— Не часто такую нежную кожу встретишь, — убеждённо заявляет косметолог Жанна, смазывая моё лицо какой-то эмульсией, обещающей подарить заряд влаги на несколько недель. — Как бархат, честное слово.
Смущаюсь. Никогда такого о себе не слышала, но почему-то Жанне верю. Может быть, я и правда, красавица?
Шугаринг кажется пыткой, и я несколько раз порываюсь сбежать, но потом вспоминаю, что нельзя быть ребёнком и, закусив губу, терплю боль.
— Предлагаю макияж в пастельных оттенках. Вам очень пойдёт, — уверяет визажист Кристина, взмахивая кисточками в воздухе.
У неё красивые синие глаза, а ещё настолько ровный цвет лица, что девушка кажется нарисованной.
— Можно и в пастельных, — соглашаюсь, но набравшись смелости, предлагаю: — А может быть, что-то поярче? Что-то более броское?
Кристина понимающе улыбается, а я замираю в предвкушении. Сегодня хочется быть яркой, красивой. Не ради кого-то, а ради себя самой. Впервые хочется нравиться самой себе, назло всем врагам и своему унылому прошлому. Хочется попробовать что-то новое, необычное. Стать той, кем ни разу не была. Обновиться.
Мои волосы похожи на тёмный шёлк, лицо будто бы вовсе не моё — чужое и очень красивое. Глаза блестят, на губах улыбка, и я бы так часами на себя смотрела, красивую. Но нужно уходить.
С карты, выданной Максимом, снимают такую сумму, от которой делается плохо. Натурально тошнит и паника прошибает холодным потом. Семьдесят пять тысяч! Разве можно столько тратить на себя? Но результат мне нравится и это, наверное, того стоило.
Я толкаю дверь, готовая ко всему, но, как оказывается, сюрпризы на этом не заканчиваются.
***
Мне приносят одно платье за другим. До этого носили брюки самых разных фасонов, классические и летние юбки, какие-то блузки, рубашки, джинсы. Чего мне только не принесли за полчаса, что я провела в примерочной бутика.
Я всё примерила. Абсолютно всё, потому что… ну я же девочка, честное слово.
Снова в зеркале кто-то другой, но мне, честное слово, очень нравится моё новое отражение. Внутри волнами поднимается детский восторг, которому не получается сопротивляться. Ну вот никак.
— Беру, — заявляю, выбрав одно платье из десятка предложенных.
Тёмно-синее, чётко по фигуре, оно струитно до колен мягкими волнами. В нём кажусь себе сексуальной, хотя оно совсем не откровенное.
— Отличный выбор! Оно сидит на вас просто фантастически, — сладко поёт в уши ошалевшая от радости и будущих процентов к зарплате консультант Наталья.
Прикусываю язык, чтобы не сболтнуть своё извечное “Вы уверены? мне это действительно идёт”? Нет уж, у меня и самой глаза на месте. Я всё отлично вижу в зеркале.
Не хочу больше блеять и смущаться. Точно не тогда, когда стою полуобнажённой у зеркала. И вообще не хочу больше сомневаться. Да, я действительно красивая, чего уж спорить с очевидными вещами.
Я набираюсь смелости и покупаю несколько комплектов белья и с десяток бесшовных трусиков очень модного бренда — гулять так гулять. Они красивые настолько, что думается: никогда такую прелесть носить не смогу. Кощунственно.
Смеюсь про себя глупым мыслям, пока Наталья шустро складывает мои покупки в фирменные пакеты с логотипом модного бутика “Галерея”. Небольшое помещение “холла” заливает тёплый мягкий свет, кирпичные стены украшены десятком фотографий в стальных рамках, а на стеклянном столике у высокого окна лежат свежие журналы. Красиво, стильно.
Я всё ещё чувствую себя чужой на этом маскараде, но натягиваю на лицо улыбку. Наверняка она немного нервная, когда Наталья оглашает общую сумму. Та в несколько раз больше потраченной в салоне, и я панически боюсь, что вот сейчас все узнают, что зря вокруг меня суетились. Не мог же Максим столько денег на карту положить!
Помнится, тогда казалось: весь мир на меня пялится, не то что соседи по очереди и хмурая кассирша. Пришлось оставить половину покупок и скоренько ретироваться, изображая равнодушие и рассеянность. Больше я не смогла переступить порог того магазина — стыдно было очень.
Но нет, сейчас всё проходит без приключений, а я расслабляюсь.
— Благодарим за покупки! Будем рады видеть вас снова.
В один из моим пакетов с широкой улыбкой Наталья вкладывает очень красивую коробку конфет — знак благодарности от администрации магазина, и эта мелочь почему-то вызывает першение в горле и покалывание кончика носа.
Понимаю: это ничего не значащий для них жест, но приятно всё равно. Шоппинг — это, как оказалось, очень радостный процесс.
Перед выходом я ловлю своё отражение в зеркале. На мне тёмные брюки из тёплой и невероятно приятной ткани. Завышенная талия, оборки на поясе и красивый чёрный шёлковый бант сбоку. Сверху блузка нежно-розовая, приятная и в меру строгая. Тонкое кашемировое пальто накинуто на плечи, а в руках пять пакетов.
Не знаю, предполагал ли Максим, что я столько куплю, но он чётко и внятно сказал: всё, что душе угодно. Это подарок. Хех, пусть теперь не жалуется.
— Всего вам доброго, спасибо большое! — улыбаюсь, хочу толкнуть дверь, но презентабельный охранник в отлично скроенном костюме распахивает её для меня.
Сервис.
Останавливаюсь на ступеньках, не веря своим глазам. В самом деле, я, наверное, сплю.
Возле магазина припаркована машина Максима, а рядом с ней стоит Ярик в красивом тёмном костюме-тройке и чёрном пальто. Светлые волосы уложены явно профессионалом, а на личике румянец. Неужели и для таких крошечных детей шьют и продают подобную одежду? Чудеса, право слово.
Маленький мужчина держит в руках букет. Небольшой, но очень красивый. Не пошлые розы, а, господи помоги, орхидеи. Тёмно-фиолетовые цветы усыпаны блёстками, какими-то финтифлюшками, укутанны в крафтовую бумагу. Ярик видит меня и очень важно шествует вперёд. Но надолго его не хватает, и он срывается с места и бежит вверх по ступенькам, на верхней из которых я замерла истуканом.
— Мама, вот, — неловко мнётся и тянет ко мне букет.
Ставлю пакеты на разноцветную плитку лестницы, присаживаюсь на корточки и обнимаю Ярика. Он тычется холодным носом в мою шею, болтает о том, что я самая красивая мама на свете. Я целую мальчика в пахнущую гелем макушку, а он вдруг отстраняется, смахивает что-то со щеки и заявляет:
— Мы с папой приглашаем тебя в ресторан! — восклицает и шумно выдыхает.
Всё, справился, чудо румяное.
— Ну, раз вы с папой… — смеюсь, прижимаю к себе букет и ищу глазами Максима. Он должен ведь быть где-то рядом.
А тот, словно чувствует что-то, выходит из машины. И да, он тоже невероятно… красивый. Какой-то другой, незнакомый. Смотрит на меня, а во взгляде удивление, искры желания и голод.
Ух ты…
15. Максим
Это определённо была плохая идея. Инга — слишком красивая, и только Ярик слегка приглушает моё ставшее снова острым безумие. Стабилизирует, потому я нахожу в себе силы и терпение сидеть в ресторане, изображать холодное спокойствие.
— Папа, папа, ты совсем меня не слушаешь! — возмущается Ярик
— Ярослав, я слушаю, но ты же помнишь, что папа иногда много думает о работе? Ешь давай, остынет.
Щёлкаю сына легонько по носу, а он потирает живот и охает. Объелся. Мне же кусок в горло не лезет, и я растягиваю бокал коньяка, смакую, расслабляюсь.
Инга сидит напротив, и всякий раз боковым зрением ловлю её взгляд на себе. Ей очень идут все эти новые шмотки, но очень не идёт сомнение. Когда она вышла из магазина, а в руках пакеты, и увидела меня… снова на лице мелькнуло это детское сомнение. Будто бы извинялась передо мной, только бабок мне не жалко — не та сумма была потрачена, чтобы сделать из меня нищего.
А я стоял, словно телеграфный столб, ошалевший от увиденной картины. От того, какой красивой она стала. Ещё красивее, а казалось, что невозможно.
Прикрываю глаза, смахиваю воспоминания. Силком заталкиваю себя в текущее мгновение, делаю глоток коньяка, и терпкая горечь обволакивает горло.
— А ты чего не ешь?
— Да я же сытая уже, — смеётся. — Ты всегда так много заказываешь?
Инга накалывает ломтик пармской ветчины, вертит вилкой в воздухе, а я пожимаю плечами.
— Папа много ест, — чему-то радуется Ярик и ёрзает на стуле. — Папа, а можно я пойду попрыгаю?
— Беги, попрыгунчик.
Я делаю знак охраннику, чтобы провёл Ярика в игровую комнату, где он будет скакать, пока не свалится с ног от усталости. Он болезненный, но несмотря на это активный. Ну, когда выдаётся перерыв между ангинами, отитами и прочим. А теперь у него двойной повод для всплесков энергии — мама вернулась.
Совесть поднимает голову, но я глушу её. Вообще всё глушу, даже воспоминания о прошлом. О настоящей матери Ярика, которая…
— Максим, спасибо тебе, — прерывает поток моих дурных мыслей голос Инги. Вздрагиваю, возвращаюсь в реальность и пожимаю плечами.
— Не за что. Действительно не за что. Я не очень хороший человек, но я умею признавать свои ошибки. И иногда даже пытаюсь их исправить.
— Иногда?
— Да, когда мне этого хочется. Сейчас хочется.
— Я смотрю, это твоё любимое слово — хочется.
— Почему нет? Отличное слово. Я же живой человек, у меня много разных желаний.
Мы в кабинке одни. Официанты к нам точно пока не сунутся, а моя охрана слишком привыкла быть незаметной и следить за обстановкой, а не за мной.
— Не бойся меня, Инга. Извиняться я не умею, но надеюсь, что ты поймёшь меня. Когда-то, но поймёшь.
— Ты украл меня.
— Есть такой грех. Обижаешься?
— Знаешь, у меня много сейчас разных эмоций. Плохих эмоций. Но если я на кого и обижаюсь в этой жизни, то точно не на тебя. Других кандидатов много.
Я поднимаюсь на ноги, подхожу к Инге. Она смотрит на меня снизу вверх, такая невыносимо красивая, а во взгляде та самая чистота, которой мне так порой не хватает. Во мне много дерьма, но я что тот мотылёк с разодранными крыльями лечу на свет, спасаюсь.
— Давай попробуем заново? — говорю и протягиваю руку. — Иди сюда.
Инга откладывает вилку и медленно, словно боится чего-то, вкладывает свою руку в мою.
— Здравствуйте, девушка. Меня зовут Максим Пожарский и я до искр перед глазами в вас влюблён. С первого взгляда. Верите?
Инга удивлённо охает и кладёт руки мне на грудь. Смотрит как-то по-особенному, думает о чём-то, а я касаюсь губами её виска.
— А меня зовут Инга Корнилова, — улыбается и поглаживает ткань моего пиджака.
— Корнилова? Надо же. Мне казалось, мелькала другая фамилия. Краснова, что ли.
— О нет, — решительно качает головой. — Один нехороший человек убил Ингу Краснову. Теперь она снова Корнилова.
— Голову нужно открутить этому нехорошему человеку.
Инга на мгновение хмурится, встряхивает головой и снова улыбается.
— Разве вы, такой взрослый и серьёзный, верите в любовь с первого взгляда?
— Никогда в неё не верил. Что это вообще за сентиментальные сопли?
— И что же изменилось?
— Я просто месяц назад увидел девушку в тёмном платье. Она сидела за столиком занюханной кафешки, пила плохо приготовленный коктейль и смеялась. Представляете, Инга, я залип. Час, наверное, не мог пошевелиться. Глазел, как дебила кусок. У меня выдохлось пиво, потухла сигарета, а я всё смотрел, смотрел… чепуха какая-то.
— А что девушка?
— Она пришла с мужем и ушла с ним же. А я так и остался сидеть до самого закрытия, выкурил половину пачки сигарет и улыбался, как идиот. Просто улыбался. Чудеса да и только.
— И что? Вы не пытались её найти?
— Я её нашёл. И она оказалась ещё лучше, чем мне всё это время думалось. Инга, вы знаете, что мой сын от неё без ума? Все уши прожужжал.
Инга смеётся, качает головой:
— Ваш сын её совсем не знает.
— Он чувствует. Детей ведь не обманешь.
Я провожу руками вниз по её узкой спине, очерчиваю выступающие лопатки, “пересчитываю” выпуклые позвонки. Блузка тонкая, и я отлично чувствую тепло кожи под ладонями. От Инги пахнет чем-то сладким и терпким одновременно — не духи, что-то более естественное.
— Знаешь, это всё было похоже на похоть. Одержимость. Это и сейчас всё есть. Но… я вижу как ты относишься к моему сыну.
— Он очень хороший мальчик.
— Ярослав — единственное, что для меня имеет значение в этом мире. Я не знаю, хороший ли я отец.
— Ты для него кумир, — Инга смотрит на меня открыто, во взгляде ни грамма фальши. А ещё из него уходит страх и растерянность, тоска. — Он тебя очень любит.
— Я своего тоже любил, а он был садистом и алкоголиком. Но я очень стараюсь, чтобы Ярик не увидел всего того, что видел я. Что видела ты.
Инга хмурится и теребит мочку уха.
— Ты слишком много знаешь обо мне, — то ли шутит, то ли всерьёз.
— Прости, я такой человек. Прагматик, хоть вот видишь, слегка потерявший контроль.
— А если бы я плохой оказалась? Недостойной твоей любви?
—“Если” — не моё любимое слово.
Инга встаёт на носочки и касается губами моего подбородка. Совсем легко, а после будто бы пугается. Отстраняется, но я обхватываю её лицо ладонями, целую так, как мечтал всё это время — до искусанных губ и тихих стонов.
Оказывается, просто целоваться мне нравится тоже. Инга обвивает мою шею руками, прижимается грудью к моей, становится смелой и немного безрассудной. Я позволяю на один короткий миг взять ей над собой власть, и она оказывается ещё ближе.
— Я хочу попытаться, — говорит, отрываясь от меня. — Начать сначала. Попробовать.
Смотрит в глаза, смелая, и касается кончиками пальцев распухших от поцелуев губ.
— Но… дай мне пожалуйста время. Это всё очень быстро для меня, я обязательно наделаю глупостей.
Я хочу что-то ответить, но дверь в кабинку распахивается резко. За ней люди, они о чём-то громко спорят и переругиваются.
— Максим Викторович, — бледный охранник, которого я отправил следить за сыном, взмахивает рукой себе за спину и нервно сглатывает. — Ярик, он… я… там.
Тошнота подступает к горлу, а перед глазами яростная пелена. Я знал, мать его, что всё не может быть настолько хорошо. Слишком уж хорошо.
16. Инга
— Что. С моим. Сыном? Ты, блядь, можешь не блеять?!
У меня всё холодеет внутри, потому что… нет, всё хорошо. С Яриком не может случиться беда — только не с ним. Отказываюсь в это верить.
Охранник икает, стирает со лба густую испарину, а Максим наступает на него грозовым фронтом. Хочется крикнуть: “Спасайся, идиот, он убьёт тебя сейчас!”, но язык онемел, а горло будто кто-то держит крепко ледяными пальцами.
— Он упал! — выкрикивает охранник, а Максим хватает его за грудки. Хорошенько встряхивает, а я боюсь, что вот-вот прольётся кровь. — Максим Викторович, я на мгновение всего отвернулся. Он просто упал! На горку влез и упал, я ничего не успел сделать! Там не очень высоко было.
Максим матерится громко, толкает охранника и молча выскальзывает из кабинки. Я никогда не видела, чтобы люди так быстро бегали, честное слово. Отпихивает от себя каких-то людей, они пытаются ему что-то объяснить, только Максим сейчас точно не способен хоть что-то услышать.
Страшный он сейчас. Пугающе злой. Ярый.
Он спешит к сыну в игровую. Я бегу за ним, не думая о том, что, возможно, лишняя там. Что не имею права находиться рядом, но… мне очень нравится этот мальчишка и я искренне желаю ему добра.
— Мы вызвали скорую! Они уже едут! — кричит какая-то женщина, но Максим лишь отмахивается от её нервозности. На груди у неё бейджик, и я успеваю прочитать, что это — Ирина, администратор заведения. Мне даже жаль её немного, настолько жалобное у неё выражение лица.
А в голове шумит мысль: скорая! Скорая! Неужели всё настолько серьёзно?
— В сторону, мать вашу! — рычит Максим и отпихивает от себя каждого, кто потерял вдруг рассудок и решился полезть к нему с объяснениями или извинениями.
ЧП в игровой комнате престижного ресторана — вряд ли событие рядовое. Вокруг суета, шумные разговоры, крики — полный набор, присущий любой нештатной ситуации.