Не выдержав этого фальшивого взгляда, мать повернулась к сэру Энзору и увидела на его губах злорадную ухмылку.
— Все из рода Дунов — истинные джентльмены, — провозгласил сэр Энзор с таким серьезным выражением лица, словно никогда и не улыбался в своей жизни, — и мы всегда готовы объяснить, сударыня, заблуждения простых крестьян по отношению к нам. Но следуя нашим благородным принципам, мы не станем обвинять вашего мужа в разбойничьем нападении, и не будем жаловаться в суд с тем, чтобы нам возместили ущерб. Ведь так, советник?
— Без сомнения, часть имущества Рида должна быть конфискована, но если вам так угодно, сэр, мы простим ему его грех.
— Мы воздержимся от дальнейших действий, советник. Итак, сударыня, мы прощаем вашего мужа. Возможно, он что-то перепутал в темноте ночи. В Порлоке продают слишком крепкое пиво, сударыня, а человек, обладающий большой силой, может иногда поступить весьма опрометчиво по отношению к другим людям. Это так типично в наш жестокий век грабежей и насилия.
Подумать только! Дуны порицают насилие! Мать пошатнулась, с трудом осознавая, где находится, и только хорошее воспитание подсказало ей, что перед тем как повернуться и уйти, она должна поклониться этим людям. Все время она чувствовала свою правоту и уж никак не ожидала, что советник сумеет так ловко перевернуть события с ног на голову. Промокнув слезы платком, она вышла на свежий воздух, опасаясь, что может сейчас наговорить много лишнего.
Стражник повел ее назад, не забыв перед этим снова надеть на глаза повязку, хотя из-за слез мать и так почти ничего не видела вокруг. Перед самым выходом из владений Дунов кто-то подошел к ней и сунул в руку тяжелый кожаный мешочек.
— Предводитель просил передать вам вот это, — прошептал незнакомец, — для ваших детей.
Но мать с омерзением бросила кошелек на землю, словно в ладонь ей вложили не золото, а горсть дождевых червей. И уже потом, молясь Богу, она сетовала на свою горькую участь, вспоминая, что даже Дуны пожалели ее, поняв, как ей придется тяжко без мужа.
Глава 5
Обитель греха
Добрые люди, привыкшие подчиняться закону и живущие в местах, где соблюдаются все порядки и правила, (если, конечно, такие земли существуют), наверное, захотят услышать кое-какие объяснения по поводу творившихся в наших краях безобразий. Если не рассказать всей правды, то станет непонятным, каким образом уживались разбойник с большой дороги и мирный земледелец. Мы не подавали на них жалоб и постепенно привыкли к ним как к неизбежному злу. Но только читатель должен иметь в виду, что все, о чем я поведаю сейчас, я узнал, будучи уже зрелым человеком.
Примерно в 1640 году от рождества Господа нашего, когда положение в Англии стало особенно напряженным, и назревал конфликт, многие земли на севере страны были конфискованы у крупных феодалов теми, кто имел влияние при дворе. При этом законных владельцев пускали по миру, и те были счастливы от сознания того, что им удалось уцелеть. Поместья отдавались в общее владение новым наместникам, и если один из них умирал, то земля просто передавалась другому хозяину, вопреки любым завещаниям.
Одним из владельцев такого поместья и оказался сэр Энзор Дун, джентльмен, обладающий недюжинным умом, а вторым — его двоюродный брат, граф Лорн Дайкмонт.
Граф был старше сэра Энзора и решил добиться законного разделения громадного поместья, но судьба распорядилась иначе. Благодаря проискам женской половины семейства, граф не только не получил своей доли, но лишился всего, и земли у братьев были отняты.
Несмотря на это, у графа еще оставались весьма значительные средства к существованию, а что же касается сэра Энзора, то он в одночасье превратился в нищего, имея вдобавок крупные долги. Он посчитал, что брат по злому умыслу оставил его без земли и денег, не подав при этом прошения о пересмотре дела. Многие друзья советовали самому сэру Энзору обратиться в суд, поскольку он был честным человеком и ревностным католиком, чего нельзя было сказать о его братце. Поэтому сэр Дун мог рассчитывать выиграть процесс.
Но сэр Энзор, будучи человеком горячим, забрал с собой жену (кстати, дочь графа Лорна), сыновей, остатки денег и отбыл в неизвестном направлении, проклиная все на свете. Возможно, он совершил роковую ошибку, но не мне его судить, поскольку я сам, возможно, поступил бы точно так же.
Поговаривали, что обозленный сэр Энзор убил одного из членов суда, которого считал виноватым во всех своих несчастьях и благодаря которому он лишился земель. Другие утверждали, что он открыто выступал против короля Карла Первого, и вынужден был скрываться именно по этой причине. Одно я знаю наверняка — у сэра Энзора отняли поместье и объявили его вне закона.
Он искал поддержки у друзей, надеясь, что они помогут ему добиться оправдания, и имел на это право, поскольку в свое время не раз оказывал многочисленные услуги соседям, относясь к ним, как к родным братьям. Его внимательно слушали и действительно щедро раздавали обещания, но никто при этом не шевельнул и пальцем, чтобы реально помочь бывшему приятелю, а тем более, ни один из богачей и не думал раскошеливаться. Все те, кто приходил со своим горем к сэру Энзору прежде, теперь разом отвернулись от него. Возможно, это и ожесточило его даже больше, чем потеря власти и состояния.
Отчаявшись, сэр Энзор решил, наконец, обосноваться на западе Англии и в один злочастный для наших мест день прибыл сюда. Он хотел уединиться здесь вдали от бывших представителей его сословия. Я не могу назвать родные края захолустьем, но здесь у нас огромные просторы и большие возможности для любого человека. И когда он выбрал себе землю — труднодоступную, среди гор, отдаленную от крупных городов — тогда местные жители стали поначалу приносить ему угощения в знак знакомства: бекон, оленью грудинку, баранину, бочонок сидра. Так что некоторое время сэр Энзор вел вполне честный и добропорядочный образ жизни. Но постепенно к нему привыкли, и фермеры стали недоумевать по поводу его праздного бытия. По нашим понятиям любой человек, даже благородного происхождения, обязан либо работать, либо платить другим за работу по найму. Через некоторое время крестьяне и вовсе всполошились. Ведь если, владея плодородной землей, сыновья Дуна не собираются ее даже вспахивать, значит, рано или поздно эти молодцы начнут отбирать добро у других.
Я рассказываю все это со слов моих соседей и не позволю себе и крупицы лжи. Меня все уважают в округе, ибо я владею пятьюстами акрами земли (неважно, что кое-где она не огорожена заборами — это мое дело), являюсь церковным старостой и дружу с пастором, а он человек непьющий и некурящий, читает книги и тоже учился в Блюнделе. Позвольте также заметить, что я истинный роялист и соблюдаю букву закона. Так что не делайте поспешных выводов относительно моей особы и не ругайте вашего покорного слугу за то, что в повествовании моем частенько встречаются лирические отступления. Уверяю вас, все это происходит по простоте душевной и от чистого сердца.
Итак, сэр Энзор вместе с семейством и несколькими слугами обосновался у нас. Всего их было немногим более десятка, но потом число Дунов стало непомерно возрастать. Может быть, так действовала оленья грудинка, которая увеличивает жизненные силы, или баранина, или сам свежий воздух Экзмура, но одно остается явным — семейство Дунов росло куда быстрее, чем их честность.
Дуны привезли с собой несколько женщин благородного происхождения и имеющих собственные, пусть и небольшие, деньги, но потом начали похищать и местных девушек — дочерей окрестных земледельцев. Сначала невесты никак не могли смириться со своим положением, но время шло, они привыкали и становились верными женами и рожали детей. Как мне кажется иногда, женщинам всегда нравятся сильные мужчины, за которыми слабый пол может чувствовать себя как за каменной стеной.
Надо сказать, что хоть наш род и состоит из настоящих богатырей, но в среднем поставьте в ряд с полсотни мужчин, и лишь один из них сможет состязаться с Дунами по красоте и мощи телосложения. Так что в смысле привлекательности Дуны, конечно, выигрывали перед моими земляками, хотя и мы кое-что умели и в случае чего могли дать им достойный отпор. Однако женщины почему-то останавливали свой выбор на них. Я не могу пожаловаться ни на свой рост, ни на силу, но за свои слова отвечаю, ибо многое повидал в этой жизни.
Скорее всего, им действительно приходилось туго поначалу, но если бы все дружно воспротивились, когда Дуны впервые вышли на большую дорогу, возможно, их «ремеслу» и настал бы конец. Но и землевладельцы, и крестьяне, и пастухи наивно считали, что раз уж кого-то ограбили, то, видать, человек он сам был нечестный. Кое-кто ворчал себе под нос, не соглашаясь с ними, а другие просто посмеивались и отшучивались. Короче, никто не предпринимал решительных действий, чтобы прекратить все эти безобразия.
Вскоре слух о Дунах разнесся по округе, а их деяния зашли так далеко, что соседям стало уже не до смеха, и при одном упоминании имени «Дун» женщины хватали младенцев в охапку и прижимали к груди, а мужчины бледнели и затихали. Получилось так, что сыновья и внуки сэра Энзора Дуна выросли вне закона и были воспитаны в духе презрения и ненависти к ближнему и жестокой грубости по отношению к бессловесным тварям Господним.
Единственное, что считалось в их роду хорошим качеством, так это то, что все свои традиции и веру они неизменно передавали потомкам. Правда, тем страшнее становились они для окружающих, ибо одним из правил была кровная месть каждому, кто осмелился бы поднять руку на члена клана Дунов. Однажды, вскоре после моего рождения, Дуны грабили под покровом ночи дом богатого сквайра. Хозяин выстрелил только раз, ранив одного из разбойников, но об этом поначалу никто даже и не догадался, кроме самого раненого. Дуны не стали убивать ни мужчин, ни женщин и даже сжигать сам дом, но на обратном пути в свое логово один из банды вдруг упал с коня и умер. Юноша никому не сказал, что в него угодила пуля, а возможно, и сам, не обратив внимания на рану, медленно погибал от внутреннего кровотечения. Его братья аккуратно положили умершего в заросли черники, а сами вернулись в селение, туда, где был смертельно ранен их соратник. Они не оставили в живых ни одного человека, ни мужчину, ни женщину и спалили дом. Чудом уцелел один ребенок, который после этой ночи лишился рассудка.
Эта трагедия многому научила моих земляков. Самые осторожные и рассудительные решили просто не вмешиваться в дела Дунов и не попадаться им на пути, тем более, что к тому времени их клан набрал силу, так что войти беспрепятственно на их территорию смог бы, наверное, только полк хорошо вооруженных и обученных солдат, да и то с большим трудом, как вы в этом убедитесь позже…
Кроме прекрасно защищенной крепости, Дуны тщательно подбирали и своих людей. Каждый из них по праву считался великаном — высокий, стройный, весом под сто килограммов. Всех сыновей и внуков как самих Дунов, так и их челяди по достижении 24-летнего возраста подвергали необычной проверке. Босыми ногами юноша должен был встать в дверном проеме дома самого сэра Энзора. Нормой считалось, если головой молодой человек достигал притолоки, а плечами упирался в косяки. Если же юноша не подходил под этот стандарт, то его с позором выкидывали в ущелье, с тем, чтобы тот (если, конечно, по капризу судьбы он выживет) как может, влачил свое жалкое существование. А дверь эта в высоту имела под два метра и сантиметров шестьдесят в ширину. Правда, мне достоверно известно, так как я знал многих из них, что из всех потомков Дунов (не считая, конечно, советника, которого держали за мудрость) только двое или трое не смогли пройти эту жестокую проверку и были предоставлены своей судьбе.
Впрочем, лично меня такое испытание не страшило, ибо, если бы Дуны решили привести меня к той двери, когда мне исполнилось двадцать, я бы вынес ее вместе с косяком, но я скорее исключение среди наших жителей, которые, конечно, значительно уступали Дунам. К тому же все в их клане были превосходными стрелками и попадали из карабина кролику в голову за семьдесят метров, даже мальчики. Некоторые из вас могут похвастаться и лучшими результатами, но только Дуны стреляли так метко и с плеча, и навскидку. Я, например, не верю в легенды о Робин Гуде, где описывается, как он расщеплял стрелой очищенные от коры веточки на расстоянии полутора сотен метров. Тот, кто сочинял эти сказки, и не представляет себе, что стрела, даже попав в такую палочку, не расщепит ее, а соскользнет в сторону. Пусть он самолично возьмет лук и попробует проделать подобный опыт, отойдя метров на десять от цели, или даже на пять.
Итак, если вы внимательно прочитали все то, что изложено здесь, вы уже имеете представление о Дунах, хотя я рассказал далеко не все, а только то, что мне особенно запомнилось. Теперь вы поймете, почему никто не обратился к правосудию по поводу смерти моего отца. Нам частенько приходилось возвращаться домой в темноте, и кто знает, что могло случиться, попадись нам по дороге жаждущий мести сын или внук Дуна…
Поэтому мы тихо и без лишнего шума похоронили отца на небольшом церковном кладбище Оара, рядом с которым протекает река Линн. Мать, конечно, голосила и причитала, остальные держались более или менее спокойно. Могил на кладбище было не так и много, поскольку всю местность занимают либо крестьянские угодья, либо болота, а население здесь невелико. Если мы хоронили кого-то раз в три года, то потом вспоминали об этом событии месяцами, и похороны на долгое время служили главной темой для разговоров — до следующих похорон.
Энни на кладбище не пустили, потому что она ужасно рыдала. Ее оставили дома, и она смотрела из окна, не переставая реветь, как отбившийся от стада теленок. Элиза пошла вместе с нами, но она не проронила ни единой слезинки. Да и сам обряд похорон ее скорее удивил, чем опечалил, поскольку ничего подобного она в жизни своей еще не видела. Бедняжка, она была просто еще очень мала и не понимала, слава Богу, что это значит — потерять отца.
Глава 6
Необходимая практика
Я мало что помню о событиях той зимы, скажу только, что мне очень не хватало отца, особенно когда дело доходило до охоты или обучения пастушьих собак. Я частенько с завистью смотрел на отцовское ружье, которое давным давно нашли в море близ Гленторна и которым он очень гордился, хотя это был всего-навсего старинный мушкет. Я вспоминал, как держал фитиль, пока он прицеливался в кроликов, а один раз нам даже попался олень, кормившийся в кустах. Но тогда я зря надеялся, что мне удастся пострелять. Уже гораздо позже я увидел, что Джон Фрэй решил снять мушкет со старой полки, где отец оставил его, и, увидев, как небрежно Фрэй обращается с оружием, я чуть не расплакался от обиды.
— Не повезло твоему отцу, Джон, — начал Фрэй, — Была бы эта штуковина с ним, вместо того чтобы пылиться в сарае, он бы так просто не достался этим негодяям. Ты только посмотри, какой огромный ствол. Да ты чего раскис, малыш? Да, зря я завел эту беседу…
— Джон Фрэй, я вовсе не раскис. Вот ты сейчас ухаживаешь за Энни, а я вспомнил, что зимой, когда я кашляю, отец всегда дает мне сладкий ликер. То есть, я хотел сказать, раньше давал… Послушай, Джон, дай мне подержать мушкет.
— Тебе? Да ты знаешь, сколько весит это ружье? У тебя и силенок не хватит взгромоздить его на плечо. Я и сам-то его с трудом поднимаю! — проворчал Фрэй.
— Да его и не надо держать на плече, Джон. Видно, ты ничего не понимаешь в оружии. Осторожней, не заглядывай в дуло, может быть, мушкет заряжен, — предупредил я.
Джон Фрэй отпрыгнул в сторону с такой скоростью, которую он редко проявлял, работая в поле. Я примостил мушкет на деревянной подставке и, поглаживая ствол, ощутил полную уверенность и безопасность. Ведь сейчас я мог разнести в щепки дверь сарая или, по крайней мере, проделать в ней солидную дыру. Правда, Фрэй наотрез отказался дать мне фитиль, но, с другой стороны, я даже был рад этому, поскольку вспомнил слова отца, который уверял, что отдача у мушкета похожа на удар лошадиного копыта. Хотя потом я понял, что если ружье хорошо зарядить, то отдача не так уж и велика, даже когда стреляешь с плеча. Но толщина металла действительно могла удивить даже знатоков, а история самого мушкета еще более занимательна, если, конечно, ее пересказывают без вранья. Впрочем, людям свойственно ошибаться. А может, так оно и есть на самом деле. Так вот, у нас в семье все были убеждены, что этот древний мушкет принадлежал какому-то благородному испанцу, капитану корабля из флота Непобедимой Армады, которую Англия все-таки сумела покорить с помощью Господа Бога и благоприятствующей погоды около века тому назад.