— Злишься? Уже хорошо. Хоть румянец на щеках появился. А то сидела квашня квашней.
— Я не квашня, — прошипела сквозь стиснутые зубы, принципиально не оборачиваясь в ее сторону.
— Еще какая, — усмехнулась Аллочка и, подойдя ближе, бесцеремонно притянула к себе.
— Я…
— Цыц! — придавила еще сильнее, не давая отодвинуться, и начала гладить по загривку, как кошку.
— Еще за ухом почеши!
— Без проблем, — взяла и почесала.
Злость схлынула, и на ее место внезапно накатила слабость. Я перестала вырываться, уткнулась ей в плечо, глаза прикрыла и замерла.
— Ань, ну, бросил и бросил, — философски произнесла она, — я, конечно, понимаю, что сейчас тебе хреново, ничего не хочется, и кажется, что все. Конец. Не будет в жизни больше ни любви, ни радости…
Именно это я и ощущала.
— Поверь своей тетушке, которая уже дважды замужем побывала и не собирается останавливаться на достигнутом — все пройдет. Поболит, конечно, и по ночам спать не даст, но все равно пройдет. Жизнь продолжается...
Черт, эта фраза меня преследует.
— Как бы банально это ни звучало, тебе переключиться надо.
— Мне никто не нужен, — тут же отозвалась я.
— Речь не про мужиков. Поверь, ты им такая кислая и несчастная тоже на хрен не сдалась. Мало кто из них любит слезы за другими козлами подтирать.
Мерз не козел. Он просто… Мерз.
— Поэтому план такой: до пятницы можешь еще пострадать, пожалеть себя...
— Что потом?
— Потом у меня начинается отпуск. Во-первых, едем домой. Родители тебя уже заждались.
— Я не могу показаться перед ними в таком разобранном виде.
— Так соберись.
— Не могу.
— А ты постарайся. Порадуй батю с матерью, — жёстко произнесла она, — потом махнем на недельку на море.
— Не хочу.
— Хочешь. Меня тоже надо порадовать. Я столько суетилась ради тебя, так что отказ не принимаю. Позагораем, покупаемся. Программа максимум: мне — найти нового мачо, тебе — вернуть здоровый румянец.
— И что дальше? — ее энтузиазма я не разделяла. Мне не хотелось ни румянца, ни уж тем более какого-нибудь залетного мачо.
— Потом, дорогая моя, ты пойдешь на работу как нормальный взрослый человек. Будешь вкалывать по восемь часов в день, а может, и больше, чтобы времени на всякую ерунду, на мысли бесполезные не хватало. И хобби заведешь. Картины будешь писать, маслом!
— Чего? — посмотрела на нее, как на слабоумную. — Какое масло? Какие картины? Ты мне еще предложи вышиванием заняться.
— Почему бы и нет? А там, глядишь, и глазки заблестят, и волосики не будут похожи на пучок из-под козьего хвоста, — она бесцеремонно потянула блеклую, не особо причесанную прядь, — и интерес к жизни проснется.
— Как у тебя все просто, — проворчала я, осторожно высвобождаясь из крепких тетушкиных лапок свои несчастные волосы.
— Так зачем усложнять? За нас это прекрасно сделают другие. И вообще, Ань, я тебя не узнаю. Ты же никогда не пасовала перед трудностями.
— Просто меня никогда не бросали.
— Все когда-то бывает в первый раз, — пожала плечами Алла, — расценивай это как новый опыт. Хреновенький, но свой.
— Да на кой черт мне такой опыт сдался?!
— Просто для опыта. Чтобы не расслаблялась…
Расслаблялась? Да я уже забыла, как это делается!
— В общем, все. Фронт работы я тебе озвучила. Готовься! Я пойду чай поставлю, — Аллочка бодро выпорхнула с балкона, — а ты не забудь — в пятницу начинаешь новую жизнь!
— Непременно, — пропыхтела себе под нос и выглянула на улицу.
По лужам расходились круги от капель, срывающихся с деревьев, легкий ветер гнал по небу серые остатки грозовой тучи, и местами пробивались робкие солнечные лучи. Два десятка шустрых взъерошенных воробьев облюбовали ветки березы напротив наших окон и теперь самозабвенно наперебой чирикали. По двору с гвалтом носились насквозь мокрые пацаны, на соседнем балконе пожилой мужчина с удовольствием дымил сигаретой, щурясь от табачного дыма, а над городом перекинула коромысло яркая радуга.
Да, жизнь продолжается.
***
Мы с тетушкой неспешно обедали в маленьком кафе неподалеку от универа. Я навернула полноценный комплексный обед и теперь радовала себя десертом — шоколадным пирожным с миндальной крошкой и легкими завитками сливочного крема.
— Если бы я столько сладкого жрала, у меня бы жопа была, как пароход, — завистливо проворчала Алла, потягивая зеленый чай. В последнее врем она увлеклась идеями правильного питания и мучила себя пареными овощами, несоленой рыбой, ростками пшеницы и прочими сомнительными деликатесами, — могла бы поберечь мою ранимую психику и не получать такой откровенный кайф.
— Обязательно, — я откусила еще кусочек и восхищенно прикрыла глаза, — блаженство.
— Зараза, — беззлобно отозвалась тетушка.
— Ты смотри-смотри, наслаждайся, — подначивала ее, продолжая уплетать сладкое, — времени до конца перерыва еще предостаточно.
Теперь я тоже работала в универе. Ассистенткой на кафедре у Белова. Уж не знаю, сам или по наводке дорогой тетушки, но он позвонил в начале августа и сделал предложение, от которого я просто не могла отказаться:
— Хочешь скромную зарплату, невыносимый график и злобного начальника?
— Хочу, — не задумываясь, ответила я.
Самостоятельные поиски работы к тому времени зашли в тупик. Диплом был, а понимания, где бы я хотела себя реализовать, отсутствовало. Вроде специальность техническая, и учиться мне нравилось, но вот инженером, технологом на производстве я себя не видела.
В итоге попала на такую работу, о которой и не грезила никогда. Даже мысли не допускала. И вот как оно обернулось.
Пока мне все нравилось: и работа на кафедре, и график, и даже суровый начальник, с которым мы давно нашли общий язык. Я звала его исключительно по имени-отчеству, он звал меня — генератором проблем и боевой свистулькой. Так и работали. Не скажу, что душа в душу — были и споры, и песочил он меня по страшному, когда тупила и что-то делала не так, но мне все равно все нравилось.
В сентябре, когда толпы студентов ринулись покорять храм науки, я ходила среди них царицей и чувствовала себя ну очень взрослой и очень деловой. А вообще, когда из поля зрения пропала любимая группа, универ стал казаться мне не таким уж и плохим местом. Обычные люди с обычными проблемами и радостями.
Кстати, Ермолаева осталась в аспирантуре. Я видела ее изредка в белом халате, мечущейся по лаборатории в главном корпусе. Она была абсолютно счастлива, разве что слюной от восторга на пол не капала. Фанатичный блеск истинного ботана горел в ее ясных очах, и, по-моему, она вечно была не в себе, даже хлеще, чем когда ночью на гонках запрещенных конфет напоролось. У нее даже что-то наметилось с аспирантом третьего года обучения — высоким, тощим, как жердь, очкариком, с гусарскими усиками и рано наметившейся лысиной. Неплохая пара. Хотя, мне кажется, Ольга продолжала тайно вздыхать по Волшину. Но могу и ошибаться. Кто их разберет, тихонь этих. В тихом омуте, как известно, хрен знает, что водиться может.
— Ты сегодня до которого часа работаешь? — поинтересовалась Аллочка, жадно косясь на мое пирожное.
— До четырех. Тимофеич уехал на конференцию, поэтому сбегу раньше.
— Какие планы?
— Прийти домой и ничего не делать. А у тебя?
— А у меня свидание, — она загадочно улыбнулась.
— Давай рассказывай, — скомандовала я.
И Алла, которая только этого и ждала, начала вываливать все про своего нового кавалера. По ее словам, вроде нормальный мужик. Порядочный. Пусть пробует, может, в этот раз все у нее получится.
— Ты сама когда на свидание пойдёшь?
— Когда-нибудь.
— Только не говори, что не готова. И все о своем гаденыше грезишь.
— Не грежу, — пожала плечами я.
— Забыла?
— Отпустила.
Забыть не так-то просто, но я пыталась. Даже познакомилась с парнем. Вроде неплохой — веселый и в то же время ответственный, внимательный, но все не то. Скучно, пресно, не мое. Дальше второго свидания и прогулки под руку мы так и не продвинулись. Наверное, мне надо еще немного времени, а может, другой человек, а может, действительно не готова.
С работы я сбежала даже раньше, чем планировала. Просто собралась и по-тихому улизнула — все равно, если Белова на месте нет, никто моего отсутствия и не заметит.
Пользуясь тем, что выпал погожий осенний денек, решила прогуляться пешком до дома. Здесь недалеко — через мост, да в гору, и вот уже пятиэтажка, в которой мне посчастливилось снять квартиру. Не все же с теткой жить. Пора и самой обустраиваться.
А во дворе дома меня ждал сюрприз в виде зеленого, как летняя трава автомобиля, который стоял в тени липы и, хищно прищурившись фарами, ждал.
Сердце подскочило, как ненормальное, но я продолжала спокойно идти вперед. Даже шаг не сбился. Только щеки начало немного припекать. Каким ветром в наши края занесло питерского работягу? Уж не по мне ли соскучился?
Подойдя к машине, я заглянула в салон. Пусто. И где хозяин колесницы?
Я осмотрелась по сторонам в поисках пропажи и обнаружила Меранова на детской площадке. Он сидел на розовых качелях и едва заметно раскачивался, не отрывая взгляда от телефона.
— Товарищ, вам каруселька не мала? — поинтересовалась строгим голосом, подходя к нему ближе.
Захар замер и, склонив голову набок, бросил на меня насмешливый взгляд:
— Кто-то заделался блюстителем порядка?
Он поднялся на ноги, а мне, наоборот, захотелось присесть. Потому что, заглянув в серые глаза, почувствовала невыносимую слабость. Да, жизнь продолжается, но некоторые вещи остаются неизменными. Например, то, что чокнутая Оса теряет разум в присутствии теперь уже бывшего одногруппника.
— Здравствуй, Ань, — от этого голоса, что являлся по ночам, одна часть меня начинала полыхать, другая злилась, заводясь до самых небес, а третья липкой патокой по текла венам.
— Ну, здравствуй, Мерз.
***
Цель — это хорошо. Цель — это просто зашибись. Особенно когда давно ее для себя определил и идешь, не оглядываясь. Однако, в моем случае вышел косяк. Один такой большой косяк по имени Оса. Казалось бы — все. Точку поставил. Страницу перевернул. Можно забыть и идти дальше.
Ан нет.
Хрен забудешь. Это же Оса! Зараза, которая выставила меня кретином в самом начале знакомства. Чудовище, бессовестно сверкающее голой задницей перед целой толпой. Непробиваемая хамка, играючи отбривающая всех наглых и страждущих. Загадка, которую я так и не смог до конца разгадать.
Где-то зацепила, ужалила, незаметно накачав своим ядом под завязку.
Первые пару недель я был уверен, что все в прошлом. Я сделал для нее лучшее, что было в моих силах — отпустил. Теперь каждый мог идти своей дорогой.
За грудиной ныло, когда Осипову вспоминал, но казалось, что все это временно, что пройдет, стоит только погрузиться в новую жизнь.
Погрузился.
Не прошло.
Наоборот, сильнее ныть начало. И работа не помогала, и новые знакомства, которых с лихвой было — отец всерьез за меня принялся и начал вводить в курс дела.
На баб даже не смотрел. Такое чувство, что в голове табличка горела «занято», напрочь отбивая интерес к новым приключениям. Пять минут в душе наедине с рукой — вот и все мои развлечения. Так что оставалась работа, и вечера, когда сидел дома в одиночестве, снедаемый странным желанием позвонить, поговорить, просто услышать голос.
Отношения на расстоянии — херня полная, но кто сказал, что из них не может что-то получиться?
Ах, да. Я, блядь, и сказал. Долго думал, гонял в мозгах эту хрень, и вывалил Осе все без прикрас, даже не пытаясь подсластить пилюлю. Потому что она сильная, справится. Уже справилась, наверное. Хрен ее знает.
Я вообще был не в курсе, как у нее там дела. Осипова слишком скрытна, чтобы выставлять напоказ свою жизнь в социальных сетях, а номер я удалил, чтобы не было соблазна позвонить.
Держался, убеждал себя, что все пройдет, все наладится, что мы просто случайный эпизод в жизни друг друга… а в конце сентября купил билет обратно. Ибо не хер!
Все ошибаются. И я тоже.
Не знаю почему, но мне чертовски захотелось с ней поговорить, узнать, как у нее дела. Может, оттого что в груди поднималось нечто непонятное, стоило только подумать о ней, а может, оттого что я чувствовал себя одиноким. Все это время напролом шел к своей цели, но так и не встретил близкого по духу человека … Кроме Аньки.
— Привет, Мерз, — прохладно поздоровалась она.
И меня словно оглушило, в прошлое со всей дури макнуло. Прямо мордой, об асфальт, размазав во все стороны.
— Меня так больше никто не называет.
— Да? — Осипова вскинула темную бровь и посмотрела с отстраненным интересом. — А как тебя называют?
— Захар Анатольевич, — ответил с усмешкой.
Она задумалась, словно прикидывая мысленно, пробуя это сочетание на вкус.
— Пожалуй, воздержусь от такого официоза. Мерзом был, Мерзом и останешься.
— Все еще сердишь?
— За что?
— За то, что уехал.
— Уймись, Захар. Это было давно и неправда. Уехал и уехал, какая теперь разница?
Оса — такая Оса. Ни за что по-человечески не отреагирует. Этим, наверное, и цепляет.
— Действительно. Никакой.
— Зачем пожаловал?
— Ты знаешь.
— Понятия не имею, — в полнейшем недоумении руками развела, — вариант, что соскучился, сразу откидываю. Ибо на тебя непохоже.
— А что на меня похоже? — чуть склонив голову, рассматривал ее, пытаясь уловить новые черты, чужие.
Их не было. Все та же Оса.
Она снова пожала плечами. Немного раздраженно и потеряно:
— Как работа?
— Отлично. Еще не разбогател, но нервный тик уже нажил. А как у тебя? — мы играли в пинг-понг наводящими вопросами, прощупывали друг друга, словно заново знакомились. — Встретила свою великую любовь?
Мне внезапно захотелось, чтобы она сказала «нет». Чтобы у нее, как и у меня, не было никого, чтобы даже думать об этом могла.
— Не то, чтобы я к этому упорно стремилась, — Анька усмехнулась, — но работы ведутся.
— И как успехи? — процедил сквозь зубы.
— Так же, как и у тебя с работой. Замуж еще не вышла, но уже задолбалась красоту наводить.
— По-моему, очень даже ничего, — окинул ее наглым оценивающим взглядом.
Другая бы смутилась, но только не Аня. Эта лишь бровь вопросительно вскинула:
— Я не поняла, Меранов. Ты ко мне подкатываешь? Завязывай. Комплименты — вообще не твое. Лучше скажи, зачем приехал.
— К тебе. Все-таки соскучился.
— Тогда другой вопрос. Зачем уезжал?
— В погоне за мечтой.
— Мечта — это правильно, — кивнула уверенно. Мы замолчали. Просто стояли друг напротив друга, смотрели, думали каждый о своем.
— Что делать-то будем? — наконец, поинтересовалась Аня, когда молчание стало совсем уж неприличным.
— Понятия не имею. Покатаемся?
— Я за рулем. Или боишься?
— Еще чего, — бросил ей ключи.
Она ловко их поймала и по-хозяйски забралась на водительское сиденье.
Машина Осипову слушалась беспрекословно, будто только и ждала, когда эта зараза за руль сядет. Мы выехали на центральный проспект, покружились по улочкам, прокатили мимо универа. Оказывается, Аня теперь там работала. Кто бы мог подумать.
Потом выехали за город, туда, где по ночам все самое интересное происходило.
Сейчас здесь было пустынно. По безлюдной дороге неспешно перекатывались желтые листья, серой громадой возвышался старый аэропорт, и ни души. Автомобиль плавно остановился на широкой обочине недалеко от затертой, едва различимой линии старта.
— Зачем мы сюда приехали? — не отрываясь от подголовника, покосился в ее сторону.
— Не знаю. Это место у меня ассоциируется… с нами.
— Поговорим? — вопрос прозвучал нелепо. Уже говорили.
— Давай, — Аня обернулась ко мне вполоборота. Посмотрела внимательно. И у меня язык к небу примерз. Глупо как-то, бестолково.
— Я долго думал и готов попробовать.
— Звучит очень интересно, — одобряюще показала большой палец, — но ни хрена не понятно. О чем думал? К чему готов? Расскажи, может, проникнусь, посоветую чего.