, первый тебе влеплю неуд.
— Я все поняла. Все сделаю. Спасибо.
Благодарила я его искренне, от души. Ведь если бы не это заступничество, не видать мне защиты, как собственных ушей. Повезло с руководителем. Эх, как повезло.
— Можешь идти, — Белов меня отпустил, и я, поблагодарив его еще раз, юркнула за дверь.
Мерз снова просчитался. Я выплыла. С трудом, с чужой помощью, но выплыла.
Радоваться бы надо, но внутри так тошно, что хоть вешайся.
Едва я вышла на крыльцо, как сердце за мгновение разогналось до сотни ударов в секунду. Неподалеку стоял Меранов с тремя незнакомыми парнями и о чем-то оживленно беседовал. Весь такой бодрый, веселый, довольный, что меня просто перетряхнуло и вывернуло наизнанку. Ему весело, а у меня чуть жизнь снова под откос не улетела.
Наверное, надо было уйти. Просто отвернуться, гордо вскинуть подбородок и пройти мимо, словно не вижу него, словно его не существует. Но вместо этого ноги несут вперед, прямо к нему. Мерз не замечает меня вплоть до того самого момента, как я оказываюсь рядом с ним. Обрывает разговор на полуслове и смотрит удивленно.
— Пойдем-ка, поговорим, — цежу, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться в него зубами.
— Поговорим? — в ненавистном голосе такое удивление, что меня просто передергивает.
— Да-да, поговорим. Представляешь, Меранов, люди иногда говорят.
А не только трахаются словно безмозглые кролики.
— Извините, я его украду, — с натянутой улыбкой обращаюсь к притихшим парням и, бесцеремонно схватив его под локоть, тащу в сторону.
Ладони горят от того, что прикасаюсь к нему. И это бесит. Меня чертовски бесит своя реакция на этого мерзавца. Что я в нем нашла? Качественный вынос мозга? Или, может, унижений захотелось? Понравилось, когда лицом в грязь макают и ноги вытирают? Я не понимаю. Неужели все только вокруг одного места крутится? Так вон любого на улице хватай и у каждого хрен в штанах найдется, только прыгай, да за шары крепче держись. Почему именно Мерз? Почему, куда бы я ни дернулась, всюду он? Со мной точно что-то не то. Мозги рядом с ним не работают, отключаются сразу, как только кровь ниже пояса уходит. Озабоченная. Какая-то доступная. Без грамма самоуважения. Противно от самой себя.
— Куда ты меня тащишь? — он уперся, едва мы с ним завернули за угол.
— Разговор серьезный есть, — собираюсь силами и поворачиваюсь к нему. Главное — не начать орать, как конченая истеричка.
— Ну так говори, — смотрит на меня по-волчьи исподлобья, — у меня времени мало.
Конечно же! Конечно! У него нет времени на всякую херню в моем лице.
— Тебе не кажется, что это уже перебор?
— Конкретнее, — лениво отзывается на мой выпад, — с чем именно я перебрал?
— Со своими подставами!
Вместо ответа поднимает темную бровь.
— Ладно, черт с ней с курсовой — ее можно было переписать, а зачет пересдать. Но диплом… — у меня голос сорвался. — Меранов! Диплом — это серьезно!
— Я в курсе.
— Раз в курсе, то какого черта творишь?!
— Я ничего не творю, — равнодушно пожимает плечами.
С ним разговаривать — все равно что общаться с ледяным обломком. Ему просто все равно. Ни единой эмоции в глазах. Разве что раздражение от того, что его Величество потревожили из-за пустяков.
— Да? А кто же, интересно, выкрал все сопроводительные бумаги?
— Мне, по-твоему, больше делать нечего, как по кабинетам ползать и твои документы воровать?
— Курсовую ты же мне подменил, а уж вытащить из папки несколько листов — ума большого не надо. Раз — и готово.
— Оса, ты бредишь.
— У тебя одного была такая возможность. Я видела у тебя ключи, забыл?
— Ты видела один ключ, от одной конкретной двери. А сейчас речь про деканат. Это не проходной двор, в который может запросто попасть каждый желающий.
— Не каждый, а только ты.
— Думаешь, у меня в кармане связка от всех стратегически важных мест в универе?
— Я ничего не думаю и думать не хочу. Я устала, Захар. Просто устала. Дай мне спокойно доучиться. О большем не прошу.
— Да не я это! — он начал злиться.
— А кто?! Сучка твоя белобрысая? Марк? Или еще кто из вашей дружной компании? Впрочем, неважно. Я уже давно поняла, что в этой сраной группе без твоего ведома ничего не происходит. Если не своими руками выкрал, значит, подослал кого-нибудь.
— У тебя паранойя, Осипова, — складывает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз, как на умалишённую.
— Я вот чего никак не могу понять, Меранов. Что ты ко мне прицепился? Ну, поспорили, повздорили, а дальше что? Одно дело — трусы из душа воровать, и совсем другое — диплом. Это учеба, понимаешь? Будущее, мать его! А ты пытаешься мне подосрать на каждом шагу! Не нравлюсь я тебе? Раздражаю своим существованием? Так отвернись! Не смотри! Почему нельзя вести себя по-мужски? Без всего этого дерьма! Без подлости!
— Еще раз повторяю. Я ничего не крал из твоей папки, — в голосе появились стальные нотки.
— Неубедительно оправдываешься, Меранов.
— Я не оправдываюсь, — цедит по слогам, — это. Сделал. Не. Я.
— Бесполезный разговор, — развожу руками, — просто бессмысленный.
— Оса, не беси меня, — склоняется ко мне, гипнотизируя взглядом.
— А то что? В очередной раз натянешь и выкинешь, как ненужное барахло?
— Помнится, в последний раз ты сама сбежала. Как последняя трусиха.
— Только не говори, что расстроился, — фыркаю зло.
— Даже не думал.
— Вот и прекрасно.
Надо уходить. Разговор у нас не получается. Он не слышит меня. Не слушает. А мне и сказать толком нечего, кроме того, как меня все задолбало. Беседы по душам — это точно не про нас.
— Если тебя так волнует вопрос с подставой, — произносит снисходительно, — могу найти того, кто украл твои бумажки.
— Боже! Да ты просто спаситель! Рыцарь на белом коне! Герой без страха и упрека! — выплевываю, не сдерживая сарказма. — Марка попросишь покаяться? Или еще кого?
— Меня просто бесит, что ты во всем винишь меня.
— А кого мне еще винить?! Разве что себя за тупость откровенную, — последние слова произношу с нескрываемой горечью.
— Давай без пафоса, Оса. Завтра притащу тебе того, кто это сделал. И ты будешь извиняться.
Не верю. Ни единому слову.
— Мне все равно, Мерз. Просто все равно. Делай что хочешь, только ко мне не приближайся. Понятно? Через две недели защита, и после нее, гарантирую, ты меня больше не увидишь. Никогда, — резко разворачиваюсь и просто ухожу, потому что находиться рядом с ним нет сил.
***
— Ты решила вопрос с Беловым? — набросилась Алла, едва я набрала ее номер.
— Можно сказать и так.
— Аня! Я сейчас позвоню твоей матери, посоветую купить ей самый тяжелый армейский ремень и выпороть тебя так, чтобы ты месяц не могла сидеть нормально! А может, и не позвоню. Может, сама выпорю! В качестве компенсации за моральный ущерб! У меня по твоей милости уже нервный тик начинается!
— Ты не одинока, — невесело усмехнулась я, присаживаясь на случайную лавочку. — Борис Тимофеевич тоже пришел к выводу, что от меня только одни проблемы.
— Я всегда знала, что он умный мужик, — с уважением сказала Аллочка, — зрит, так сказать, в самый корень. Давай уже. Не томи. Рассказывай, что натворила.
— Если в двух словах, то ничего не натворила. Все натворили за меня. Кто-то выкрал мои сопроводительные документы. Белова из-за этого вызвали в деканат, пропесочили, но он отстоял мою девичью честь, добился, чтобы меня выпустили на защиту.
— У вас там проходной двор, а не деканат! — тут же возмутилась Алла. — Попробовал бы кто-нибудь к нам так заявиться и выкрасть хоть что-то! Мигом бы вылетел!
— На твоем факультете просто нет такой прекрасной группы, как наша.
— Это точно, — она была вынуждена согласиться с этой неутешительной истиной, — и что ты теперь планируешь делать?
— Впервые в жизни послушаю старшего товарища. То есть тебя. Сяду в уголок и буду молчать. Мне просто надо продержаться две недели и ни во что не встрять. Всего две недели. Тихо, молча, не привлекая к себе внимания.
— Надо же, какая умная и покладистая девочка, — Алла не скрывала своей иронии относительно моего «тихо и молча».
— Девочка просто устала, — честно призналась я, — ты же знаешь, я не боюсь воевать. Но это не война, а бестолковая подлая возня. Травля. Бессмысленная и беспричинная. Я больше не хочу тратить на это силы. Все. Наелась. Хватит. Они мне никто и звать их никак. Пусть катятся на все четыре стороны. Пересижу две недели, получу диплом и уйду, не оборачиваясь. И никогда в жизни больше о них не вспомню. Ни об одном!
А особенно о Меранове, с которого все началось.
— Кто, ты? И что ты с делала с Осиповой, которая всегда лезет на рожон? — Алла попыталась пошутить, но вышло криво и совсем не смешно. — Может, зайдешь ко мне вечером? Посидим, поболтаем. Кости другим перемоем.
— Давай лучше завтра. У меня сегодня настроения нет вообще. Хочу посидеть дома, в тишине и одиночестве.
— Как знаешь, — в голосе Аллы прозвучало разочарование.
— Не обижайся. У нас с тобой еще будет предостаточно времени для общения, а сейчас мне надо собраться и подготовиться так, чтобы и комар носа не подточил. Белов предупредил, что на защите мне обеспечено повышенное внимание.
— Ладно, — проворчала Алла, но по интонации стало ясно, что ее отпустило, — готовься.
— Обещаю, как только защита пройдет, я заеду к тебе на целую неделю, и мы будем развлекаться так, что у тебя все соседи взвоют.
— Ой, все, — рассмеялась она, — с таким настроем я тебя и на порог не пущу.
— А я все равно прорвусь, — пообещала зловещим шепотом...
Мы с ней еще немного поболтали, и я даже смогла отвлечься от всей этой непередаваемой херни, что постоянно творилась вокруг меня. Ладно. Как-нибудь справлюсь. В первый раз, что ли? К
По дороге домой купила себе огромный рожок мороженого и съела его прямо на улице. Хоть какое-то утешение.
После такого щедрого на неприятности дня мне хотелось только одного — лечь пораньше, поскорее заснуть и проснуться уже завтра. Возможно, тогда, на свежую голову, мир не будет казать полным дерьмом.
Однако даже такому простому плану не суждено было сбыться.
Во-первых, я допоздна читала диплом. Совесть не позволила отложить это дело на потом. Готовиться действительно надо, так, чтобы все от зубов отлетало. Во-вторых, когда уже легла, выключила свет и натянула одеяло по самые уши, проклятый телефон разразился надсадной трелью. Да чтоб тебя! Я аж подскочила на кровати и схватилась за мобильник, намереваясь послать подальше нарушителя спокойствия. Однако на экране высветилось знакомое имя. Ермолаева.
Этой-то что надо на ночь глядя? Соскучилась?
Общаться не хотелось, но я все-таки ответила.
— Ты на время смотрела?
— Аня… — голос хриплый, заплетающийся. Не такой, как всегда.
— Что с тобой? — спросила подозрительно, уже чувствуя, что приключилась очередная жопа.
— Анечка, забери меня. Пожалуйста, — у нее заплетался язык, — мне нехорошо.
— Ты пьяная?
Это нонсенс. Ермолаева — и напилась! Да она даже смотреть в сторону витрин с алкоголем не любила.
— Не-е-е, — протянула она таким несчастным тоном, что я села на кровати, — мне просто дали тут... Попробовать.
Сердце ухнуло вниз.
— Что тебе дали?
— Я не знаю. Сказали, полезно.
Я уже вскочила на ноги и в потемках искала кнопку выключателя.
— Ты что-то выпила? Спиртное? Или таблетку?
— Конфетку, — промычала она.
Твою мать. Сластена.
— Кто тебе это дал? — я натягивала джинсы.
— Я не знаю. Парень с милой улыбкой.
Идиотка. Наивная, доверчивая идиотка!
— Где ты? — уже проорала во весь голос. — Откуда тебя забирать?
— Я… — она замолчала, что-то там запыхтела, начала мямлить.
— Ермолаева, твою мать! Просто скажи, куда ехать?!
— Мне просто хотелось посмотреть. Я думала, что теперь все знаю и смогу сама, — тягучим непослушным голосом оправдывалась она.
— Что ты сможешь сама? Нарваться на придурка, который тебя накачает? Где. Ты?
— На гонках.
Меня скрутило, и перед глазами поплыла темнота. Замерла. В висках пульсировала кровь, а сердце затравленно билось в груди.
— Жди, — хрипло, через силу, — ни с кем никуда не ходи. Если там есть Меранов или Волшин — иди к ним.
— Они меня не любят. Они злы-ы-ые.
— Иди к ним. Мне так проще будет тебя найти.
Когда я вызывала такси, меня просто трясло. От волнения, от страха, от идиотских предчувствий, что добром эта поездка не кончится. Но и Ольгу я бросить не могла. Она и так беспомощная, как котенок, а под кайфом вообще ни на что не способна. Бери и делай, что хочешь.
Глава 13
Мне надо спасать непутевую Ольгу, а я сижу на лавочке перед общагой и малодушно мечтаю о том, чтобы такси не приехало. Чтобы не было машин, чтобы случился бунт перевозчиков, чтобы дороги перекрыли толпы зомби. Что угодно, лишь бы не ехать к аэропорту.