– Я лучше на себя руки наложу, чем соглашусь подписать контракт с Домом Расхи,– вышагивая по комнате из стороны в сторону шипела рассерженной кошкой, которой только что провели рукой против шерсти. И не один раз, а сто или двести, так, что искры во все стороны летели.
– Что желаешь на выбор: нож, веревку, пистолет, или горстью таблеток обойдешься?– поинтересовалась у меня Вольга Ставриди, выводя чайной ложечкой узоры в креманке с мороженым. Девушка просто обожала это лакомство и была готова есть его каждый божий день. Но вот именно сегодня почему-то у нее совершенно не было настроения, потому она и говорила всякие неприятные для меня вещи.– Теми, что для диеты,– пояснила вдогонку.
– Зачем нож и таблетки?– остановилась, замерев на месте, и с удивлением воззрилась на подругу. Иногда у нее чертовски здорово удавалось выводить меня из себя. Причем, делала это с невозмутимым видом, как в данную минуту.
– Убиваться. А ты для чего подумала? Ножом вены вскроешь, таблеток наглотаешься, пистолетом дело довершишь, а на веревке, так и быть, повесишься. Все понятно? Или еще раз объяснить?– подняла на меня свои глаза цвета молодой листвы. А в них, ну ни капельки раскаяния за сказанное.
– Я не хочу убиваться,– запротестовала в ответ.– Я жить хочу. Я еще только-только во вкус вошла.
От сказанного подругой у меня по спине побежали стайками мурашки, как только представила предложенное Вольгой. Это ж надо было до такого додуматься? Веревку она посоветовала. А подумать о том, что я буду ужасно выглядеть в гробу не могла? У всех повешенных же язык вываливается и лицо синеет и становится одутловатым. На кого я буду похожа? Ну ничего, я еще ей это припомню. Сощурила глаза на подружку, но ничего не сказала, решив оставить все мысли до лучших времен.
– Ты вначале определись. Убиваться или жить?– меланхоличным тоном продолжила эта зараза, окунув ложечку в мороженое. Зачерпнула и положила белую горку в рот, чтобы в следующую секунду зажмуриться от удовольствия. Минута отторжения лакомства окончилась. – А может пирожное с белыми сливками?
От услышанного меня аж передернуло. Три раза. Нет. Четыре.
Знает же, зараза, что я белые сливки не перевариваю, просто на дух не переношу. Это она специально меня подначить решила. Противная. И чего я не заставила служанку подсунуть ей дохлую муху в креманку? Надо было обязательно сделать, если бы я раньше могла знать, что она такое предложит. Вот хохотала бы, видя ее «радостное» лицо. Предательница. А еще подруга называется. Вредительница она, а не подруга.
– Фу-у. Я их терпеть не могу, – озвучила свои мысли.– Ты же знаешь. Мне только с ягодной начинкой нравятся или с шоколадной,– на всякий случай пояснила для Вольги, если она вдруг забыла. С нее станется. Хотя, я почему-то была уверена, что она это специально сказала, чтобы меня подразнить. Решила подколоть. Сладкоежка. Когда-нибудь это ее и погубит.
– Вот как раз налопаешься со сливками и коники кинешь,– пояснила девушка, отправляя следующую ложку в рот. И как она только может глотать эту гадость в таком количестве? Бедный ее желудок. Страдает от своей хозяйки.– Ты же этого хотела?– с невозмутимым видом продолжила она, напоминая мое самое заветное желание.
– Да не этого я хотела. Совсем не этого,– попыталась достучаться до Вольги, донести свое видение ситуации.
– А чего?– она удивилась, даже вполне правдоподобно. Можно подумать, что мы с ней часами не обсуждали эту тему.
– Я не хочу замуж за Расхи,– чуть ли не по слогам произнесла для особо непонятливых.
– Это еще почему?– сделала подружка круглые глаза, которые буквально кричали «все хотят, а ты нет?!».
Еще бы не хотели. Один из самых завидных холостяков предложил союз, а я тут кочевряжиться надумала. Сумасшедшая, честное слово. Иначе меня не назвать. Кто в своем уме отказывается от такого? Только я.
– Так у него со всеми невестами постоянно что-то случается,– словно маленькой пояснила девушке свою позицию. -А я не хочу быть следующей, погибнув во цвете лет,– добавила к сказанному, заломив руки.
– Эй, ты чего это напридумывала? – поинтересовалась Вольга, теперь уже на полном серьезе. – Они не гибнут.
– А что с ними происходит? – едко спросила.– Не знаешь? И я не знаю. Знаю, что только каждый год клан Расхи объявляет об очередной помолвке с очередной невестой, но до свадьбы дело не доходило ни разу. Слышишь? Ни разу. Я не хочу-у-у быть седьмо-о-ой,– протянула, чуть ли не срываясь в вой.
– Невестой не хочешь быть? Удивительно. Ты же все уши прожужжала о том как же это здорово с кем-нибудь обручиться, а потом пойти к алтарю. А как выглядит твое будущее белое платье я уже на зубок выучила. Ты мне о нем уже раз сто пятьдесят рассказывала. Или двести?– она задумалась, поцокала языком и выдала. – Все же двести, а может даже двести пятьдесят. Я даже знаю из какого материала у тебя будет сшита каждая из розочек, а не говоря обо всем остальном.
Эх, было дело. Поделилась на свою голову. Дура была. И вот теперь эта педантка мне о том напомнила. И как у нее язык повернулся? Я недовольно поджала губы.
– Так то ж невестой.
– Что-то я тебя не пойму. То ты хочешь быть невестой, то не хочешь. Ты уже определись как-нибудь, а то скачешь, как блоха, из крайности в крайность. Мне надоело выслушивать одно и то же, честное слово,– услышала от любимой подруги.
– Хочу,– упрямо подтвердила свое намерение надеть белое платье невесты.
– Ну так в чем дело? Подписывай контракт. И автоматически станешь невестой, а потом и женой обожаемого Жоржа Расхи.
Можно подумать, что это так просто.
– Демона Жоржа Расхи из клана Расхи,– многозначительно произнесла я.
– И что это меняет? – да когда же она доест свое мороженое? Оно у нее прямо таки нескончаемое. Может быть креманка заговоренная? Очень может быть. Надо будет поинтересоваться на кухне: чем они там моих гостей прикармливают? Неужели изобрели постоянно самовоспроизводящиеся продукты? Вроде бы ничего такого я не слышала.
– Какая же ты непонятливая…
– Ага. Слушай, а мороженое у вас еще на кухне есть? – эта проглота все слопала, а я даже не успела заметить. Все же продукт конечен. – Что-то мне маловато будет.
Вольга в мыслях предвкушала еще порцию, а то и две. Нет. Это не девушка, это убийца мороженого.
– Иди сама и узнай, – отмахнулась от подружки, задумываясь по поводу своей дальнейшей жизни.
Что же придумать чтобы избежать уготованной участи? Или не так страшен черт, как его малюют?
Вольга отправилась за очередной партией допинга в виде мороженого, а я продолжила разгадывать сканворд, состоящий из отдельных частей, в котором на кону стояла моя судьба.
Вот никто меня не понимает… Я шмыгнула носом и сокрушенно покачала головой.
– Ты одна? – заглянула маман ко мне в комнату. – А где Вольга? Домой ушла?
– Не-а. Пошла вылавливать остатки мороженого. Как думаешь, если я ей мышьяка подсыплю – она заметит или нет?– задумчивым голосом протянула я.
– Я все слышу, – Вольга появилась на пороге. – Здравствуйте, мадам Жени. Не правда ли сегодня хорошая погода? – подруга всегда умела произвести хорошее впечатление на мою родительницу.
– И как ты только ее терпишь?– маман была не оригинальна, впрочем, как и всегда. – Уже бы давно нашла себе более покладистую знакомую.
С подобным вопросом она обращалась к моей подруге уже несколько раз. И что у меня за родительница такая? Враги и то добрее бывают. Хотя, я знала, что мама шутит и порвет любого за любимую дочурку.
– Я хочу увидеть, когда найдется кто-нибудь, кто превратит ее жизнь в ад, – ответила милая девушка Вольга, улыбаясь моей мамочке.
– Вот и я думаю – скорее бы ее сбагрить с плеч долой. А то уже сил наших с отцом нет, – принялась жаловаться маман, словно меня в комнате и не было вовсе.
Она всегда так делала, считая, что тем самым отводит от меня все плохое. Вот такие у нее предрассудки.
– Эй, вы не забываете, что я тут нахожусь, – обратила на себя внимание, насупившись и подойдя к зеркалу. На меня смотрела симпатичная шатенка с чуть курносым носиком, правильными чертами лица, четко очерченными губами и бесенком во взгляде голубых глаз. Мама сказала, что цвет глаз достался мне в память от бабушки.
– Ну и что? – удивилась Вольга. – Ты, значит, имеешь право говорить про нас всякие гадости, а мы о тебе не можем.
И совсем она не права. Я всего лишь честная. О чем и начала рассказывать присутствующим в комнате.
– Неправда. Я не говорю гадости. По крайней мере, про маман, – я повернулась с мамочке и ласково оскалилась. Попробовала я бы сделать обратное. Мне бы хуже было.
Мама у меня женщина строгих правил. Чуть что не по ее, так сразу в дело вступали санкции, а под их действие мне не хотелось бы попадать.
– Солнышко, – мама была само добродушие, – еще не хватало, чтобы ты про меня говорила. Я же тебя родила. Я же была с тобой связана одной пуповиной…
– То-то я думаю, откуда в меня столько желчи натекло,– задумчиво посмотрела на мадам Жени. – Видимо, из сообщающегося сосуда. Не знаешь из какого? – с задумчивым видом поинтересовалась у маман.
Я вступила на тонкий лед, что сразу же и ощутила.
– Дочь, – строго произнесла она, – не смей.
Это была уже серьезная заявка, к которой следовало отнестись крайне внимательно.
Я даже поперхнулась от гневного окрика со стороны родительницы. И обрадовалась, что избегу чересчур долгого выяснения отношений. Все же в присутствии Вольги мамочка вряд ли осмелится отчитывать свое дитя. Не с руки. Она предпочитала это делать наедине. Все таки родительница у меня умная женщина.
– Мам, ты сейчас о чем? – икнула в ответ.
– Не смей ковырять в носу. Это не культурно. Как ты будешь выглядеть перед Жоржем на церемонии обручения? Что он подумает о нашей семье? Я в тебя столько денег и сил вложила, а ты? Еще раз увижу – наложу заклятие.
– Какое? – испугалась. – Чтобы пальцы отсохли?
– Нет. Чтобы пальцы распухли и в нос не влезали,– я даже икнула от неожиданности. Не ожидала такой подставы с ее стороны.
– Добрая ты у меня, мамулечка. Ласковая, – подобострастным тоном произнесла на угрозу матери. Следовало срочно принять меры по поводу усмирения маминого гнева.
– Не зли меня, Лизетта, – предупредили меня.
– Хорошо. Хорошошечки. Не буду, – я спрятала фантом провинившегося пальца за спину, продолжая перебирать оставшимися четырьмя на одной руке и пятью на другой.
– Ах ты нехорошая девчонка, – повысила голос матушка. – Кончай свои шуточки.
Она терпеть не могла, когда я вела себя как маленькая девочка, только-только научившаяся волшебным фокусам, а уж тем более когда я вступила в брачный возраст. Видимо матушка забывала, что все растут до определенного времени, а потом перестают, лишь для окружающих продолжая развиваться, в то время как душевное состояние останавливается на определенной отметке. Вот у меня она зависло где-то лет в двенадцать. И что мне теперь делать? Пойти напиться слизи узколобой улитки или нанюхаться выхлопов пауков-черепашек.
– В чем дело? – с невозмутимым видом посмотрела честными глазами матушке в лицо. Я же не только шкодить научилась, но и делать прекрасную мину при плохой игре. Кстати, я обожала играть в карты, особенно мухлевать. Меня просто хлебом не корми, а дай подержать в руках колоду моих личных крапленых карт. Есть у них один маленький секретик, но о нем я даже под страхом смерти никому не сказала бы.
– Еще раз палец спрячешь – отдам его Тузику. Пусть порадуется старичок.
– Мадам Жени, ну зачем так жестоко? – вмешалась в наш разговор с родительницей Вольга, сожравшая все мороженое без остатка.– Можно начать с малого.
– Это как? – переключила свое внимание маман на Вольгу.
– Отдайте Тузику только одну фалангу. А вдруг ему не понравится… или он вдруг подавится. Жалко животинку.
– Ах, ты, предательница, – я кинула подушкой в сторону Вольги, которая тут же отбила мой снаряд. – Все. Трепещи. Мой гнев тебе обеспечен.
– Он на меня не действует, – помахала ложечкой Вольга. – Ты уже пробовала. Забыла что ли? Пару месяцев назад. После того как я вместо блондинки тебя сделала брюнеткой с прозеленью, ты тогда еще на свидание с Альбертом собиралась.
Было дело, когда мне хотелось что-нибудь поменять в своей жизни, вот я и решила пойти по пути наименьшего сопротивления, изменив несколько раз цвет волос, но потом вернулась к своему исходному окрасу.
Я замерла, втянула голову в плечи и даже прикрыла один глаз, забыв, что надо бы сделать это двумя сразу. В воцарившейся тишине комнаты раздался звериный рев.
Это матушка не совладала со своей оборотнической сущностью. С нею иногда такое бывало, когда внезапно кто-то пугал очень сильно или же когда она переживала за меня. В таком состоянии ее боялся даже папа.
Ну не хотела она чтобы я связывалась с Альбертиком. Не нравился он ей. А ведь он такой хороший мальчик. Ну подумаешь, что состоит из сплошного тестостерона и девиц меняет как перчатки, зато у него есть большой …нет не причиндал, в народе зовущийся перчиком, а … кролик Илларион. С бооооооольшими ушами. Я от них балдею.
Но маме же не объяснишь что Альбертик меня интересовал только с одной стороны, как владелец крола с боооооооольшими ушами. Она же, наверняка, подумала совсем о другом.
Видеть маму в гневе с частичной трансформацией это не каждому под силу. Вот мы с Вольгой и спрятались под кровать, пока мадам Жени бушевала на первом уровне. Я же с подруженцией, находясь на минус первом, если считать за нулевой кровать, выясняли, чем я буду портить жизнь злостной предательнице.
– Придешь ты ко мне брови пощипать еще раз. Я ни одной волосинки не оставлю. Так и знай, – угрожала я, стараясь слиться с мебелью.
Кажется, маман потихоньку стала приходить с себя и скоро меня ждал крайне неприятный разговор по душам. Я уже предвидела что и какими эпитетами будет до меня донесено. Уж, что-что, а промывать мозги мамочка умела качественно. Иной раз я даже мечтала о рукоприкладстве к своей персоне, но только бы избежать выедания мозга десертной ложечкой. И все это с чувством, с толком, с расстановкой. Одним словом, в этом мадам Жени была спецом высшего разряда – уровень бог.
– Если ты такое сделаешь, то я расскажу куда ты бегала месяц назад…, – прошипела Вольга.
Вот, зараза, а она откуда узнала?
Пожалуй, пора и мне присоединиться к маме и начать перекидываться, хоть и слаба я была в этом деле. Но подружка, своим невольным замечанием вывела меня из себя. А я то думала, что она не в курсе моих шалостей, мухоморина безъюбочная, сосиска в чехле, шкурка от охотничьей колбаски. Вот кто она.
– Попробуй только, сразу же выдам твою тайну про депиляцию, – предупредила я.
– Лиззи, ты же этого не сделаешь, – округлила глаза до размера страусиных яиц Вольга.
– Еще и как сделаю. Всем расскажу где у тебя фиалковое поле…, – злорадно прошипела, видя как меняется на глазах подруга, превращаясь из самоуверенной царицы прерий в драную кошку.
– Лиззи, я честно-честно больше ни пол словом мамочке. Честно-честно, – запричитала она.– Только не надо никому ничего говорить.
Я выдержала длительную паузу, наслаждаясь собственным триумфом и только после этого милостиво произнесла:
– Договорились. Но только ты молчишь и про Альбертика, и про месячной давности вояж, а уж как будешь выкручиваться перед моей маман это ты сама придумываешь.
– По рукам, – расслабилась Вольга.
Еще бы она не переживала за свою тайну. О таком даже под страхом смерти девушке никому нельзя рассказывать, а тем более посторонним людям. А все дело в том, что реклама это страшная вещь и с ее помощью можно продать даже то, что продать по определению нельзя. А если ко всему прочему приложили руки некомпетентные люди, то тогда продаваемый товар превращается в мину замедленного действия. Вот Вольга и попалась в одну такую ловушку. Покупала девушка разрекламированный чудо-крем, как она думала для депиляции. Намазала в области бикини, собираясь оставить нетронутым клочок поросли в виде сердечка. Каково же было ее удивление, когда вместо того, чтобы опадать волосы стали крепнуть. А когда появились первый бутончик фиалок на причинном месте, панике Вольги не было предела.