ХОЛОСТЯК
Автор: Уинтер Реншоу
Жанр: Современный любовный роман
Рейтинг: 18+
Серия: Рикстон Фоллс #2 (про разных героев)
Номер в серии: 2
Главы: 35 глав+Эпилог
Переводчики: Галя Я. (до 22 гл.), Алена К. (23-29 гл.), Оксана Р. (с 30 гл.)
Сверщики: Алена К., Настасья М.
Редакторы: Ярославна (до 4 гл.), Марина М. (с 5 гл.), Екатерина Л.
Вычитка и оформление: Анна К.
Обложка: Таня П.
ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения, а также указания группы и переводчиков запрещено!
Специально для группы: K.N ★ Переводы книг
(https://vk.com/kn_books)
ВНИМАНИЕ!
Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
Глава 1
Дерек
— Она сегодня не принимает посетителей. — Меня встречает женщина с тонкими красными губами, волосами цвета воронова крыла, собранными в пучок, и с идеально ровной осанкой. — Вам придется зайти в другой раз.
Она пытается закрыть дверь, прежде чем могу возразить, но я успеваю просунуть в дверной проем носок своих черных оксфордов. (Примеч.: Оксфорды — вид обуви, который характеризуется «закрытой» шнуровкой).
— Суд назначил меня ее попечителем. — Я достаю из внутреннего нагрудного кармана белую визитную карточку с логотипом «Роузвуд и Роузвуд». — Я адвокат Дерек Роузвуд. Она меня ждет.
Женщина сжимает и без того тонкие губы, опасливо принимая от меня визитку. Она рассматривает логотип и бросает резкий взгляд на мое лицо
— Ей нездоровится. — Женщина возвращает визитку, словно я какой-то мелкий торговец. — Пожалуйста, позвоните, прежде чем соберетесь прийти в следующий раз.
— Мой секретарь звонил. Вчера. Говорил с домоправителем Томасом Гамбрелом, — Я осматриваю огромную усадьбу. Проем парадной двери грозит поглотить меня целиком. — Мне сказали приехать в два.
Я поднимаю запястье, потянув за рукав пиджака, чтобы показать ей циферблат своих часов.
— Я приехал на три минуты раньше, — говорю я. — Но более чем готов подождать, если мисс Рэндалл нужно больше времени, чтобы привести себя в порядок.
Я сохраняю нейтральное лицо и уверенную позу, показывая, что никуда не уйду, пока не увижу свою подопечную. Никто не знает, как долго продлится это опекунство, но, если я буду регулярно проверять Серену Рэндалл, мне обязательно нужно наладить хорошие отношения с ее персоналом. Последнее, что нужно «Роузвуд и Роузвуд», — это слухи, пятнающие наше доброе имя. Слишком много адвокатов разрушили свои карьеры, потому что не смогли сдержать свой дурной нрав в неприятных ситуациях как эта.
Я всегда внимателен к словам, аккуратно выбираю выражения, общаясь как непосредственно с клиентом, так и с его окружением. Всегда.
— Извините, я не запомнил ваше имя, когда вы представились. — Я смягчаю свой тон, надеясь разрушить глупую оборонительную модель поведения, которую она выбрала. Я здесь для того, чтобы защитить поместье и мисс Рэндалл.
— Эудора Дарси, — представляется она, отходя в глубь дома. — Заходите внутрь и подождите в гостиной. Я посмотрю, что можно сделать.
Эудора широко распахивает тяжелые двери, предлагая мне войти. Она не пытается скрыть свое недовольство, но меня это ничуть не беспокоит. Понадобится что-то посерьезнее, чтобы испортить мне настроение.
Я снимаю шляпу и жду, пока мои глаза привыкнут к тусклому освещению. Снаружи все ярко и красочно, так выглядит погожий апрельский день на открытке. Растут дубы. Поют малиновки. Цветут тюльпаны. Прямо как в диснеевском фильме.
Но в самом доме я едва могу видеть на расстоянии вытянутой руки.
Здесь настолько пыльно и сыро, что я начинаю задыхаться от кашля. Это старое фамильное поместье, и странно, что родители Серены требуют, чтобы она жила здесь, пока не закончится период финансовой опеки.
— Подождите здесь, пожалуйста. — Эудора указывает на комнату с темным гарнитуром, затем делает несколько шагов, чтобы включить маленькую лампу. — Я сделаю все возможное, чтобы мисс Рэндалл спустилась как можно быстрее.
С этими словами она разворачивается и исчезает как тень.
Проходит минута, потом другая, потом еще десять. Я достаю телефон, и в темной комнате свет экрана кажется особенно ярким, отчего я прищуриваюсь. Одно жалкое деление индикатора антенны. Я пробую отправить сообщение своему секретарю по поводу стопки документов, которую оставил на своем столе сегодня утром. Две попытки неудачные, но с третьей все получается.
Мой телефон издает сигнал входящего сообщения и выводит его на экран. Через несколько секунд мой палец нависает над двумя селфи с обнаженной женщиной, которую я подцепил неделю назад. Почему женщины думают, что такое селфи может зацепить еще раз? У меня есть причина ей не звонить. И эта причина — наше маленькое рандеву ничего не значило. Было весело, но на этом все. Я могу поклясться, что объяснил все предельно ясно, когда она скакала на мне третий раз за ночь. Я не встречаюсь дважды. Не состою в отношениях. Я не их потенциальный парень.
Черт возьми, прояви к себе немножко уважения, Аманда.
Я удаляю ее фотографии и обнаруживаю экземпляр книги «Большие надежды» (Примеч.: знаменитый роман Чарльза Диккенса), лежащий на кофейном столике. Судя по обложке, а я готов поспорить, что это первое издание, книге, наверное, лет сто пятьдесят; наверное, они приобрели ее в «Барнс и Нобл». (Примеч.: американская компания, крупнейшая в США по продажам книг. Стоимость экземпляров книг первого издания может доходить до 30 000 долларов за книгу). И я не удивлюсь, если в семье Рэндаллов она лежит на столике, чтобы читать ее, попивая кофе.
Поместье Белькур находится посреди глуши, где-то между Рикстон Фоллсом и Манхэттеном, окруженное пышными зелеными рощами и аллеями величественных дубов. Эпоха его расцвета давно прошла. Такое впечатление, что сам великий Джей Гэтсби (Примеч.: Имеется в виду герой романа американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда) проводил здесь свои невероятные вечеринки. А вот жить в этом поместье молодой девушке лет двадцати с небольшим… Видимо, каждому свое.
— Я могу предложить вам что-нибудь выпить, мистер Роузвуд? — обращается ко мне Эудора. — Мисс Рэндалл изменила свое решение. Она скоро придет.
— Что предпочитает пить хозяйка этого дома? — Я убираю телефон в карман, прочищая горло.
Эудора кривит губы в мимолетной усмешке, прежде чем выражение ее лица снова становится пустым.
— Полагаю, это зависит от времени суток. В этот час она пьет чай. Вы желаете горячий или холодный?
— Холодный. Спасибо.
Она исчезает, а я осматриваюсь вокруг. Слабого света лампы достаточно, чтобы осмотреть комнату: толстые гобелены закрывают панорамное окно за диваном, позади меня позолоченное зеркало. Провожу рукой по дивану, на котором сижу. Тисненый бархат. Мягкий, как мех.
От скуки ожидания и зарождающимся в связи с этим раздражением поднимаюсь и иду к окну, дергая гобелен в сторону. Комнату заливает свет, взлетают пылинки, и я быстро зажмуриваюсь. Щурясь, прикрываю глаза рукой и поворачиваюсь к дверному проему.
И первое, что вижу — ее волосы.
Золотисто-рыжие. Блестящие.
— Это гобелен Оклера. Шестнадцатый век. Он называется «Охота на Пегасов». Но все равно, пожалуйста, потрогайте всё своими руками. — Ее голос прорезается сквозь сгустившийся воздух.
И тогда я вижу ее глаза.
Невероятно голубые, сияющие внутренним светом.
— Серена. — Я двигаюсь к ней, протягиваю руку, параллельно пытаясь восстановить свое дыхание. — Дерек Роузвуд. Ваш опекун. Рад познакомиться с вами.
— Мой финансовый опекун, — поправляет она меня. Наши руки соприкасаются — ее ладони нежные, не знающие тяжелой работы. — Мне не нужна нянька. На самом деле, мне и финансовый опекун ни к чему, но, очевидно, стоит тебе принять несколько плохих решений, и следующее, что с тобой происходит — твой отец отсылает тебя прочь и приговаривает к жизни в подземелье, а твоя мачеха моментально звонит своему адвокату.
— Присядем? — Я указываю на диван и сажусь первым.
Эудора появляется откуда-то из-за угла и ставит на журнальный столик перед нами маленький поднос. На одном краю стоит фарфоровый чайник и чашечка с пакетиком чая, а на другом — стакан чая со льдом.
— Сахар? — Серена встречается со мной взглядом.
— Пожалуйста.
Она поднимает один кубик своей крошечной ложечкой и весьма ловко бросает его в мой стакан. После этого она трижды стучит ложечкой об ободок и, отложив ее в сторону, протягивает мне мой стакан.
Я наблюдаю, как она готовится выпить свой чай: преднамеренно медленными движениями, словно никуда не торопится, и у нее полно времени.
Полагаю, так оно и есть.
— М-м-м. — Она подносит чашку к губам, делает осторожный глоток, и я понимаю, что еще не дотронулся до своего напитка. — Этот диван когда-то принадлежал Уоллис Симпсон, герцогине Виндзорской. Она была подругой моей прапрабабушки. Знаете, король Эдуард Восьмой ради нее отрекся от престола. Это безумно. И романтично.
— Кажется, я слышал об этом однажды.
Я вру. Мои знания о Британской королевской династии равны нулю, но зато я прекрасно умею нести чушь.
— Королева-мать ненавидела Уоллис. Семейная драма не знает социальных различий.
— Или некоторые люди просто не могут без нее жить, она их манит, как пламя мотыльков.
Серена закатывает свои прекрасные глаза.
— Знаете, почему я рассказываю вам все это, Дерек? — спрашивает она. В ее голубых глазах тревога, брови приподняты.
Розовые губы изогнуты в полуулыбке, и я не могу не почувствовать, что она на два шага впереди меня, испытывает меня, изучает. Не могу себе представить, каково это — расти с таким богатством и привилегиями, но понимаю, как это может влиять на человека.
Тем не менее, я не могу «прочитать» эту девушку даже ради спасения своей жизни. Она плетет паутину интриг, и я уже полностью втянут. Обычно я могу раскусить человека за пару минут. Несколько слов, немного наблюдения за языком тела — и я могу раскрыть цель или понять смысл действий.
Но Серена не так проста.
— Понятия не имею, Серена. — Я отражаю ее тон и позу. Она крайне осторожна, и я должен смягчить ее, если, конечно, смогу.
— Потому что мне скучно. — Она поднимается и выдыхает, проводя рукой вниз по шелковистому платью цвета лаванды, обтягивающему ее гибкое тело. — Когда живешь в социальной изоляции в проклятом музее, становишься кладезем бесполезных знаний.
И, видимо, болезненных.
— И вы ничем не помогаете. — Ее голубые глаза встречаются с моими.
— Я? — стараюсь не смеяться. Вместо этого напоминаю себе, что она не в себе, иначе меня бы здесь не было.
— Просто не смотрите на меня так. — Ее идеальный носик морщится, прежде чем она делает еще один глоток чая. — Выглядит грубо, Дерек Роузвуд.
— Я не смотрю так на вас.
— Посмотрите на себя со стороны: у вас отвисла челюсть минуту назад при виде меня.
Она красивая женщина. Очень привлекательная. Ослепляющая. Смотреть на нее — все равно, что смотреть на солнце. Если буду смотреть слишком долго, не смогу увидеть ничего другого. Она изысканная. Я отдаю ей должное. Но ее высокомерие сильно портит впечатление. Высокомерие — дурная черта, она никого не красит.
— О чем вы говорите? — Я встаю, но не подхожу к ней.
— Вы смотрели на меня, будто я... сумасшедшая. — Взгляд Серены опускается на толстый ковер у ног.
И тогда я понимаю.
Дело не в ее красоте.
Она заправляет гладкую, блестящую рыжую прядь за ушко. Ее волосы разметались и теперь свисают с плеч. У нее красивая ухоженная кожа, и контраст темной комнаты и теплого солнечного дня за окном лишь подчеркивает эту хрупкую красоту.
— Серена, — я прочищаю горло, приближаясь к ней на пару шагов, — не думаю, что вы сумасшедшая. Я вас не знаю. Во всяком случае, пока. Я здесь, чтобы выполнять свою работу. Я здесь для защиты ваших активов, чтобы ваши средства были надлежащим образом распределены до завершения опеки. Это все. Я здесь не затем, чтобы судить вас. Не затем, чтобы навязывать свое мнение или вторгаться в вашу жизнь. Я хочу, чтобы вам был комфортно. Вы мой приоритет.
Она поднимает на меня свой взгляд, и я вижу, как выражение ее лица смягчается. Губы Серены, сложенные в форме сердечка, расслабляются, но только на долю секунды.
— Простите, но я назову ваши слова... чушью. — В этой женщине есть дерзость, и она не боится ее использовать. Я чертовски это уважаю. Она сжимает ладонью локоть противоположной руки и смотрит в окно, словно хочет выпить и закурить. — Мой отец платит вам зарплату. И вы работаете на нее.
— Нее?
— Мою злую мачеху. — Серена закатывает свои красивые голубые глаза, а в голосе звучит нескрываемая досада. — Несравненная Вероника Кенсингтон-Рэндалл.
Имя звучит знакомо, уверен, что видел его, когда просматривал бумаги, после того как отец повесил на меня задание об опекунстве, бросив мне папку с делом этим утром, но я ни на кого не работаю.
— Я с ней не знаком, — говорю я. — Серена, я работаю на вас. И никого кроме вас. Судья назначил опекуна для вашего поместья. «Роузвуд и Роузвуд» выбрали в качестве беспристрастного наблюдателя, поэтому я здесь.
— Вы думаете, я параноик, да?
— Совсем нет. — Я лгу. Вроде. У меня нет ни одной гребаной подсказки, что думать об этой женщине, но я полностью поглощен происходящим. То, как она разговаривает. Плавные движения ее изящного тела. Ее талант к драматическому вскидыванию бровей и то, как она беззастенчиво делится своими скоропалительными выводами и отказывается извиняться.
Она полностью завладела моим вниманием, и неважно, плохо это или хорошо...
— Вероника убедила весь мир в том, что я сумасшедшая. Сейчас я не могу ступить на Манхэттен. Ни один из моих друзей не послал мне ни одной весточки. Не то чтобы я больна, ну, вы понимаете.
— С такими друзьями...
Она сканирует меня таким внимательным взглядом.
— Вы уверены, что никогда не слышали о Веронике?
— Никогда.
Серена слегка вздыхает, уголки ее розовых губ приподнимаются, словно она забавляется.
— В какой пещере вы живете?
Она возвращается на диван, когда-то принадлежавший женщине, чье имя я уже забыл, и садится, обхватив руками чашку. Я осторожно занимаю место рядом с ней.
— Мои приоритеты не связаны с выяснением, кто есть кто. Без обид. Образ жизни богатых и знаменитых мне не интересен.
— Без обид. А с чего им быть? — Она улыбается мимолетной улыбкой, в ее тоне слышится неожиданный намек на сочувствие. — Блеск и гламур — не что иное как маска. Наша жизнь невероятно обыденна, и мы тратим катастрофическую сумму денег, пытаясь доказать, что мы какие-то особенные.
Она смеется всего секунду.
— Вы считаете себя особенным, мистер Роузвуд? — спрашивает Серена.
— Не думаю, что могу судить об этом сам. — Я провожу ладонью по своему тонкому черному галстуку. — Могу только сказать вам, кто является особенным для меня, но не что я сам особенный. Это не мне решать.