— В каком направлении? — спрашиваю я. — Налево? Направо? Прямо?
— Хотите, чтобы я выбрала? — Прикусив нижнюю губу, она скользит рукой по груди и начинает теребить золотой кулон. — О, хм. Прямо?
— Это вопрос или приказ? — дразню я.
Серена шутливо бьет меня по плечу, оставляя свою руку на секунду дольше, чем я ожидал.
— Просто поезжайте прямо. Давайте не будем усложнять, хорошо? Просто прямо.
Небо стало темнее за те несколько минут, как мы покинули Белькур, и я включаю радио при помощи кнопки на руле.
— Какую музыку вы слушаете? — Я поднимаю палец. — И не говорите мне, что Шопена или еще какую-то ерунду из этой оперы, потому что меня это не впечатлит. Вы молоды. У вас есть пульс. Скажите мне, что вам нравится, помогите мне, или я включу спортивное радио.
— Нет-нет! Не делайте этого. — Моя рука зависает над кнопкой с номером четыре, но Серена отталкивает ее. — Мне нравится… мне вроде как… нравится всё.
— Всё? — Я приподнимаю бровь.
Она кивает.
— Да. Всё.
— Но какая ваша любимая? У вас должен быть фаворит.
— Вы никогда не поверите, если скажу. — Серена тяжело вздыхает
— Удивите меня.
— Классический рок. У меня огромная коллекция виниловых пластинок. По крайней мере, была. Я уверена, что она где-то хранится. Во всяком случае, у меня секретная любовная интрижка с «Лед Зеппелин», Бобом Сигером, «Стив Миллер Бэнд»... — Она тараторит еще несколько, а я тем временем нажимаю предустановку номер один.
Лицо Серены загорается, когда из динамиков раздаются первые аккорды сингла Тома Петти «Американская девушка». Музыка звучит, и Серена начинает сидя пританцовывать.
Я наблюдаю за ней с места водителя, она полностью преображается на время всего одной песни. Подпевает музыке, ее плечи опускаются и поднимаются с каждым ударом басов.
Нажимаю ногой на педаль газа, и мы взбираемся вверх по холмам и спускаемся вниз по долинам, по шоссе, вдоль которого растут великолепные деревья. Знак справа говорит нам, что городок Уолворт находится в трех километрах впереди, а ограничение скорости снижается до пятидесяти километров в час.
Песня заканчивается, и «Стоунс» играют дальше, когда мы приближаемся к перекрестку с мигающим красным светом светофором.
— Я никогда не видел, чтобы кто-то так оживал, — говорю я.
— Это все свежий воздух. — Щеки Серены покраснели, но потом цвет сошел. — Я чувствовала себя удручающе в Белькуре. Удивительно, как немного музыки и смена обстановки могут поднять настроение. Хотя сейчас я чувствую себя совершенно нелепо. Могу вас уверить, обычно у меня нет привычки превращать машину в танцпол.
— Нет-нет. Не думайте об этом.
Я сворачиваю налево к знаку «Стоп» и вижу впереди мост. Серена хватается за ручку двери, когда мы приближаемся к нему, ее тело замирает.
— Что? Что-то не так? — Я нажимаю на тормоз.
Она закрывает глаза и глубоко вздыхает.
— Мост.
Я смотрю вперед, а потом на нее.
— Что с ним?
— Здесь я попала в аварию.
— О. Черт. Это было здесь? — Я поглаживаю рукой подбородок, решая развернуть машину назад. — Мы не обязаны ехать этим путем.
— Нет-нет. Все в порядке. — Теперь ее голубые глаза широко открыты. — Это была просто маленькая зимняя дорожная авария. Мост был скользкий. Сейчас он безопасен. Поезжайте.
— Вы уверены?
Серена кусает нижнюю губу и медленно моргает, прежде чем, наконец, кивнуть.
— Да, просто поезжайте.
Я успокаиваюсь, двигаясь вперед не быстрее двадцати километров в час. Когда мы доезжаем до конца моста, замененные металлические перила указывают, где ее автомобиль съехал в реку.
— Хорошо. Мост починили. — Она бросает на него взгляд, прежде чем посмотреть прямо перед собой. — Это был самый страшный момент в моей жизни. Я действительно думала, что умру.
Мы отъезжаем от моста, и я еду направо на следующий перекресток, который ведет нас на другой участок шоссе. Знак говорит нам, что мы в двадцати пяти километрах от следующего города.
— Вы думали, что умрете? — спрашиваю я.
Ее рука лежит на груди, которая быстро поднимается и опускается.
— Да. Я ехала, когда маленькая кошка выбежала на мост, я не хотела ее сбить, поэтому ударила по тормозам. Я не привыкла к зимнему вождению. Только что выпал снег, и, я думаю, под ним оказался слой льда. По крайней мере, мне так сказали. В любом случае, моя машина соскользнула с моста, пробив ограждение. И приземлилась в воде внизу. Слава богу, там было не очень глубоко.
— Но, — я почесываю голову и смотрю, как Серена смотрит на дорогу, — я в замешательстве.
— Почему? — Она взмахивает своими ресницами, глядя вперед.
— Статьи, заключение врача... — говорю я. — Они все говорят, что это была попытка самоубийства. Что вы съехали с моста, чтобы навредить себе.
— Что? Кто это сказал?
— Таблоиды уверяют как один. И да, я знаю, им верить нельзя, но в заключении доктора Ротбарта говорится, что это была попытка навредить себе, — говорю я. — Разве вы не видели медицинский отчет? Тот, что представили в суде?
— Нет, конечно, нет. Этим занимался мой последний адвокат.
— Почему доктор так сказал?
— Зачем мне убивать себя, загнав машину под воду? — Она смеется, но ее глаза печальные. — Знаете, как это смешно выглядит? Если бы я собиралась причинить себе боль, я бы нашла менее драматичный способ сделать это. Поверьте мне. Я бы никогда не выбрала такой способ.
— Значит, вы не пытались покончить с собой?
— Точно нет.
— Почему вы остались в частном психиатрическом учреждении после аварии?
— Что?
— В донесении доктора говорится, что вы были госпитализированы в частное учреждении в северной части штата Нью-Йорк.
Серена удивленно приоткрывает рот и смотрит в окно со стороны водителя, ее тело наклоняется ко мне.
— Я ударилась головой о руль и получила легкое сотрясение мозга. Я была осмотрена нашим семейным врачом в Белькуре, за мной неделю ухаживала домашняя медсестра. Я не провела ни одной ночи в той проклятой тюрьме, так как мой отец заставил меня переехать сюда.
— Что-то не сходится, — Провожу рукой по волосам и откидываюсь на черное кожаное сиденье. Левой рукой крепко держу руль. — Почему доктор Ротбарт рискует своей лицензией и репутацией и лжет? Зачем ему давать ложные показания и рисковать свободой?
Серена наклоняет голову к подголовнику, ее взгляд сфокусирован на радио.
— Деньги.
— Ваша мачеха?
— Наверное, она. У нее есть доступ к счетам отца. В наше время можно купить кого угодно.
— Она хочет ваше наследство.
— Да, опекун. Как вы догадались?
— Так она пытается доказать, что вы нездоровы, что вам нужен особый уход. Тогда можно создать доверительный фонд, к которому вы бы не имели полного доступа.
— В точку. Мой трастовый фонд — это проценты от всего имущества отца. Девяносто семь процентов. Ему уже далеко за восемьдесят. Его дни сочтены. Как только его не станет, я унаследую сотни миллионов. А у нее останутся гроши в сравнении со мной. Менее половины процента, если я правильно помню. Определенно, этого недостаточно для поддержания ее нынешнего образа жизни.
— И как это поможет ей доказать, что вы сумасшедшая?
— Она уговаривала отца изменить завещание с тех пор, как они поженились. Он хотел быть уверенным, что деньги, которые он и его отец зарабатывали всю свою жизнь, будут жить, а не потратятся небрежно и глупо. Последние несколько лет она провела, пытаясь убедить его в том, насколько я безответственна, что далеко от истины. Вероника — единственная, у кого проблемы с расходами. Меня больше не волнуют эти деньги. Это очень тяжелое бремя. Я просто не хочу, чтобы они были у нее. Она его не любит. Она любит только его богатство.
— Отлично. Позвольте мне все исправить. — Я прочищаю горло. — Если она сумеет убедить вашего отца, что вы не в себе, он изменит завещание и оставит ее с огромными деньгами.
— Да. — Серена проводит пальцами сквозь свои длинные локоны. — Предполагаю, что Вероника не получит все, но она наверняка получит больше, чем ее доля сейчас. Я уверена, что мне будет оказано небольшое доверие, но этого недостаточно.
— Я этого не допущу.
— Я тоже. — Серена кладет руку мне на плечо.
— Этого не случится.
Выражение лица Серены меняется.
— Я хочу вернуть свою жизнь. Хочу вернуть свое доброе имя. Хочу узнать правду. И чтобы Веронику разоблачили, пока не стало слишком поздно.
— Это долгое дело, но я могу это сделать.
— Что вы имеете в виду, вы можете это сделать? Эй, — она указывает на себя, — я не какая-то беспомощная девица в беде.
— Но вы такая и есть. — Я не могу не восхищаться ее решимостью. То, что она не хочет полагаться на меня, чертовски восхитительно.
— Нет, нет. Я ненавижу это. — Она качает головой, ее волосы развеваются.
— Отлично. Я понял. Вы сильная, независимая женщина. Несмотря на это, я вам нужен. Я вам нужен, нравится вам это или нет. Вы не сможете сделать это одна.
Она драматически выдыхает, опираясь локтем на дверь.
— Не подведите меня. — Серена поворачивается и грозит мне пальцем. — Я серьезно, Дерек. Я должна знать, что могу доверять вам. Что вы это делаете не для себя. Что вы здесь не для того, чтобы доить то, что осталось от моего целевого фонда.
— Немного оскорблен вашими словами, но даю слово. — Я рисую «Х» на груди и поднимаю руку. — Законодательство в сфере недвижимости — моя страсть. Верите или нет, такие случаи, как ваш, не являются чем-то необычным.
— Значит, это будет просто? — Тон Серены становится легче и доверчивей. — Мы просто должны доказать, что она заплатила доктору Ротбарту, и что он солгал. Найдите какого-нибудь беспристрастного доктора, который оценит мое психическое состояние и докажет, что я не причиню себе вред, что мне не нужны опекуны или психотропные препараты. И тогда мы докажем коварство Вероники.
— Это не просто, Серена. Мы не в кино. — Я кладу ладонь поверх ее руки, и наши взгляды встречаются.
Через несколько секунд ее плечи опускаются, и она упирается лбом в пассажирское окно.
— Значит, я застряла с вами на какое-то время?
— Не притворяйтесь разочарованной, — дразню я.
Серена смеется, и я думаю, что сегодня она улыбалась больше, чем за все последние месяцы.
— Мы должны вернуть вас домой, — говорю я, заметив, что солнце уже скрылось за горизонтом. — Последнее, что нам нужно, это привлечь внимание. Вероника не должна знать, что мы лезем в ее дела. Что касается персонала Белькур, я просто ваш опекун и ничего больше. Мы не будем обсуждать что-либо, связанное с Вероникой, пока находимся на территории Белькура, понятно?
— Да, советник.
— Кстати, какие крупные покупки вы сделали? — спрашиваю я.
Она хмурится.
— Крупные покупки?
— Одиннадцать миллионов на спортивные автомобили, одежду и драгоценности.
Выражение на ее лице говорит все, что мне нужно знать.
— О, Боже. Серьёзно?
— Это упоминалось в судебных документах. Как вы могли не знать этого?
— Дерек, меня напичкали лекарствами. Я почти ничего не помню об инциденте в аэропорту. Мне прописали транквилизаторы, бензодиазепины, снотворное... — Она опускает голову и закрывает лицо ладонями. — Я и не подозревала, что все так плохо.
— Итак, Вероника совершила несколько безответственных покупок на ваше имя, чтобы показать отцу, что вы не в состоянии управлять своими финансами в том состоянии, в котором находитесь.
Серена убирает прядь золотисто-рыжих волос с лица. Могу сказать, что ей хочется плакать от тяжелого разочарования, но, возможно, лекарства все еще циркулируют в ее организме, затормаживая чувства.
Мы поворачиваем обратно в Белькур и едем в тишине. Я нарочно избегаю моста, еду другим маршрутом, и наш путь обратно становится на несколько лишних, но нужных минут дольше.
Когда мы заезжаем на территорию, я вижу, что Эудора прячется за шторой в одном из окон. Входная дверь распахивается мгновение спустя, и она стоит, смотрит и ждет, будто мы опоздали.
— Не знала, что у меня есть комендантский час, — бормочет Серена, поворачиваясь ко мне. — Видите, как это смешно? Мне двадцать пять. Двадцать. Пять.
— Вы должны переехать, — говорю я.
— Прошу прощения? — Глаза Серены мерцают, и это говорит мне о том, что я возбудил ее интерес. — Уехать из Белькура?
— Да.
— И куда же я пойду? Я не готова показаться в городе. Это единственное место, где я чувствую себя как дома. Здесь и еще в маленьком домике в паре часов от Лондона. Именно туда я пыталась отправиться из аэропорта Джона Кеннеди. — Ее голос затихает. — В любом случае… — вздыхает она, обхватив дверную ручку пальцами.
— Вам стоит переехать в какой-нибудь городок, где вас никто не знает, — говорю я.
— Куда? Туда, откуда вы? — Ее смех стихает, когда она понимает, что я не шучу.
— Там вас никто не узнает. За исключением, может быть, Деми.
— Это ваша сестра?
— Да. Рикстон Фоллс — место рождения и взросления любительницы сплетен о знаменитостях.
— Рикстон Фоллс? Ваш родной город?
Я киваю.
— Звучит странно. Полагаю, там есть водопад?
— Несколько.
Мы смотрим через окно, наблюдая, как Эудора скрещивает руки на груди и стучит ногой. Она посматривает на запястье.
— Она не носит часы. — Серена закатывает глаза. — Спасибо за сегодняшнюю экскурсию по окрестностям. Мне это было нужно. Сегодня я чувствовала себя немного лучше.
Я растягиваю губы в полуулыбке и убираю руку с руля, чтобы быстро помахать на прощание.
— У вас есть адрес электронной почты? — спрашиваю я, когда она собирается выйти из машины.
Серена качает головой.
— Здесь нет интернета. Помните?
— Нужно настроить вам спутниковый интернет.
— Это обещание?
— Да. Я попрошу секретаря позвонить и запланировать установку. Я хотел бы иметь возможность связаться с вами в любое время. Конфиденциально. Ваш мобильный телефон не слишком надежен, и стационарные телефоны тоже небезопасны.
— Звучит хорошо. Спокойной ночи, советник.
Серена прикусывает нижнюю губу белыми зубами — хотя скорее всего она понимает, что делает — осторожно отрывает дверцу машины и выходит наружу. С того места, где сижу, я могу сказать, что Эудора беспокоится о ней, и я остаюсь достаточно долго, чтобы увидеть, как она исчезает внутри дома.
Я должен увести ее от этих людей.
Она здесь не в безопасности.
Глава 6
Серена
— Ваш отец и Вероника звонили, пока вас не было. — Эудора идет за мной по винтовой лестнице, ведущей к моей спальне.
— Что ты им сказала? — Я разворачиваюсь и останавливаюсь на восьмой ступеньке.
Эудора прижимает покрытую морщинами руку к груди.
— Что вы спите, конечно.
Я облегченно выдыхаю и поднимаюсь по оставшимся ступенькам, слегка запыхавшись, когда достигаю вершины.
— Вы должны были принять лекарства больше часа назад, — говорит Эудора, когда мы переступаем порог моей спальни. — Они на вашей тумбочке.
— Я приму их после того, как вымою руки.
Эудора смотрит на лекарства, потом на меня.
— Вы выглядели ужасно взвинченной ранее. Чувствуете себя лучше?
Расстегивая блузку перед зеркалом, я останавливаюсь на третьей кнопке и поворачиваюсь к ней.
— Намного. Спасибо, что спросила.
Она знает меня лучше, чем кто бы то ни было, и узел в животе подсказывает мне, что она видит меня насквозь.
— Причина в этом адвокате, не так ли? Вы влюбились в него. — Ее слова наполнены беспокойством и недовольством. — Со вчерашнего дня вы словно летаете по воздуху.
Я смеюсь и возвращаюсь к своим пуговицам.
— Вовсе нет. Ты себе все надумала.
Она подходит ближе, осматривает меня, пока я не начинаю ежиться.
— Вы покраснели.
— Он приятный мужчина, — отвечаю я. — И симпатичный. Но после всего, что случилось с Кейром, меня скорее оскорбляет тот факт, что ты обвиняешь меня в желании вернуться к знакомствам. И он мой советник. Это нарушило бы его профессиональные стандарты и мою личную этику. Пожалуйста. Никаких необоснованных обвинений.