- Ну, тогда будь готов ко всему!
А Лариса, обыкновенно с Мариной, часто шастала неизвестно где, особенно с тех пор, как мы снова порешили с ней ограничить потребление алкогольных напитков.
Как-то в выходной она вышла без доклада из дома и испарилась.
В поисках подруги, я позвонил Гелию, местному фотографу, старше меня, давно разведённому. Гелий, не смотря на возраст, был штатным бой френдом Марины, у него постоянно находилось для неё хорошее вино.
- Знаешь, Вадик, - отвечал мне всегда любезный Гелий, - они появлялись, но ушли. Я что-то приболел, а девчонки хотели выпить.
- Не знаешь куда пошли?
- Знаю, к горбуну.
Горбуна я немного знал по работе. Инженер, примерно, в моём возрасте, жил один недалеко в однокомнатной квартире.
Злая судьба изуродовала его с детства, маленький и горбатый он смотрелся несчастным, но из контактов с ним я заключил, что у него добрый и отзывчивый характер.
Я пошёл к нему и там обнаружил Ларису и Марину, и ещё двух молодух, распивающих всё тот же модный бюракан, выставленный хозяином.
- Красиво жить не запретишь! – приветствовал я Павла.
- Проходи, проходи Вадик, - засуетился горбун, - Надя, принеси с кухни фужер, - обратился он к молодой, но уже заметно поблекшей блондинке, наверно, от порочных излишеств, он курила сигареты – одну за другой.
Надя с интересом взглянула на меня, что-то в её взгляде было таинственно притягательное, и я пропел в шутку:
- Ах, Надя, Наденька мне б за двугривенный – в любую сторону твоей души!
Надя улыбнулась и ушла в кухню. Лариса сразу насторожилась, что и было моей целью - задеть ревнивицу.
- А я вот один, а их много, - развёл руками Павел, - хорошо, что заскочил. Я там приготовил тебе осциллограф, но ты посиди!
Дело в том, что мне надо было дома настроить видак, у Павла был осциллограф, и как-то на работе договорились, что зайду за ним.
Но я-то припёрся с другой целью: в поисках Ларисы.
- Посидим, раз моя подруга здесь, - согласился я.
- Да? А кто тут твоя? – простодушно спросил Павел.
Лариса проявила реакцию и пересела ко мне на колени.
- Вот оно, что! Она у меня в первый раз, и знаешь, поразила.
- Да она всех поражает, красотка! – невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.
- Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!
- В чём же? – решил я поддержать философские изыски Павла.
Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о её смысле и становятся от этого мудрыми.
- Она другая, чем эти! - обвёл он рукой остальных девушек, и те, наверно, возмутились, если бы разговор шёл не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из её подруг пытался оспорить превосходство оторвы.
Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на неё.
Павел выпил со мной с полстакана мадеры и возбуждённо, жестикулируя руками, начал резать правду-матку:
- Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь, сделают!
- Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, - сдержал его я.
- Эти? – опять повторил горбун, - других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя … богиня! – нашёл он, наконец, слово.
- Да ты меня первый раз видишь! – открыла Лариса рот.
- Первый. Но знаю.
- Пьяное признание в любви, вот что твои слова, - сказала девушка.
- Вот-вот! – ты сразу поняла, - признание, а им я не признавался, ты спроси.
Не знаю, куда бы завёл сей диспут, но тут постучался и вошёл в дверь парень, лет тридцати, с каким-то уж слишком тоскливым лицом.
- Ты опять здесь, Надя, - обратился он к поблёкшей блондинке, - пошли домой.
- Да ты садись, - пригласил Павел.
- Не буду пить чужое вино, - ответил парень, - а на своё денег нет.
Они ушли.
- Толяй три года отсидел за воровство, - сообщил Павел, - гордый, блин!
- А там только так, - сказала Лариса, - или гордый, или «Машка.»
- Вот видишь, видишь! – опять начал Павел, - молодая, а всё понимает.
- Толю за зону выселяют, - сказала молчавшая до того незнакомая девушка,
- Надя продаст квартиру и уедет с ним.
- Да где они жить будут?
- А там, на старой заимке за городом.
- Пусть их, - махнул рукой Павел, - Надька совсем, здесь разгулялась, пока он сидел.
- Ладно, пошли тоже, - потянул я Ларису, - дети по лавкам плачут!
- Бюракан возьмёшь ради субботы?
- Возьму.
- Тоды, кей.
- Я с вами! - вскочила Марина.
- Куда мы без тебя? - ехидно поддел я её.
Я забрал осциллограф и простился с Павлом. Он остался не один.
Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня:
- Видишь, я богиня. Тебе повезло.
- А ещё и ведьмочка, - щёлкнул я её по носику, весьма обрадованный тем, что нашёл гулящую.
- Но божественная, - подвигала она плечами.
Что говорить, все млели от неё с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от её гипноза, пусть всё катится, как есть, лишь бы была рядом!
XIX
- Включи «Европу», - попросила Марина. Я включил.
- А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? – спросила она, - как мы танцевали с тобой? Пойдём?
Блондинка прижималась ко мне, мы болтали с ней всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день, как будто никуда они и не уходили.
Я думал, что сейчас закончится музыка, я сяду за стол, рядом с Ларисой, она пододвинет мне записку и там будет написано: «Я не шутила».
- Где записка? – спросил я у неё в шутку, когда сел.
- Вот.
Она на самом деле написала что-то на клочке бумаги, когда я развернул его, там было: «Я тебя люблю. Я не шучу».
Не сговариваясь, мы все трое устроили игру в дежавю.
С того дня прошло только два месяца, а казалось, пролетела вечность.
- Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, - изрёк я известную мудрость.
- Лариса, вам с Вадиком надо пожениться, - зажглась Марина.
- Но я не получила ещё такого предложения от него, - сказала девушка.
- А ты хочешь этого? – спросил я, как-то напряжённо.
- Это предложение?
- Считай, да.
- Я принимаю его.
Она протянула мне руку через стол, и я взял её в свою. Мы смотрели, не мигая, друг на друга, глаза Ларисы излучали тёплую нежность, а мне казалось, что вот оно – твоё Откровение в жизни, вот она твоя мадонна, время остановилось.
Марина радостно вскочила, сорвала со стенки копию картины Леонардо да Винчи и приказала:
- Встаньте на колени!
Мы глупо и счастливо улыбаясь, так и не выпустив рук друг друга, опустились перед ней.
- Благословляю вас, дети мои, - приложила блондинка картину к нашим лбам.
Обряд был шутовской, но я заметил слёзы в глазах Ларисы.
После того, как ушла Марина, мы легли, и наше соитие на этот раз было нежным и даже робким, мы боялись, что какое-нибудь неловкое движение или громкое слово разрушит состояние полного слияния душ.
Я проснулся посреди ночи, наверно потому, что выспался днём.
Милая девушка спала рядом на спине, я долго смотрел на её красивое, спокойное лицо.
«Значит, решили», - думал я. - «Отныне мы муж и жена».
Я осторожно, чтобы не разбудить свою мадонну, обнял горячее тело и прижался к нему.
Минут пять лежал я в состоянии полной прострации и блаженства. Моя душа обнимала и любила сейчас весь мир, всю Вселенную.
Я почувствовал, что вселенский разум соединился со мной, что я растворился в мириадах частиц единого поля смысла.
Тут я судорожно вздрогнул, из этого поля, вдруг, повеяло жуткой стужей, так что вмиг похолодела моя рука, обнимавшая тело девушки, а волосы встали дыбом.
А в мозгу отчётливо отпечаталась весть из будущего:
«Вы не будете с Ларисой вместе».
Приговор был ясным и окончательным, без тени всякого сомнения.
Ноосферное поле, содержащее в себе всю информацию о жизни прошлой, настоящей и будущей, довело её до меня.
Нельзя передать словами, какой ужас сковал все мои члены, я не мог пошевелиться, и так, парализованный, незаметно забылся сном.
Никогда не сообщил я Ларисе или кому-либо о роковом послании, было выше моих сил обсуждать откровение с небес.
Прибежала зарёванная Светка.
- Он, он …
- Что случилось, Света? - строго спросила Лариса.
- Фаукат… он пьяный… таскал меня за ноги, вот даже все ногти сорвала! – показала она на самом деле кровоточащие и сломанные ногти с остатками серебристого маникюра, наверно девушка цеплялась ими за пол.
- Я еле сбежала, он грубо взял меня и отлучился в ванную!
- Вот скотина! – возмутился я, зная необузданный нрав татарина, хотя у нас лично с ним никогда не было стычек, - за что он тебя?
- Я шла с Сашкой, а тут он. Схватил и повёл к себе.
- А Сашка?
- Ничего. Застыл, как вкопанный.
Я не удивился этому. Сашка имел тормозной темперамент, и никогда не привязывался к девицам, с которыми спал.
- Ты спала с Сашкой? – спросила Лариса.
- Только раз, когда купались все, - всхлипнула Света.
- И, наверно, блядь, шла к нему в другой раз!
- Не знаю!
- Связалась, дура, сразу с двумя взрослыми мужиками, вот и получила!
Светка зашлась рыданиями.
- Да жалко мне тебя, жалко маленькую дурочку, - обняла её Лариса, садись, я тебе пальцы зелёнкой смажу.
Моя подруга раскрашивала ногти девушки в зелёный цвет, а я смотрел на длинные стройные ноги блондинки с заметными синяками на щиколотках, и в голову лезли порочные, полукриминальные мысли:
«Неплохо бы потаскать её за эти кегельные ножки, а потом»…
Тут, я обругал себя в душе за извращённое воображение, которое, почему-то, всегда возникало у меня при рассказах о изнасиловании девушек.
Но вспомнил изречение Монтеня из «Опытов»: «В мыслях своих мы гораздо более развратны, чем в поступках», - и успокоился.
XX
Позвонила Людмила:
- Куда пропал? В гости в лабораторию не приходишь, а напрашивался.
- Слушай, мы снова с Ларисой.
- Да ну! Честно, поздравляю!
- Заходи сама.
- Ой, зайду! А можно не одна?
- С кем?
- С Герой.
- Стали большими друзьями?
- Замуж выхожу.
- Вот видишь, говорил: ещё не вечер.
- А если сразу сейчас? У нас с Герой сегодня удачный эксперимент, придём с коньяком, обмоем.
- Конечно, какой вопрос!
Пара прискочила радостно возбуждённая, и мы сели пить коньяк.
Гера уставился на Ларису вожделенным взглядом, хоть раньше я знал его, как чокнутого работой и не обращавшего внимания на женщин.
Я шёпотом поддразнил Людмилу:
- Ненадёжный дружок у тебя!
Она расхохоталась и сказала, чтоб слышали все:
- Гера никуда от меня не денется! Я у него первая настоящая любовь!
Герман зарделся и улыбнулся смущённо. Собственно, у Людмилы было достаточно достоинств, чтобы удержать мужчину, я даже взгрустнул, малость, о потерянной женщине.
- Так с чем поздравить вас на работе?
- Гера изобрёл новый детектор волн, пусть сам расскажет.
- Ты знаешь, Вадим, чем мы занимаемся?
- Знаю, Людмила рассказывала. Я только удивляюсь, как это с помощью кирлиана увидеть душу? Он же фиксирует излучение только первых двух полевых оболочек: физической и эмоциональной, а душа начинается с третьей ментальной оболочки и дальше.
- А я знаю, что у ауры семь слоёв, как семь цветов радуги, - вступила в разговор Лариса, - у нас в колледже учат психологию по-современному.
- Ой, какая ты умная! - откровенно восхитилась Людмила, она прямо ела девушку глазами.
- Всё верно, - продолжил Герман, я мучился целый год, пока не сделал этот фазоаурометр, и сегодня, впервые, мы увидели такое, что дух захватывает! Вот, принёс фотографию.
Все прильнули к большой цветной распечатке.
Там были изображены две символических фигуры: мужская и женская, вокруг которых сияла разноцветная аура. Но гораздо объёмнее, чем привык я видеть на стандартных снимках. И ауры двух тел на внешних уровнях были замкнуты в один общий эллипсоид.
- Слева я, справа Гера, - поясняла Людмила. - Вокруг каждого из тел красная аура физического поля, а вокруг обеих фигур замкнутое голубое кольцо пятой и шестой духовных оболочек. Это наша Любовь.
- Здорово! – приблизил я снимок к глазам. – А где последний, седьмой слой?
- Чего захотел! Последний слой связи с вселенским полем смысла, наверно, не увидеть никогда. И так, что здесь есть, раньше не видел никто!
Людмила бережно вынула из моих рук листок и положила на стол на всеобщее обозрение.
- Насмотреться не могу!
- Никто не знает природу волн седьмого слоя, - развёл Герман руками, - они невидимы, по крайней мере на нынешнем уровне науки.
- А что это за чёртики? – спросила Лариса, вглядевшись в снимок, - вот здесь, снаружи голубого поля.
- А это и есть чёртики из виртуального мира, которых кругом пруд пруди, но они не могут пролезть сквозь замкнутую оболочку, - пояснила билогиня.
- Ой, как интересно! Я тоже хочу, чтоб нас засняли с Вадиком.
- Приходите завтра с утра. Суббота, никого не будет в институте, комната 316, я скажу вахтёрше, чтоб пропустила, - пригласил Герман.
«Как хорошо им вместе, соединённым не только постелью, но общим увлекательным делом» - крутнулось в моей голове, когда пара распрощалась с нами.
- Подумаешь, Склодовские-Кюри! – хмыкнула Лариса, как всегда прочитав мои мысли.
- Ты феномен! – с испугом глянул я на неё, - с тобой опасно подумать о чём-нибудь.
- Ты не понял ещё, что всё дело в моих проникающих хамелеонах? – ответила она и заиграла глазищами, меняя их цвет.
Честное слово, стало жутковато!
Потом я опять оказался во власти неотразимого тела.
- Вас ждут, - сказала вахтёр на проходной, позвонив по телефону.
Мы поднялись на третий этаж, Людмила стояла у своей комнаты и махнула нам рукой.
Лаборатория расположилась в небольшой комнате, в которую еле втиснулся лежак хитрого фазоаурометра, как назвал его Герман. В изголовье, обнимая лежак, возвышалась рамка с круглым отверстием, напоминая томограф, соединённая проводами с компьютером.
- Кто первый? – спросил Герман.
- Я! – ответила бесстрашная Лариса и возлегла на зыбкое закачавшееся основание.
Стройная фигура в короткой юбке и здесь, во время научного эксперимента, вызывала только одно желание: «трахнуть её немедленно»!
Лежак медленно поехал сквозь сканирующую рамку.
- Теперь ты, Вадим, - сказал Гера, взглянув на экран, на котором светилась непонятная группа символов.
«Карета» приехала назад, и покатился я.
- Минут пять будет обрабатывать, - сказал Герман.
Людмила уставилась на экран, на котором последовательно проступали контуры результата съёмки.
Вдруг, экран погас, а я заметил, как побледнела Людмила.
- Что случилось? – кинулся к компьютеру Герман.
- Всё нормально с компьютером, - сказала биолог, - наверно сгорел монитор.
Кандидат наук понажимал на кнопки и огорчённо вздохнул:
- Визит-эффект! Сейчас разберусь.
- Да ну его, в выходной возиться. Не хочу! – остановила его подруга, - давай в понедельник, и так без выходных, пошли лучше купаться, лето кончается.