— Ни малейшего шанса, сладкие щечки, — отвечает Феникс, спускаясь на один лестничный пролет.
Вот тогда я слышу крики, доносящиеся из кладовки в коридоре.
— Пейдж? — кричу я.
Ассистентка визжит, но что-то мешает ей говорить. Что-то заглушает ее голос. Он, должно быть, засунул кляп ей в рот.
— Заткнись, — рычит Феникс.
— Пейдж! Ты запер ее в чертовой кладовке! — кричу я.
— Ну, а где еще мне ее держать? — со смехом отвечает Феникс, как будто странность заключается в том, что в первую очередь я задаю этот вопрос.
Когда мы на месте, он сажает меня в ванну и включает душ.
Ледяной.
Я кричу от боли, которой окатывает меня падающий сверху и обжигающий мои больные мышцы ледяной каскад. Самое чувствительное место — моя задница, оставленные им красные следы горят, словно картина, нарисованная кровью.
— Нет! — Я пытаюсь отбиться от Феникса, выбраться из ванны, но он удерживает меня внизу.
Хватает меня за запястья и прижимает их к спине, почти выворачивая мне плечо, чем вызывает сильную боль. Затем Феникс машет наручниками у меня перед носом.
— Видишь это? Эдакая крохотная вещичка, которую я прихватил в тюрьме. Я носил их множество раз. Теперь твоя очередь, Принцесса.
Он застегивает один на моем запястье, прежде чем у меня хотя бы появляется шанс выдернуть руки. Другой приковывает к трубе между краном и стеной. Теперь я поймана в безвыходную ловушку, облитая холодной водой, моя кожа покрывается мурашками, а тело начинает бить дрожь от ярости.
— Выключи! — говорю я. — Вода чертовски холодная!
— Ты хотела принять душ. Вперед, — тыкает Феникс в меня пальцем.
До регулятора тепла просто не дотянуться, хотя я стараюсь изо всех сил. Встаю и забиваюсь в угол подальше от напора воды. Феникс подается вперед и тянет меня за затвердевшие соски, заставляя меня визжать.
— Или оставайся под холодной водой, или я буду дергать и тянуть, сладкие щечки. Могу даже вытащить нож, если не сделаешь того, что я велю.
— Нет, — отвечаю, глотая слезы.
— Тогда двигайся, — рычит он, внезапно растеряв веселость.
Делаю то, что он хочет, медленно ступая под холодный душ, отчаянно желая почувствовать хоть капельку тепла. Я голая уже довольно долго, и чувствовать ледяную воду на своей из без того холодной коже теперь еще более болезненно. Я не могу согреться и чувствую, как холод пронизывает до костей.
— Как тебе душ? — с улыбкой спрашивает меня ублюдок.
Хочется ударить его по лицу, но одной свободной рукой мне так далеко не дотянуться.
— Беру свои слова обратно, — произношу я дрожащими губами. — Ты не добрый.
На его лице появляется самоуверенная ухмылка.
— Хорошо.
— Знаешь, что еще оказалось правдой?
— Что?
— Мое предположение о том, что ты мог хотя бы раз в своей жизни поступить правильно.
Феникс прищуривается, его губа дергается, а затем из ниоткуда он превращает воду из ледяного холода в ошпаривающий кипяток. Я кричу, когда вода обжигает мне кожу, и совершенно сбита с толку из-за перепада температур. Я понятия не имею, что горячо, а что холодно, потому что оба чувства приносят боль.
— Пожалуйста, остановись! — кричу я.
— Все еще считаешь меня добрым? — рычит мне в ответ.
— Нет!
— Я. Не. Добрый. — Он наклоняется так близко, что практически сам оказывается под водой. — И секунды не думай, что можешь заставить меня поверить в противоположное.
Я хнычу, закрыв руками грудь и пытаясь защититься.
Он изменяет температуру, возвращая ледяной душ, пробирающий до костей. Я дрожу, кожа горит от чередующихся экстремальных температур, которые он заставляет меня терпеть.
— Теперь будь хорошей девочкой и не двигайся, — говорит он, оборачиваясь.
— Подожди? Ты же не оставишь меня здесь?
Взглянув через плечо, бросает:
— Что, если оставлю? Что ты с этим сделаешь? Будешь кричать? — Коварная улыбка на его лице говорит мне, что излишний шум с моей стороны ему понравится больше.
Внезапно раздается звонок телефона. Феникс на мгновение теряется, и я пользуюсь возможностью, чтобы как можно дальше отойти от напора душа. Невозможно полностью избежать холода, но, по крайней мере, это лучше, чем ничего. Феникс не глядя берет трубку.
— Кто это? — спрашивает он.
Мне кажется невероятно странным, что он не знает. Это, должно быть, новый телефон, поэтому его не должны засечь. Откуда кто-то знает его номер, если парень сам не знает звонящего?
— Подожди, — он кладет палец на микрофон и оглядывается на меня. — Ни звука, потому что тебе известно, что произойдет, если ослушаешься. Я вернусь… скоро.
И затем уходит с той же отвратительной ухмылкой на лице.
Феникс
Закрываю за собой дверь и фокусирую все внимание на звонке.
— Вернулся, — говорю я.
— Что происходит? — спрашивает мужчина на другом конце провода. Это Антонио, один из контактов Организации, который находит задание. Думаю, для меня нашлась работенка, что очень сейчас неудобно.
— Да ничего, просто личное дело, — говорю я.
Слышу крики Ванессы на заднем плане, а также Пейдж, поэтому думаю, что Антонио тоже может их услышать.
— Похоже, дело пахнет трупами, — немного посмеиваясь, размышляет он.
— Не лезь не в свое, — я прочищаю горло. Нужно прекращать этот разговор, потому что я не собираюсь обсуждать с ним свою личную месть. — Что нужно?
— Ага, у меня есть работенка для тебя, которую срочно нужно выполнить, — говорит он. — Я уже выслал тебе подробности.
— Ну, уверен, ты уже понял, что я сейчас очень занят.
— Да, но видишь ли, в чем проблема. Сейчас ты не должен быть занят.
— Это не твое дело, чувак, — отвечаю я, постукивая ногой по полу.
— Ошибаешься. Или уже забыл, кто вытащил тебя из тюрьмы?
У меня начинает подрагивать губа, зарождается желание проделать дыру в стене передо мной.
— Насколько я помню, я сам рыл яму, чтобы выбраться, а не кто-то из вас, долбодятлов.
— Продолжай трепаться в том же духе, Никс, и окажешься следующей мишенью.
— Да на здоровье, — бросаю ему. — Я знаю, сука, что ты этого не сделаешь, потому что у тебя для этого слишком маленькие яйца. Ты, как и я, чертовски прекрасно осознаешь, что я вам нужен. — Я сейчас дышу, как чертов бык — вот насколько я зол. — И, если ты забыл, я был тем, кто позаботился о ДеЛуке. Не ты. Я.
— Босс заплатил охранникам, чтобы те не мешали тебе вырыть ту дыру, в первую очередь. Ты должен нам.
— Это не ты стоял под долбаным дождем и рыл сраную землю, ты меня слышишь? — кричу я в телефон.
— Успокой свои гребаные гормоны, чувак. Я лишь передаю сообщение.
— Хорошо, скажи своему боссу, что я ничего тебе не должен, — выплевываю я.
— Отлично. Мы найдем кого-то другого на эту работу. Но я предупреждаю тебя, Никс. Тебе не понравится, когда босс узнает, что ты уперся рогом.
— Да мне насрать с высокой колокольни. Он нихера мне не сделает. Ему не позволит ДеЛука, — отвечаю я.
— Не знаю, Никс. Босс никогда не слушает никого, кроме себя.
— Мне плевать. Сейчас у меня на уме нечто другое, что гораздо важнее какой-то работенки.
— Ты не хочешь денег? — спрашивает он. — Ты только что вышел из тюрьмы, Никс. Тебе нужно хоть что-то.
Я вздыхаю.
— Как я и сказал... Мне сейчас никто и ничего не нужно. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Значит, больше не хочешь работать на нас? Потому что ты знаешь, что происходит, если ты не...
— Я сказал, не сейчас! А не никогда, — отвечаю я.
— Когда сможешь возобновить работу?
— Скоро, — говорю я. — Я свяжусь с тобой.
— Хорошо. Но должен предупредить, Никс, боссу это не понравится.
— Очень жаль. И не звони на этот номер, пока я не позвоню тебе первым. Это слишком рискованно.
Выключаю телефон и прячу его в карман, делая глубокий вдох. Этот проклятый телефон... Я знал, что нужно было купить совершенно новый. Они отправили мне этот старый после того, как я вышел из тюрьмы. Именно ДеЛука забирал товар из почтового ящика. Неудивительно. Сукин сын.
Ну, неважно. Они знают, что я сейчас делаю. Понимаю, что Антонио мог услышать крики, поэтому Организация должна знать, что меня лучше не беспокоить прямо сейчас. Это означает, что у меня есть время на игры с моей Принцессой.
Но сначала... Мне нужно подобрать нечто особенное. Что-то, что сделает эту игру еще лучше....
Ванесса
Через 30 минут
Боль невыносима, и тот факт, что я не знаю, как долго она продлится, все только усугубляет. Я кричу, потому что этого требует мое тело, а не потому, что я верю, что этим положу конец моим страданиям раньше. Боль выстреливает в венах, когда я размышляю о причине своего нахождения здесь. Виной мои собственные решения. Это мое наказание за то, что я попыталась убедить его дать мне то, что я хочу.
Такой я была всегда, такой меня сделала моя мать — той, кто манипулирует другими, заставляет делать других то, что нужно мне. Но Феникс не ведется на это... и никогда не велся. Он всегда видел сквозь ложь, что делало ее еще более горькой.
Парень слишком хорошо меня знает.
Эта боль — моя собственная ошибка.
Я думала, что смогу победить его в его же игре.
Мой образ жизни дался мне определенной ценой, и сейчас я ее выплачиваю.
Если бы только я сделала другой выбор.
17 лет
Мы с Филиппом идем рука об руку, пока он показывает мне свой дом. Он огромен, и я не могу поверить, что буду здесь жить. Его родители говорят, что он получит его, как только возглавит бизнес, которым владеет его отец. Им не нравится поддерживать особняк, поэтому для них это идеальное решение. Для меня же он подобен мечте.
— Это фойе, — говорит Филипп, когда я вхожу туда.
— Ух ты... оно потрясающее, — восторгаюсь я.
Все, к чему я прикасаюсь, кажется бархатистым и выглядит дорогим. Краем зрения замечаю в кресле Артура, читающего книгу и внимательно наблюдающего за нами. Ну, в основном, за мной. Его постоянный взгляд заставляет меня краснеть, поэтому я отворачиваюсь и смотрю на Филиппа.
— Почему твой брат так смотрит на меня? — спрашиваю шепотом.
Он наклоняется.
— Ну, он вроде как завидует, что ты моя.
Улыбка на лице Филиппа заставляет меня покраснеть пуще прежнего.
— Зачем? Я имею в виду, он похож на парня, который мог бы заполучить любую девушку, которую захочет.
— Хм... если ты так говоришь, — протягивает Филипп. — Мой брат просто любит то, чего не может иметь.
— Например, меня? — спрашиваю.
— Всё, что у меня есть. Тебя. Компанию. Мою жизнь. — Филипп улыбается брату, что заставляет того опустить глаза и вновь погрузиться в чтение. — Артур всегда охотился за всем, что мои родители давали мне.
— Ладно... неудивительно.
— Но он этого не получит.
Я сглатываю.
— Что ты имеешь в виду?
Филипп прищуривается.
— Дело моего отца — мое. Я займу пост генерального директора после окончания школы, научусь снимать фильмы и заставлю свою семью гордиться мной. Я — все, что они хотят от сына. Артур... ну, скажем, он всегда на втором месте.
— Конечно, он будет завидовать, — понимаю я. — У тебя есть все, что он хочет. Чего все хотят.
— Именно поэтому я намерен удерживать его как можно дальше, — от темноты в его голосе у меня появляются мурашки. Что-то подсказывает мне, что братья действительно не ладят. Похоже, что впереди ждет много соперничества. И все же не могу не задаться вопросом, а все ли, что касается Артура, говорит мне Филипп. В истории всегда больше, чем одна сторона.
Филипп кладет руку мне на поясницу и направляет в фойе, прежде чем мне удается задать больше вопросов. Он сопровождает меня на кухню, где его мать разливает напитки для гостей на улице. На эту вечеринку пригашены многие, среди них также и моя семья. Мои родители думали, что это отличный способ связать меня с Филиппом.
— О, Ванесса, — обращается его мать, поворачивая голову. — Я тебя не видела.
— Извините, мэм, — отвечаю я. — Филипп просто показывал мне ваш прекрасный дом.
— Спасибо, дорогая. Ты прекрасно выглядишь в этом платье, — говорит она.
Женщина роется в кармане и достает какой-то маленький флакончик, открывает крышечку и выливает содержимое в один из бокалов.
— Что это? — шепчу я Филиппу.
— Скоро узнаешь, — отвечает он мне.
Улыбка появляется на лице его матери, когда она берет поднос и подходит к нам.
— Дорогая, не будешь ли ты так любезна отнести это гостям снаружи?
— Конечно, — говорю я.
— Извини, что прошу. Просто мы здесь очень заняты.
— Нет, все нормально, — отвечаю ей, когда беру поднос.
— О, и можешь удостовериться, что этот бокал достанется вон той женщине в одежде с меховым воротником. — Она указывает на конкретный бокал, в который ею было добавлено дополнительное содержимое.
Нахмурившись и смутившись подобной идеей, я киваю.
— Пойдем, — говорит Филипп, снова направляя меня на улицу. — Мы не хотим заставлять гостей ждать.
Прежде чем что-либо понять, я выхожу на крыльцо, иду к столу, где сидит женщина в подходящей одежде. Подходя ближе, я начинаю узнавать ее. Она напоминает мне одну женщину, с которой мой отец спорил на национальном телевидении о стремлении к равноправию. И лишь когда я останавливаюсь рядом с ней, понимаю, что это действительно она.
Женщина поднимает на меня взгляд. Мои губы приоткрываются, но воздух, кажется, застревает в горле. Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Филиппа, остановившегося у двери и спрятавшего руки в карманы. Он внимательно наблюдает за мной. По его взгляду понятно, что он бросает мне вызов... Велит принять решение.
Это оно. То, к чему все сводится. Витающее вокруг зло загнало меня в положение, в котором я вынуждена выбирать между правильным и неправильным.
Моя мать однажды предупредила меня об этом. Сказала, что наступит момент, когда мне придется сделать выбор. Какой бы он ни был, сделать его легко, а вот последствия невыносимы. Семья и удача или одиночество и нищета. Если я этого не сделаю, то потеряю свою семью, нынешнюю жизнь, и они, вероятно, убьют Майлза. Если сделаю, значит, получу все, но потеряю невиновность. Свою добродетель.
Что грядет, того не избежать.
Кто-то умрет. Майлз или эта женщина. Я или моя семья. Что мне выбрать?
Одна жизнь за другую.
Когда поворачиваюсь к женщине, она произносит:
— Наконец-то наши напитки прибыли.
Дрожащими от страха пальцами парю рядом с двумя бокалами, поскольку мне приходится делать окончательный выбор. Я говорю себе, что могу это сделать. Но это не так. Я могу это сделать. Но не в силах.
И тогда выбор делают за меня.
Женщина сама берет бокал. Я задерживаю дыхание, скользя взглядом от бокала на подносе к тому, что у нее в руке. Она подносит его к губам, и на мгновение мое сердце перестает биться. Сделай выбор. Делай выбор, Ванесса. Сделай его!
Затем она делает глоток.
Секунды кажутся минутами, когда я в ужасе разворачиваюсь на каблуках и ухожу с места преступления, свидетелями которого вскоре станут все вокруг. Я уже слышу, как она задыхается. Не проходит много времени прежде, чем бокал выпадает из ее руки, и в толпа начинают кричать.
Я сделала свой выбор.
Поставила себя, свою любовь и потребности выше чужих.
Теперь я такая же порочная, как и моя мать.
Я не в силах оглянуться назад и посмотреть, но моя мать внезапно хватает меня за руку и поворачивает, заставляя засвидетельствовать свое уничтожение.
— Молодец, дорогая, — шепчет она. Мама так счастлива, хотя каждая косточка в моем теле дрожит от ужаса от только что содеянного.
— Не говори так, — бормочу я, чувствуя себя уже виноватой.
— Почему нет? Видишь это? Это власть, — на ее лице появляется торжествующая улыбка.