— Кто там?
— Открывай, подлюга.
Наверное, уже можно было догадаться, что пришли ко мне не с лучшими намерениями, тем не менее дверь я открыла, окончательно убеждаясь в наличии у себя синдрома жертвы. За дверью меня ожидала маленькая (наверное, до звонка она просто не дотянулась) старушка, похожая на крыску — вся серенькая, одежда тусклая, носик остренький.
— Здравствуйте. Вы по какому вопросу?
— Все ты, мерзавка, знаешь, — проворчала бабулька, решительно продвигаясь в мою квартиру.
Неспешно оглядевшись, она достала из своей тряпичной сумки потрепанный цветастый зонтик. Я наблюдала за ее действиями с некоторой настороженностью — так сидящий посреди дороги голубь смотрит на приближающийся автобус.
— Если полиция вас не карает, придется мне самой, старой, браться. При коммунизме таких скверных девок не было… развелись, поганки, при новой власти!
— Бабушка, вы о чем? Вы меня с кем-то перепутали?
— Как же я тебя, гадюка, перепутаю. С сыном моим встречалась? Федей звать?
С сыном? Должно быть, он очень поздний ребенок… и, как я знала, единственный. Что, видимо, означает, что мне будет особенно сложно мирно договориться с его возмущенной родительницей.
— Да-а, — начала я, и тут она ударила меня зонтиком. — Ай!!! Что вы делаете?!
— Больно? А сердцу материнскому не больно? Два года он не пил… мать радовал… работу нашел… хороший стал мальчик… дома сидит, в игры играет… и тут ты, паскуда драная, ему встречаешься… и все!
— Слушайте, если ваш сын влюблен, в этом нет ничего…
— Как же, в любви он! В запое!
Говоря все это, старушка мелкими шажочками приближалась ко мне, помахивая зонтиком с небрежностью настоящего братка. Я пятилась от нее, пока не уперлась задом в стол. И тут она с воинственным кличем сделала сокрушающий ребра выпад, после чего началась сценка из ситкома, когда все бегают друг за другом и кричат, только веселой музыки не хватало. Кто-то мог бы сказать, что это нелепо, убегать от старой бабушки, но они просто не знают настоящих русских бабок, рожденных на вольном хуторе закаленными войной матерями, вскормленных настоящим молоком и сверхвитаминными яблоками, затем поставивших удар локтем в советских очередях, укрепивших нервную систему в чернухе 90-х и на пенсии пробудивших в себе берсерка путем ежедневного двенадцатичасового просмотра криминальных передач.
Внезапно появившийся Эрик прервал нашу идиллию.
— Что за шум, а драки… и драка.
— Еще один разгильдяй, — рассмотрев Эрика, резюмировала старуха, подступая к нему с зонтиком, но Эрик с неожиданной легкостью развернул ее, обхватив поперек туловища, оторвал от пола и понес к двери, несмотря на отчаянные попытки пнуть его по коленям.
— Бабушка, там в магазине в конце улицы сахар продают по дешевке. Прямо-прямо, а потом налево.
Распрощавшись со своей бесноватой ношей и вернувшись в комнату, он рухнул на диван и заявил:
— Ты меня поражаешь.
Я все еще не могла перевести дыхание.
— А при чем тут я? Это все она.
— Только не говори мне, что это нормально, когда чокнутые пенсионерки лупят тебя в твоем же доме.
— Черт, я не знала, что он алкоголик… тогда, наверное, я действительно виновата.
— Если я правильно понял по отрывочным воплям, доносящимся из-за стены, алкоголиком он был до тебя, так что вряд здесь есть твоя вина.
— Спасибо, что помог мне.
— Да не за что. Люблю идиотские ситуации. Они меня забавляют.
Мы помолчали с минуту, затем я спросила:
— Как Деструктор?
— Бросил.
— Зачем ты вообще разрешил ему курить?
Эрик тяжело вздохнул.
— У него невероятно упрямый характер. К тому же его новые старшие приятели не из самых благополучных семей. Я могу втирать ему о вреде курения до бесконечности, но его друзья скажут, что это круто, и он согласится с ними, тем более что сигареты запретны и оттого еще более желанны.
— Значит, следует ограничить его общение с теми ребятами.
— И как это сделать? Перевести его в другую школу, скорее всего, такую же по контингенту? Запереть в четырех стенах? Повесить датчик слежения на щиколотку? Начнется война не на жизнь, а на смерть. Не вариант. А так он за день накурился до рвоты, теперь ему противно, и он говорит, что курят только дураки.
— Я поняла, что ты хотел сформировать внутреннюю позицию, но это прокатит не с любым ребенком.
— Когда мне было девять, со мной еще как прокатило. И своего сына я знаю.
— Где его мать?
— Мы были женаты, недолго, потом расстались. Сейчас она в постоянных разъездах.
— И поэтому ты приглашаешь к себе этих женщин?
— Каких женщин?
— Я видела… блондинку, рыжую.
Эрик рассмеялся.
— Это моя мама. Она часто меняет цвет волос. И у нее эксцентричная манера одеваться.
— Но возраст…
— Она родила меня в пятнадцать. И выглядит моложаво.
— Так это у вас семейное? Ранние дети?
— Да.
— Но ты же обсуждал тогда, в коридоре… тебе прислали девушку…
— Мы с приятелем делаем на компьютере модели персонажей для одного проекта.
— Знаешь, вот сейчас с тобой разговариваю… и вроде нормальный человек. А казался таким неадекватным…
— Почему?
— Красные глаза… какие-то таблетки… ужасные компьютерные игры… и ты еще сказал мне, что занят!
— У бывшей владелицы квартиры была собака. У меня на собак аллергия, отсюда таблетки. Я собираюсь стать разработчиком компьютерных игр, а пока не стал, набираюсь знаний и берусь за любые проекты. Например, тестинг — это когда вылавливаешь в игре баги, то есть ошибки, чтобы разработчик мог их исправить. В тот период у меня был грандиозный завал. Я двое суток не спал. Уж прости, мне было не до налаживания добрососедских отношений.
Я изумленно улыбнулась.
— Как легко все объяснилось! И надо было только сесть поговорить!
— Или чтобы вредная старушенция побила тебя зонтиком. А вообще недоразумения порождает недостаток коммуникации, как было показано в «Убойных каникулах». Ты видела этот фильм? Он о том, как городские придурки приняли двух деревенских мужиков за маньяков.
— Не видела.
— Классный. Пошли посмотрим.
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет? Я не маньяк, честно.
— Уже поздно… а, ладно. Все равно мне не уснуть.
Его квартира, освещенная приглушенным мягким светом, в это время суток показалась мне уютной, несмотря на ее захламленность (в углу по прежнему красовалась груда нераспакованных коробок, оставшихся с переезда).
— Деструктора нет, он у бабушки. Жаль, его любимый фильм.
Мы скинули на пол стопки журналов на компьютерную тематику и сели на старый, рыхлый диван. Несмотря на чрезмерное обилие мерзостей, фильм мне понравился, хотя я все же сочла, что его не стоит смотреть детям раньше четырнадцати или даже двадцати.
После фильма Эрик принес кофе и маленькие цветные зефирюшки, и, взбодренная кофеином и глюкозой, как-то незаметно для себя я выложила Эрику обо всех этих дурацких ситуациях, происходивших со мной в последнее время. Даже о моем плане наладить личную жизнь в течение года. Это все было очень глупо, но слова так и спрыгивали с моего языка. Наверное, мне просто слишком долго хотелось об этом поговорить, в итоге прорвало с первым встречным. Эрик так искренне, самозабвенно смеялся, что казалось глупым обидеться. И у него обо всем было свое мнение.
— Как-то странно ты рассуждаешь. Ну найдешь ты себе мужа, и?
— Что «и»?
— Твоя жизнь сразу станет замечательной, бабочки да плюшевые мишки?
— Это слишком сложный вопрос. Не уверена, что хочу обсуждать его сейчас, — вздохнула я. — Знаешь, что самое нелепое? Я по образованию психолог.
Эрик фыркнул.
Вернувшись в свою квартиру под утро, я сразу заснула, только и успела подумать, что нам с Федей предстоит очень сложная беседа.
Вечером воскресенья, когда Эрик постучался ко мне, я находилась в растрепанных чувствах.
— Он удалил меня!
— Странно. Ты все еще здесь.
— Из «контакта»! Молча взял и удалил!
— Тогда успокойся. Его могущество не распространяется дальше «контакта». В реальном мире ты в безопасности. Слушай, я тут собрался побродить по округе. Составишь компанию?
Наверное, он сто раз пожалел, что позвал меня, потому что я всю дорогу жаловалась на свою горемычную жизнь. Впрочем, внешне Эрик недовольства не показывал. Он был такой простой, с ним было так легко. Мы летели, как два воздушных шара.
— Да, он поступил по-свински, не извинился, исчез. Тебе-то чего расстраиваться?
— Как это? У меня был парень, а теперь нет!
— Нужен тебе такой парень? Ушел и пусть, выпей кофе, забей, забудь.
— Мне нужен кто-то, — упавшим голосом созналась я.
Шедшая навстречу ярко накрашенная девушка лет двадцати смерила нас взглядом, и я вдруг задумалась, как выгляжу рядом с Эриком, — я, схватившая по привычке рабочую одежду и теперь вся такая офисная, и Эрик, чьи вещи гладили разве что до того, как он их купил.
— Надо тебя познакомить с моей мамой.
— Вряд ли это решит мою проблему.
— Ты не смотри, как она одевается. Она очень умная.
— И как это поможет с моей проблемой?
— Она действительно очень умная.
— Но…
— Слушай, ты чересчур заморачиваешься, — Эрик резко затормозил, развернувшись ко мне, и я едва не врезалась в него. Ветер ерошил его светлые волосы, щеки порозовели от свежего воздуха и энергичной ходьбы. Он выглядел таким юным. Двадцать два года… прекрасный возраст. Жаль, в свое время я этого не понимала.
— Тебе легко говорить. У тебя вся жизнь впереди.
Он посмотрел на меня с искренним недоумением.
— И что? У тебя тоже.
[1] Хэдхантинг (от англ. «охотники за головами») — одно из направлений поиска и подбора персонала, когда ценным кадрам предлагают перейти в другую компанию, заманивая лучшими условиями, высоким уровнем оплаты и т. д.
Глава 5: Ужасный ребенок
Наши отношения с Федей были столь же неидеальны, сколь и непродолжительны, но после внезапного разрыва я обнаружила, что вокруг меня стало темнее. День за днем я тратила свою жизнь на верификацию нашей бесценной базы данных (во всяком случае, я должна была считать ее таковой, иначе мне пришлось бы признать свою деятельность совсем бессмысленной). К пятнице я обнаружила, что окончательно и бесповоротно впала в депрессию.
Полученное от начальницы приглашение на рандеву не улучшило моего настроения. Направляясь в сторону маленькой комнаты для собеседований, я гадала, что такое собирается сказать мне Ирина, если для этого ей потребовалось уединение. Однозначно, это будет не признание в любви.
Ирина сразу взяла быка за рога:
— Ты не улыбаешься.
Вот уж чего я не ожидала услышать.
— Что? — я непроизвольно улыбнулась смущенной, жалкой улыбкой.
— Ты ходишь с мрачным, замкнутым видом, чего корпоративная культура нашей компании категорически не приемлет. Сотрудники «Синерджи» обязаны излучать оптимизм и дружелюбие.
Да уж, сама Ирина так и излучала дружелюбие… впору ставить на нее желтый знак с черепом и скрещенными костями: «Опасно! Ядовитые вещества!»
Я снова неловко улыбнулась.
— Простите… извините… сейчас у меня черная полоса, и…
— У всех бывают черные полосы, — перебила Ирина. — Но это не должно влиять на твое поведение на работе. Ты никогда не добьешься повышения в должности, если не будешь следить за выражением своего лица. Самое главное для построения карьеры — производить правильное впечатление. Никогда не знаешь, когда встретишь человека, который потом тебе поможет. Сегодняшний менеджер завтра может стать начальником отдела, или даже директором, и потянет тебя за собой. Именно поэтому необходимо быть любезной, очаровательной с каждым сотрудником. Улыбка — это ключ к симпатии людей. Ты должна сиять улыбкой, даже здороваясь с уборщицей. Посмотри на меня. У меня полно проблем. Но по мне же этого не скажешь, — Ирина зверски оскалилась, и ее суховатая по причине излишней худощавости кожа натянулась на лице, ясно обрисовывая череп.
— Да, по вам не скажешь, — испуганно соврала я.
Покивав, поблагодарив и — конечно — улыбнувшись, я выскочила из кабинета, кипя от возмущения. Возможно, совет Ирины и был хорош, но тогда ей самой не помешало бы ему следовать. Я не была осведомлена, как сложились ее отношения с нашей уборщицей Ритой, но Ирина даже с нами, сотрудниками собственного отдела, никогда не здоровалась, пролетая мимо с видом снежной королевы. И потом, я не считала себя недружелюбной. Я никогда никому не грубила, я всегда была рада помочь, и замечания Ирины оставили у меня ощущение несправедливости.
Тем не менее весь остаток дня, стоило кому-то бросить на меня взгляд, я разражалась суетливой, испуганной улыбкой, утешаясь лишь тем, что завтра суббота и мне не придется прозябать в этой пыточной под суровым взглядом главного инквизитора.
Диана весь день искоса поглядывала на меня, лениво пощелкивая по клавиатуре (с приходом Ирины в «Синерджи» Диана нечасто проявляла усердие), а в шесть внезапно сказала:
— Пошли-ка выпьем пива.
— О… конечно!
В задымленном многолюдном баре неподалеку от нашего офисного здания место нам нашлось только за стойкой, но я все равно очень радовалась, что Диана позвала меня. До этого мы ограничивались общением на работе. Однажды я была у нее в гостях, но только в связи с выполнением общего задания для тренинга профессионального роста.
Мы заказали пиво и не начали говорить, пока не влили в себя по кружке.
— Дела у нее ни шатко ни валко, — сказала Диана. — Еще есть надежда, что ее выпрут по окончанию испытательного срока. Но это вряд ли.
На темных волосах Дианы мерцали золотистые блики, и я, наверное, в сотый раз подумала, какая же она красивая, загадочная, как чужестранка.
— Почему?
— Потому что руководство, нанявшее ее, ни за что не признает своей ошибки. Это же как сознаться в собственной некомпетентности.
— Но если она неэффективный сотрудник, это же убыточно для компании.
— Ну и что? Тщеславие и гордость отдельных людей выше интересов компании, и уж тем более наших с тобой.
— Мне никогда этого не понять.
— Хорошо. Значит, ты нормальная. А я разведываю потихоньку, смотрю вакансии. Буду претендовать на начальника отдела.
Я вздрогнула.
— Смысл оставаться. Эта сучка не даст мне подняться, а мазохистское удовольствие работать с ней само по себе меня не привлекает.
— Мне будет очень грустно без тебя, — созналась я.
— А чего грустить? Тоже уходи.
— Легко сказать. Кому нужна сотрудница, пять лет протоптавшаяся в ассистентках?
— На твоем месте я бы задумалась, нужна ли мне компания, пять лет продержавшая меня в ассистентках.
— Наверное, я плохо работаю.
— Глупости, ты хорошо работаешь. Во всяком случае, не хуже остальных. Просто ты тихая, незаметная. Другая бы уже давно пошла к Ярославу и стукнула кулаком по столу.
— И ее бы уволили.
— И ее бы повысили. Как минимум начальник бы узнал о ее существовании. А то Ярослав в упор тебя не видит, даже после череды ваших эротических приключений.
От замечания, что Роланд не видит меня в упор, я мгновенно впала в уныние, поэтому сказала:
— А мне все равно.
Диана деловито помахала рукой, подзывая бармена.
— Еще по кружке, пожалуйста. С этим Федей у тебя все, я так понимаю?
Я кивнула.
— А что такое?
— Неразрешимые противоречия. Я бы предпочла встречаться с ним без пива, а он — с пивом без меня. Зато я, кажется, подружилась с моим соседом. Оказывается, не такой уж он и плохой.
Диана загадочно хмыкнула.
— Ничего подобного, — возмутилась я. — В этом смысле он совершенно меня не привлекает.
— Почему? Он страшный?
— Нет, он довольно симпатичный… особенно если его причесать и прилично одеть. Но он мальчишка. Да еще успевший сделать другого мальчишку. Стабильной работы нет, образования нет, своего жилья нет, интересы более чем странные. И к тому же в нем едва наберется 175 сантиметров роста.