Осень в Освальде
Герольд протрубил трижды. Серебристый звук трубы растаял в по-осеннему прохладном, пахнущем прелой листвой, дымом и дождем воздухе. Барон Гай Санвер еще раз посмотрел на стоящего у изгороди старого слугу Тома, который, как обычно перед поединками своего молодого господина, шептал молитвы и потихоньку крестился, и выпрямился в седле, окидывая взглядом освещенные утренним солнцем трибуны. Ряды дам и вельмож в разноцветных шелках, атласе и бархате казались ярким цветником; герцог Элвин Освальд, хозяин замка, сидел в отдельной ложе со своей красавицей сестрой - как всегда, безукоризненно, но просто одетый, спокойный и молчаливый. Его черные глаза смотрели прямо на Гая, и молодой барон, перехватив его взгляд, почувствовал дрожь. Он не мог понять, что скрыто в глубине этих глаз. Герцог Элвин казался ему безупречным рыцарем, справедливым правителем и прекрасным человеком. Высокий, статный, черноволосый, герцог неизменно привлекал внимание дам, но ни одна из них не могла похвастаться, что завладела его сердцем. Придворные сплетники многое отдали бы, чтобы узнать, с кем делит ложе Элвин Освальд. Гай слышал грязные слухи о связи герцога с его сестрой Розалией, но не верил им: злые языки способны очернить самого непорочного человека. Элвин был неизменно учтив, спокоен и ровен в обращении со всеми. Никто не мог сказать, о чем думает этот сдержанный до аскетизма молодой человек. Принцесса Розалия резко отличалась от своего брата - черноволосая красавица с бархатистыми глазами и нежной кожей, с тонкой талией, пышной грудью и округлыми бедрами, она казалась воплощением чувственности и порока. Сколько раз Гай с восхищением любовался ее стройной фигурой, жалея, что не родился принцем, чтобы добиться ее благосклонности. Впрочем, те же сплетники утверждали, что добиться расположения и близкой дружбы Розалии не сложно - она меняла мужчин с невероятной легкостью. Последней ее страстью был сегодняшний соперник Гая на ристалище - виконт Роджер Брент, отличавшийся вздорным, запальчивым характером. Барон Санвер не хотел бы причинять Розалии огорчение, победив ее возлюбленного, однако тщеславие было сильнее осторожности. Вдобавок, была и еще одна женщина, мнение которой было Гаю несравненно дороже мнения Розалии. Леона Блейк, дочь мелкого дворянина, главного конюшего герцога. Она тоже была здесь, на трибуне, среди пышно разодетых дам казавшаяся чрезмерно скромной в своем простеньком сером платье, почти без украшений, но для Гая эта юная девушка была воплощением красоты и невинности. Ради нее он готов был пойти на поединок не только с Роджером Брентом, но даже с самим герцогом Элвином, слывшим непревзойденным мастером боя. Не удержавшись, Гай поднял руку, отсалютовав Леоне. Она улыбнулась, и улыбка озарила ее нежное личико ярче солнечного луча.
Герцог сделал знак герольду, и вновь пропела труба. Опустив забрало шлема, Гай поудобнее перехватил рукоять длинного копья и ласково потрепал по шее своего белого жеребца.
- Давай, Ветерок, - прошептал он. - Мы должны победить сегодня.
Сквозь решетку забрала он видел в другом конце ристалища виконта Брента - мощную фигуру в сияющих на солнце доспехах на огромном гнедом коне. Нетрудно было догадаться, какие чувства он испытывал к юному барончику из провинции, осмеливающемуся оспаривать его звание мастера поединка и первого рыцаря двора герцога Освальда. Опустив копье, Роджер вонзил шпоры в бока гнедого и понесся на Гая, как ураган смерти и ненависти. Пригнувшись в седле, барон слегка пришпорил Ветерка и помчался ему навстречу. Они съехались на середине ристалища. Гай ударил виконта копьем, но на какое-то мгновение опоздал: тяжелое копье Роджера Брента с лязгом ударило в его щит. Сила удара была так велика, что юноша едва не вылетел из седла, а край щита вонзился ему в плечо. Вспыхнувшая во всей руке боль была невыносимой. Стиснув зубы, Гай проехал в другой конец ристалища и развернул коня. Левая рука отказывалась повиноваться. Уперев щит в луку седла, барон немного отдышался и вновь приготовился к бою. Теперь солнце светило ему прямо в глаза, мешая видеть все маневры соперника. Пригнувшись в седле, Гай дал шпоры коню и атаковал. Роджер налетел на него с той же яростью, как в первый раз, но на этот раз его копье просвистело мимо - Гай уклонился в сторону, в свою очередь, ухитрившись задеть виконта острием своего копья чуть выше колена. Основной удар барона достался гнедому, и бедное животное, закусив удила, взвилось на дыбы, грозя сбросить седока. Виконт злобно выругался, натянул поводья, и с трудом успокоив коня, проехал в противоположный конец ристалища.
Гай остался доволен стычкой: не получив новых ран, он сумел нанести противнику ощутимый урон. Тем не менее, он отлично понимал, что теперь у него остается последний шанс победить. В следующей стычке он снова окажется лицом к солнцу, и Роджер получит преимущество; кроме того, полученная рана должна была разъярить виконта и утроить его силы, тогда как силы Гая были уже на исходе.
Он перевел дух и, настроив себя на победу, помчался вперед. Ветерок почти не нуждался в поводьях, неся своего хозяина прямо на врага. Сжав в руке рукоять копья, барон нацелил его как можно точнее в грудь Роджера Брента. Едва оказавшись в пределах досягаемости виконта, Гай собрал все силы и нанес мощный удар. Копье врезалось в щит Роджера, скользнуло по нему и прошло ниже, угодив в бок рыцаря. Вскрикнув от резкой боли, Роджер покачнулся в седле и грузно начал оседать набок. Гай проскакал мимо, едва сумев удержать в руках прогнувшееся от напряжения копье. Оглянувшись, он увидел, как тело Роджера Брента, свалившееся с седла, лежит в пыли, раскинув руки, бесформенной грудой серебристых доспехов. Одна нога Роджера запуталась в стременах, и гнедой, испуганно кося черным глазом, волочил хозяина за собой по вытоптанному пыльному ристалищу.
Улыбаясь, Гай отшвырнул копье, снял шлем и вытер с лица струящийся пот. Он еще не верил в свою победу. Роджер Брент, непревзойденный и надменный, валялся в пыли, раненый, а может и убитый, а трибуны уже приветствовали нового мастера поединка - его, барона Гая Санвера.
Старик Том уже бежал к нему через все ристалище, с беспокойством окликая по имени и отчаянно размахивая руками.
- Боже мой, молодой господин, - пропыхтел он, едва приблизившись к Гаю. - Я просто сам был не свой... Ну и задали же вы этому индюку! Небось, не скоро еще встанет... Ну а вы как? Целы? Господи, что такое с вашей рукой? Госпожа баронесса... Что она скажет, когда узнает? Ох, боже мой...
- Она не узнает, - усмехнулся Гай. - Если ты, старый предатель, не расскажешь ей. И довольно причитать. Со мной все нормально, а рука скоро пройдет. Жди меня в моей комнате, да приготовь горячей воды и чистую одежду.
Том не нуждался в дополнительных указаниях. Слово хозяина было для него законом. Гай знал, что все будет выполнено как нужно. Он ласково потрепал по холке Ветерка и медленно поехал вдоль трибун. Дамы приветствовали его, мужчины смотрели с некоторой завистью. Сегодня он стал героем дня. Он поискал глазами Леону. Девушка восхищенно улыбалась ему. Ее светлые волосы, уложенные в высокую прическу, растрепались на ветру, и Гаю показалось, что он видит слезинки, блестящие на ее нежных, порозовевших от волнения щеках. Он отсалютовал ей, стараясь не выдать сильной боли в раненой руке. Радость и гордость переполняли его. Прогарцевав вдоль трибун, Гай, как того требовал обычай, остановился возле герцогской ложи. Элвин Освальд сдержанно улыбался. Его непроницаемые черные глаза неотрывно смотрели на барона, и Гаю показалось, что герцог доволен его победой. Спешившись, юноша коротко поклонился. Он перевел взгляд с герцога на его сестру - и его прекрасное настроение сменилось тревогой. Розалия кусала губы, нервно комкая в руках кружевной платок. Ее лицо, искаженное яростью, было бледным, а глаза, устремленные на Гая, метали молнии. Барон разом вспомнил все слухи о виконте Бренте и Розалии, которые ему доводилось слышать, и решил, что они были не лишены основания. Похоже, теперь он, сам того не желая, нажил врага в лице сестры герцога.
Элвин Освальд поднял руку, и над трибунами воцарилась тишина.
- Барон Гай Санвер, - произнес герцог, - сегодня ты доказал, что достоин называться истинным рыцарем и мастером поединка. Мы видели прекрасный бой, в котором ты честно победил Роджера Брента - рыцаря, которому долгое время не было равных в поединке. С этого дня ты становишься первым рыцарем моего двора. Я счастлив, что могу сказать тебе это, и нахожу тебя достойным этой чести. - Его глаза впились в лицо Гая. - А теперь я хочу, чтобы ты объявил, из чьих рук хотел бы получить заслуженный тобой приз - вот этот кубок победителя.
Гай на секунду заколебался. Он не слишком хорошо знал придворные обычаи, но ему казалось справедливым, что рыцарь получает награду из рук женщины, дорогой его сердцу. С другой стороны, возможно, следовало бы попросить Розалию, как самую знатную и, без сомнения, самую красивую из дам, вручить ему кубок. Юноша еще раз посмотрел на герцога Элвина, на разъяренную Розалию - и отказался от этой мысли. Герцог тонко, едва заметно улыбнулся, и Гай, не поняв значения этой улыбки, решительно сказал:
- Мне было бы лестно, если бы леди Леона Блейк согласилась вручить мне приз.
Улыбка герцога погасла, его красивое лицо вновь стало непроницаемым. По трибунам пробежал ропот: Леона Блейк, не отличавшаяся ни особенной красотой, ни богатством, ни древностью рода, казалась недостойной внимания барона Санвера, первого рыцаря Освальда. Леона, поднявшись с места, смущенно прошла к ложе герцога и, взяв из рук Элвина золотой кубок, спустилась к Гаю.
- Поздравляю, сэр Гай, - тихо сказала она. - Я волновалась за тебя.
- Я сделал это ради тебя, леди Леона, - ответил барон так же тихо. - И хотел бы сделать еще больше, чтобы заслужить твое внимание.
Девушка улыбнулась в ответ и направилась на свое место. Гай почувствовал себя по-настоящему счастливым. Леона была воплощением его представлений о чистоте, невинности и скромности, и он уже гадал, согласится ли ее отец отдать ее ему в жены, и что скажет старая баронесса Санвер, когда узнает о ней. Проводив взглядом Леону, юноша вновь посмотрел на герцога. Розалия тихо говорила что-то брату, тот слегка хмурился, но ничего не отвечал. Щеки Гая вспыхнули: он догадывался о происходившем разговоре по выражению лица принцессы и устремленным на него взглядам собеседников.
Наконец герцог Элвин отстранил сестру предостерегающим жестом и поднял руку.
- Турнир окончен, - объявил он. - Сегодняшний день посвящен победителю, и в его честь я даю ужин нынче вечером.
Раздались звуки трубы, и Гай поклонился герцогу и его сестре, которая ответила ему полным ненависти взглядом. Элвин Освальд поднялся с места, предложил руку Розалии, и они покинули ложу, причем принцесса снова вернулась к прерванному разговору. Как ни был встревожен Гай, он не мог сдержать восхищенного вздоха, залюбовавшись величавой осанкой Розалии, ее тонкой талией и угадывающимися под зеленым шелком платья длинными ногами и большой грудью. Несомненно, она была самой прекрасной женщиной, какую доводилось встречать юному барону.
Взяв жеребца под уздцы, Гай отвел его на конюшню, где поручил заботам слуг, а сам отправился к себе. Старик Том ждал его с нетерпением и тревогой. Пока юноша снимал доспехи, он суетился вокруг него, как наседка, и качал головой.
- У вас будут неприятности, - пророчески изрек Том, помогая хозяину избавиться от легкой кольчужной рубахи без рукавов, надетой поверх сорочки.
- С чего ты взял? - усмехнулся Гай. - Я стал первым рыцарем двора, меня теперь станут почитать... и бояться.
- Вам самому надо бы поостеречься, - продолжал старик. - Мы с вами в Освальде всего только две недели, и вот вы становитесь победителем турнира... И мне известно нечто такое, чего не знаете вы.
- Вот как? Что же?
- У виконта Роджера полно друзей в Освальде, а сестра нашего доброго герцога - его любовница. Да простит меня Бог, но я говорю правду. Об этом знает весь двор. Герцог Элвин человек не мстительный и не злой, но просьба сестры может заставить его действовать против вас. Я стар и повидал всякого. Людская злоба и зависть не имеют границ. На вашем месте я опасался бы яда, хозяин, или стрелы из-за угла... Да мало ли на свете подлецов, готовых на все ради мести!
Раздевшись, Гай забрался в чан с горячей водой. Его собственные мысли перекликались со словами Тома, но ему не хотелось верить в возможность того, что они могут оказаться правдой.
- Замолчи. Моя жизнь - это мое дело, но я обещаю, что буду осторожен.
- Вы ранены, и это значит, что сейчас вы вдвойне уязвимы. Что с вашей рукой?
- Судя по всему, она не сломана, - ответил юноша, осторожно ощупав распухшее плечо, по которому расплылся багровый кровоподтек. - Кости целы, но ушиб сильный.
- Был бы я рыцарем, я бы разделался с этим мерзавцем виконтом Брентом! - сказал Том таким тоном, что Гай невольно рассмеялся. - И вы зря смеетесь, хозяин. Я верно служил еще вашему деду и держал вас на руках, когда вы были крошкой, а когда умер ваш почтенный отец, я не пошел на покой, потому что вы и ваша матушка баронесса - моя единственная семья... Я очень дорожу вами. Вы мне все равно что сын...
- Хорошо, Том. Я знаю. Обещаю, что со мной будет все в порядке. А теперь принеси мне мазь для плеча. Сегодня герцог дает пир в мою честь, и я должен выглядеть как настоящий победитель.
Переодевшись, Гай почувствовал себя гораздо лучше. Камзол и штаны синего бархата казались ему самым подходящим нарядом для сегодняшнего вечера. Синий цвет очень шел ему, подчеркивая синеву глаз и придавая лицу более строгие очертания. Том предложил ему надеть под расшитый золотой нитью колет тонкую кольчугу, но барон отказался, сказав, что не станет таскать на себе лишнюю тяжесть, пока его рука не заживет хотя бы немного.
Когда стало смеркаться, и в раскрытые окна поплыл запах дыма деревенских костров, за Гаем явился слуга герцога, чтобы пригласить его спуститься в пиршественную залу. Старый Том пытался уговорить юношу взять с собой меч, но Гай наотрез отказался. Уступая Тому, он взял только пару легких кинжалов и последовал за ожидавшим его слугой.
- Вам просили передать записку, сэр Гай, - вполголоса сказал слуга, передавая юноше сложенный листок бумаги. Гай насторожился. Может быть, Том был не так уж не прав. Внутренне напрягшись, он развернул послание. Легким изящным почерком на листке было написано: "Я восхищаюсь тобой, сэр Гай. Мне хотелось поговорить с тобой, но не знаю, смеет ли просить об этом девушка моего положения. Я буду ждать тебя в западной галерее после окончания пира. Л." Помимо воли барон улыбнулся. Он и подумать не мог, что произвел на Леону Блейк такое впечатление, что она сама просила о встрече! Его сердце забилось быстрее в сладостном ожидании вечера. Пир еще и не начался, а он уже жаждал, чтобы он поскорее окончился.
Огромная главная зала донжона герцогского замка, освещенная десятками пылающих на стенах факелов, была полна народу. Придворные и рыцари, сидя за длинными столами, разговаривали и обменивались новостями и сплетнями в ожидании начала пира. Слуги разносили кушанья, зажигали новые факелы и свечи, и оживленный гул голосов наполнял залу, а исполинские тени кружились в странном хороводе, теряясь во тьме высоких сводов.
Герцог Освальд, сидевший во главе стола, был одет необычайно скромно - в простом черном камзоле с серебряной вышивкой, из-под которого выглядывала безукоризненно белая сорочка. Он выглядел скучающим, задумчиво водя пальцами по краю стоящего перед ним кубка. К своему удивлению, рядом с герцогом Гай увидел и Розалию. Женщинам запрещалось присутствовать на рыцарских пирах, но для нее, по-видимому, этого запрета не существовало. В огненно-алом платье, с распущенными черными волосами, она была великолепна, а изменчивый алый свет факелов делал ее красоту изысканной и искушающей. Смуглое лицо Розалии, с влажно блестевшими черными глазами, с чувственным, мягко очерченным ртом, казалось лицом не то ангела, не то демона, бросившего вызов добродетели. Она привлекала всеобщее внимание и охотно отвечала на двусмысленные, а порой и попросту грязные шутки мужчин.