Я стояла над этой лужей масла, хлопала ресницами и не могла поверить, что до такой степени он все предусмотрел.
А потом я услышала:
— Элиза.
Обернулась. Селим стоит в светлом спортивном костюме и смотрит на меня.
— Пробежимся?
Я сердито сжала губы и посмотрела на лужу. Он понял, что я поняла.
Повернулась, прошла мимо лужи, и побежала. Он принял моё молчание как согласие и побежал рядом.
Ветер от спешного бега. Не даю Селиму шанса меня обогнать. Он и не старается, следует за мной, не отстает. Между нами тихое противостояние. Слышно только дыхание, его и моё.
Его настойчивость и неотступное преследование, мне нравится, не скрою. Если бы он отвязался и оставил в покое, я бы страдала намного больше, чем от этого постоянного внимания.
Оно нужно мне это внимание. Оно говорит о том, что я Селиму небезразлична. Что он не бросает попыток, снова и снова стремится завоевать меня.
Но черт побери, почему он ничего не объясняет? Вот чего не могу понять. Почему?
Парк почти пустой только, несколько человек по дорожкам. Бегут, так же как и мы.
Полдороги мы пробежали молча. Я не смотрю на Селима, но слышу его шумное дыхание.
Хочется повернуться заговорить, спросить что-то. Но я не могу. Не могу.
И он молчит.
На повороте возле кустов угол, мы выбегаем и прямо перед нами, у скамейки небольшая толпа парней в черных куртках. Молодые пацаны. Один из них лысый, дергает за куртку девчонку, тоже такую же как все они, с черными стрелками в пол лица, с волосами выкрашенными в черный. Девчонка трепыхается в руках парня, матерится, а он дает ей пощёчины.
— Пошел вон, урод! — кричит она.
— Оставь её, — слышу справа грубый голос Селима.
Я остановилась, прохожу. Уже шагом собираюсь пройти мимо.
Лысый остановился, перестал бить девку, оттолкнул её. Глянул на меня.
— Ого, какая сучка.
— Отвалил, — Селим как гора, отодвинул меня в сторону и встал перед парнем.
Пацаны обступили нас. Малолетки, но с гонором. Веет от них какой-то напускной опасностью.
— А тебе дядя чего такого надо? Мы вообще-то с телкой разговариваем, — говорит второй бритый наголо парень, с татуировками, заходящими на щёки и на лысину.
Тёмные рисунки словно трещины по его коже.
— Ребята всё нормально, мы просто пробежим мимо, — говорю и улыбаюсь, пытаюсь разрядить обстановку.
— Нет. Если хочешь пройти, заплати сначала. Тут — наша дорога, — говорит другой, ещё более наглый.
— Пошел отсюда, — Селим взялся за протянутую ко мне костлявую руку.
— Ай, сука, ты вообще что ли понятия попутал, — пацан толкнул селима в бок.
Быстро, резко.
Потом остановился на мгновение, посмотрел Селиму в глаза, а тот, молча смотрел на него.
Быстрым движением парень повернулся к своим.
— Валим, — проговорил.
Парни резко повскакивали со скамеек и дружной черной толпой быстро исчезли за поворотом.
Я не думала, что так быстро всё произойдёт. Что такого в глазах у Селима, что оно подействовало на парней. Я ещё смотрела им в след, когда на плечо мне легла тяжелая ладонь.
— Эля…
Я обернулась и увидела, как на светло-сером костюме разрастается… кровавое пятно.
45
В глазах недоумение. Он не понимает, что произошло. Не чувствует, не знает. Селим просто стоит и смотрит на меня. Как будто я должна рассказать ему, что случилось.
Ждёт ответа, но я молчу. Чувствую, что в глазах моих он видит только ужас и то же недоумение.
Как так? Почему? Зачем?
Смотрю, как кровь проступает на ткани и собирается в маленькие, а затем в большие пятна.
— Селим, — говорю только губами, не понимаю ничего, что делать, что случилось.
Это не может быть правдой.
В этот момент он пошатнулся и начинает падать на меня. Всем своим телом, оседает, наклоняется и тянет ладонь к кровавому пятну на животе.
Ужас заполняет, приносит понимание неизбежности, указывает, призывает к действию. И вот только сейчас, до меня доходит, что всё это на самом деле. Сейчас Селим упадёт и возможно не встанет уже никогда.
— Селим! — кричу.
Подставляю руки, держу, хватаю, пытаюсь удержать, но не могу. Он сползает по мне, большой, в бессилии немеющий уже ничего.
— Боже, боже, Селим что это, что с тобой! — он падает навзничь, ложится на дорожке, а я хватаю его за руки за мастерку, пытаюсь тянуть, поднять. Напрягаю силы.
— Помогите! — кричу в ужасе, — Пожалуйста, помогите!
Озираюсь по сторонам, ищу людей, ищу помощи. Одна я не могу справиться, не могу тянуть, не могу поднять.
Вдалеке показался мужчина, я встаю, махаю руками, пытаюсь показать ему, что нужна помощь.
— Помогите! — крик мой пугает меня саму.
Мужчина бежит к нам. Подбегает. Смотрит недоуменно и испуганно.
— Что случилось?
— Я не знаю, тут были пацаны, они что-то сделали и он упал. У него кровь. Я не видела, как это получилось. Они ушли туда.
Отчаянно махаю руками. Как будто это может как-то помочь.
Мужчина опустился на колени, задрал кофту Селима и я увидела на животе его маленькое, круглое отверстие. Из него сочится кровь.
— Это шило, — мужчина достал телефон щелкает клавишами, говорит что-то в трубку.
Смотрю на неподвижное лицо Селима, на приоткрытые глаза, на синеющие губы. Смотрю и постепенно, медленно приходит осознание какой-то беды, страшной неминуемой катастрофы. Вот сейчас он заберёт у меня всё. Пусть неидеальное настоящее. Прошлое, которое уже не изменить, не исправить.
Я упала на колени, схватила руку Селима, тяну к себе. Прижимаю его ладонь к своей щеке.
— Миленький, мой любимый, прошу тебя потерпи. Прошу тебя, — говорю, а губы дрожат.
Не знаю, что ещё сказать. Как сделать так, чтобы время отмотать обратно. Хотя бы пять минуть. Всего пять. Пожалуйста.
Вижу, как прерывисто и резко он дышит. Медленно рот его открывается, он что-то пытается сказать, но я не понимаю что.
Боже, а что если он сейчас умрёт? Сжимаю руку, держу, сильнее прижимаю к щеке. Как будто это поможет.
— Прошу тебя, Селим, прошу тебя, — повторяю в сотый раз.
Не знаю, сколько прошло времени. Мне казалось, прошел день или два, как я сижу и это повторяю.
Приехала скорая. Селима положили на носилки и повезли к машине. Я бегу за ними, не бросаю его руку. Потом, сидя в машине скорой, испугано смотрю на манипуляции докторов. Они что-то делают с раной, колют какие-то уколы. Я словно попала в страшный сон, хочу из него выбраться, но не могу.
Зубы стучат. Голова дрожит. Руки дрожат. Всё моё тело как будто не существует. Я как будто не я. Пытаюсь понять, вселиться в тело Селима. Почувствовать. Узнать.
Шепотом повторяю — Селим. Селим, Селим. Терпи, пожалуйста. Терпи.
Он не слышит. Глаза закрыты.
Неужели он умирает? Нет, я не готова не хочу, мы ещё не всё выяснили. Не разобрались. Не приняли решения.
Машина остановилась у больницы. Быстро, даже стремительно менялись картинки. Я видела суету, докторов, и медсестёр. Пыталась не мешать, но хотелось быть поближе.
Я лезла под ноги, чтобы увидеть проявление жизни на лице Селима. Рассмотреть, получить доказательство и спокойно отойти.
Но их не было. Доказательств. Он недвижим. Бледен и даже синева проступает на лице. Или это свет ламп.
Носилки едут по коридору я бегу за ними, но меня отталкивают.
— Отойдите, не мешайте.
— Подождите вон там, — указал кто-то.
Я остановилась и смотрела в след удаляющимся носилкам. И небольшой светлой толпе, что бежит за ними.
46
Пустота. Ничего не вижу кроме серой плитки пола. Смотрю в неё как в пространство, как в бесконечность.
Время остановилось. Замерло. Не идёт, ни в одну, ни в другую сторону. Оно встало обездвижено, и всё в моей жизни остановилось.
Я в этой бесконечности. Попала и сижу. Ничего не слышу, не вижу. Ничего нет.
Только серая плитка перед глазами.
Прошуршало рядом и встали передо мной два голубых бахила…
— Добрый день.
Я подняла взгляд, немигающий, пустой.
— Ситуация очень сложна пробита брюшина. Делаем срочную операцию, но вызвали авиа помощь. Придётся его транспортировать в центр. Сейчас приедет наряд полиции. Вы, пожалуйста, останьтесь, расскажите что произошло. Кто это сделал?
Я тупо смотрю на человека в белом костюме, в маске и шапочке. Вижу только глаза.
Забыла, кто я есть. Что он говорит, не понимаю. Слова его если и имели смысл то, долетая до моих ушей, теряли его. Мой мозг не воспринимает информацию. Тупо смотрю на белого человека перед собой. Ничего не жду и ничего не желаю знать.
— Он жив? — смогла наконец выдавить из себя слова.
Говорю и не понимаю зачем.
— Да конечно, не волнуйтесь. Но ситуация очень серьёзная.
— Что с ним?
— Задеты органы не глубоко, но сильное кровотечение…
— Я могу сдать кровь? Могу я его увидеть? — начинаю выходить из ступора и что-то соображать.
— Сейчас идёт операция, а потом, на вертолёте сразу в центр. Без проволочек.
— Хорошо, ладно, спасибо, — снова смотрю в пол. Очнулась, — Но вы спасёте его? — догнала, спохватилась, когда человек уже отошел.
Он обернулся, кивнул два раза.
— Мы делаем всё возможное.
Потом пришли полицейские. Долго отвечала на вопросы. По нескольку раз на одни и те же. Голова гудит, мозг не работает, но я тупо отвечаю на вопросы, раз за разом, без конца.
Снова суета. Везут носилки. Я вскочила. Повезли другого человека. Значит это не Селим.
Ещё идет операция? Ничего не знаю, не чувствую.
Снова пришел человек в белом.
— Вы жена?
— Да.
— Пожалуйста, пройдите туда и заполните форму.
Я прошла к стойке. Дали бумагу. Снова вопросы, на некоторые даже не знаю как отвечать. Группа крови. Чем он болел в детстве. Ничего, абсолютно ничего не знаю.
Медсестра смотрит на меня, как на приведение. И я чувствую себя приведением. Никем. Кто я — жена, но тогда почему ничего о нём не знаю. Не успела узнать.
Потом мне сказали, что Селима уже отправили в центр и что я могу идти домой. Здесь мне уже делать нечего. Тут его нет.
А я сижу, и всё жду чего-то. Сама не знаю чего.
Не могу уйти. Если уйду, то обязательно что-то упущу, а я не хочу ничего пропустить. Хочу помочь. Быть здесь. Это бессмысленно. Но я ещё не понимаю.
Только чувствую, что именно сейчас Селим нуждается во мне больше всего. А меня рядом нет. С ним посторонние люди. Начала молится, чтобы кто-то другой помог ему. Только бы помогли, только бы успели.
За окнами уже темно. А я всё сижу в вестибюле и тереблю в руках салфетку. Подошла медсестра.
— Вы целый день тут сидите. Его увезли. Теперь нужно только ждать. Ваш телефон мы записали и обязательно сообщим, когда появятся новости. Поезжайте домой. Отдохните. Вам вызвать такси?
Я устало кивнула.
— Хорошо.
Встала с дивана и пошла на выход из отделения.
В этот момент дверь с шумом открылась и практически влетели две женщины в темных длинных одеждах. Одну из них я сразу узнала. Другая пожилая, одета так же как молодая, по восточному.
— Где мой сын? — закричала пожилая.
Медсестра бросилась им навстречу.
— Пожалуйста, не кричите в отделении, тут больные люди.
— Где мой сын?! — повторила женщина, уже немного тише, но требовательно, с претензией и напором.
— Назовите фамилию вашего сына?
— Селим Кара!
47
Две женщины. Одна из них мать Селима. Другая, называет себя его женой.
Потрясения сегодняшнего дня валились и валились на голову.
Я остановилась, ещё не время уходить. Повернулась и пошла на них.
— Я — его мать, а это — его жена, — проговорила женщина громогласно на весь коридор.
Голос её эхом пронесся до самого конца и вернулся, обратно повторяя слово — жена.
Медсестра недоуменно смотрела на женщин, потом увидела, что я приближаюсь.
В ее глазах вопрос — Кто здесь кто?
— Здравствуйте, — проговорила я и женщина со злым, недовольным лицом повернулась и смерила меня тёмным взглядом.
— Я — жена Селима, — сказала я, упрямо глядя ей в глаза.
— Вы издеваетесь? — сердито проговорила женщина, поправила платок и сразу отвернулась, словно никто ничего не сказал и меня здесь не существует.
— Где мой сын? — строго спрашивает она у медсестры, а та в растерянности.
— Его отправили вертолетом в центр.
— Почему не дождались родственников? — командный тон матери Селима, заставлял всех и каждого испытывать необъяснимый страх или что-то напоминающее трепет ученика перед очень строгим учителем.
Я это почувствовала и наверное медсестра тоже. Она еле слышным голосом проговорила:
— Тут присутствует его жена, поэтому с ее разрешения…
— Я мать, а вот жена! — упрямо повторила женщина, как будто не желая мириться ни с чьими нелепыми утверждениями, ни с моим присутствием и игнорируя меня всеми силами своего упрямого характера.
Я была настолько сильно выбита из коллеги, даже не знала, что говорить и как поступить в этой пугающей и необычной для меня ситуации.
Не хотелось идти на конфликт, но эти люди начинали меня злить. И хоть я никогда раньше не замечала за собой пустых попыток вступать с кем либо в перепалки, но именно сейчас, в свете обстоятельств, почувствовала невероятное, сильное желание нагрубить.
— Послушайте, — сказала я громко, чтобы слышали все и потом не переспрашивали, — Мы с Селимом поженились. Сказал он вам это или не сказал, это уже другой вопрос. По законам нашей страны я — его законная жена.
Женщина повернулась ко мне всем телом. В чертах ее было много схожего с чертами лица Селима. Выражение не предвещает ничего хорошего для меня. В глазах гнев, ненависть, насмешка. Всё что может быть плохого, всё на меня.
— Девушка, вы — никто. Запомните. Вы — никто.
Эти слова меня насмешили даже. Я сознательно и дерзко пошла простив этих слов. Захотелось бороться.
— Тогда почему он живёт со мной, а не с ней? — я показала пальцем на девушку в тёмном балахоне.
Она сразу поступила взгляд. Молчала, как будто не имела права ничего говорить, пока говорила пожилая.
Ещё сегодня утром я даже не собиралась к нему возвращаться. А теперь, после такого страшного дня, после всех моих впечатлений и переживаний, я ни на миг не задумалась и не вспомнила того, что собиралась делать утром.
И ни кто не мог переубедить меня. Ни его возможно бывшая жена, ни мать, так внезапно появившаяся и скажу честно, напугавшая своим грозным видом.
Такая женщина властелин в семье и не удивлюсь, если узнаю, что было время, когда Селим был в ее полной и безоговорочной власти. Уж не знаю что там у них и как, но если её не было на нашей свадьбе, это уже о многом говорит.
Теперь я поняла, что это означает. Возможно, семья против его выбора и навязывает ему другую женщину. Ещё и с ребенком.
Он говорил, что ребенок не его и почему-то вот сейчас я начинаю ему верить. Селим хоть холодный и жёсткий, но на брехуна не похож.
Тогда кто она, эта так называемая жена?
В любом случае я не буду стоять в стороне, и смотреть, как они решают судьбу моего мужа. И мою, в том числе.
Нужно дать им понять — я не — Никто!
— Я — жена Селима Кара, и у меня есть тому подтверждение — штамп в паспорте, — проговорила я строго, — Он выбрал меня и меня любит. А вам, придется с этим смириться.
Я повернулась и быстро пошла к выходу.
— Я сделаю так, что ты не будешь его женой! — крикнула вслед его мать и двери захлопнулись.