Я втягиваю воздух, когда он целует меня в шею, нож все еще находится в нескольких дюймах от того, чтобы снова проколоть мою кожу. В сказанном двойной подтекст: я не знаю, что думать или как почувствовать именно то, что он хочет.
Феникс шепчет:
— Думаю, я бы лучше оставил тебя в живых, чем позволил умереть, не развлекшись. — Лезвие скользит вверх и вниз от подбородка. — Ты согласна?
Киваю, стараясь не наткнуться на лезвие ножа.
— И сейчас мне очень весело, — продолжает он, затягивая поводок еще крепче, словно хочет услышать, как я задыхаюсь. — И могу сказать, что тебе тоже.
— Чем я себя выдала? — Я вкладываю столько сарказма в шутку, сколько могу.
— О, не думай, что сможешь скрыть свое волнение от меня, Ванесса. Я знаю, как рьяно ты жаждала такой сильной руки, как моя. — Нож скользит по моему предплечью, словно ласкает меня. — Все эти годы черствого брака, должно быть, оставили тебя чертовски голодной…— рычит он мне на ухо, облизывая мочку. — Изголодавшейся по настоящему мужчине.
Я вздыхаю, чувствуя его улыбку кожей. Как бы отчаянно мне ни хотелось отрицать его требования, должна признать, что я всегда хотела сильного, независимого, доминирующего мужчину, кого-то, кто был бы в состоянии заполнить мое сердце и мне не потребовалось бы вручать его на блюдечке. Тот, кто любил бы меня за то, кем я была, без запретов.
Вот только я не хочу, чтобы Феникс был этим мужчиной.
Как он мог? После всего, что мы сделали друг другу?
— Да ладно, — говорит Феникс и тянет меня за поводок за собой на кухню.
Я с удивлением обнаруживаю, что стол на двоих уже накрыт. Кажется, мое удивление привлекает его внимание.
— Впечатлилась? — спрашивают меня, привязывая поводок к деревянной балке.
— Ждешь компанию?
Он хмурится, как будто не понимает вопрос.
— Нет. С чего ты взяла??
— Хочешь сказать, что накрыл и на мою персону тоже?
— Ну, как уже было сказано, я думал, что ты, возможно, проголодалась. — Его ухмылка до чертиков раздражает и остается сексуальной… Боже, я не уверена, чего хочу: высказать ему все или улыбнуться в ответ.
Особенно, когда он начинает покусывать кольцо в губе... Черт, это горячо.
Господи, почему я думаю об этом?
— Сядь, — приказывает Феникс, что дает мне повод отвлечься от мыслей. — На колени.
Сажусь на пол, но он привязал поводок так высоко, что тот заставляет меня закинуть голову.
— Не двигайся, — произносит Феникс. — Ты знаешь, что произойдет, если ослушаешься.
В этом положении, в углу комнаты, я выгляжу как девушка, которая кого-то ждет. Всегда ждет... ждет его. Так, как он, вероятно, хотел бы этого.
Это игра. Все это. Интеллектуальные забавы — то, чем он занимается. И это работает.
Со снисходительной улыбкой Феникс идет обратно к плите и начинает готовить вкусные блины, которые заставляют мой рот наполниться слюной, когда я слышу их запах. Черт, не знала, что парень так хорошо готовит. Через тридцать минут мой живот убивает меня, как и ноги, но я не могу пошатнуть его веру в свою преданность, чтобы заставить его думать, что он главный. Иногда он бросает на меня быстрый взгляд, переворачивая блины и одновременно затягиваясь сигаретой. Самодовольное выражение его лица заставляет меня покраснеть.
Закончив, он ставит тарелку на стол, выпускает дым изо рта и подходит ко мне. Развязывает поводок и нежно держит его в руке, даже не туго, словно не ждет, что я сорвусь на бег. И он прав: я не побегу, потому что знаю, что не смогу избежать его хватки. Пока нет. Я должна дождаться подходящего момента, пока он не снимет все ограничения, и его сердце не откроется.
Как оно делало до того, как я растоптала его.
Должна сказать, что сожалею о своих поступках в прошлом, но не могу изменить того, что сделала. Мне ненавистно то, как я отнеслась к нему, но это было сделано из правильных побуждений. Однако то, что сделал Феникс, было неправильно.
Он попытался подставить меня за убийство моего мужа. Запереть меня в клетке.
И превратился в монстра.
И теперь я его. Питомец монстра. Но мы с ним оба знаем, что он не так прост, как кажется. Мы — монстры в нашей собственной истории. Я обвела его сердце вокруг пальца и раздавила голыми руками. Давным-давно домашним животным был он... а потом я стала чудовищем. Теперь роли поменялись. Не могу сказать, что не ожидала этого. Просто не думала, что он буквально свяжет меня и будет кормить блинами с широкой улыбкой на лице.
Кажется, он чересчур наслаждается этим.
— Как блинчики? — спрашивают меня, поднимая вилку с еще одним кусочком.
— Вкусные, — отвечаю, проглотив.
— Ты серьезно, или говоришь это, чтобы доставить мне удовольствие? — Феникс машет следующим кусочком перед моим лицом, как будто это игра, и я должна протянуть руку и ухватить его.
— Серьезно, — говорю я.
— Хм… или, может быть, за тебя говорит голод.
— Может быть. Ты не так уж часто меня кормил.
— Это потому, что ты этого не заслуживала, — размышляет он, кладя очередной кусок мне в рот.
Немного прожевав, я спрашиваю:
— А теперь?
— Хмм… — Он улыбается, опираясь на руку, как будто ему скучно. — Ты была хорошей девочкой в последние несколько дней.
— Хмм… мне принимать это как комплимент? — шучу я, открывая рот, чтобы дождаться следующей порции.
Он просто смотрит на меня из-под ресниц.
— Знаешь… Мне нравится, когда этот твой красивый рот открыт. Пробуждает желание сунуть туда что-нибудь еще.
Мои щеки вспыхивают, а затем он суёт мне в рот еще один кусок блина, не давая мне отреагировать. Когда я проглатываю его, Феникс тянет меня за поводок и говорит:
— Покажи свою признательность, Принцесса. Губки вверх.
Я закрываю глаза, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы, его вкус смешивается со сладостью блинов. Он совсем не грубый, просто медленный и чувственный, что сбивает меня с толку, потому что я этого не ожидала. По крайней мере, не от него. Он всегда такой требовательный и стремительный, как будто хочет извлечь максимум из тех секунд, которые у него есть, а теперь отрывается. Облизывая губы, стону между каждым поцелуем. Его звуки и поцелуи очаровывают. Я марионетка для его желаний, и я даже не против.
— У тебя приятный вкус, Принцесса… — бормочет он мне в рот. — Как клубника в меду. — Феникс прикусывает губу и снова целует меня, крепко держа поводок, как будто боится, что я отодвинусь, если он этого не сделает. Я бы не стала, даже если бы он отпустил его полностью.
— Интересно, везде ли ты такая на вкус, — говорит он, вставая со стула, чтобы подойти ко мне. Притягивает меня для еще одного поцелуя, кладя свои загребущие руки мне на талию. Они медленно ползут к моей заднице, слегка сжимая, когда поцелуи становятся более глубокими и энергичными. Феникс стонет в мой рот, оголяя все мои чувства, когда его хватка на поводке и заднице становится крепче.
— Иди сюда, — рычит он, внезапно поднимая меня с пола и сажая на стол.
Отодвигает в сторону тарелки и столовые приборы, освобождая место для того, чтобы я могла уместиться, пока он пожирает мой рот. Не знаю, откуда в нем столько похоти, но ни на что не жалуюсь. Я бы предпочла этого Феникса, чем желающего убить меня. Полагаю, я не единственная, кто сожалеет. Ведь мы когда-то были любовниками. Трудно не вернуться к былому.
— Черт, я хочу попробовать тебя на вкус, — бормочет он, целуя меня в грудь.
Крошечный розовый топик, который он купил для меня, сорван, ткань разорвана в лохмотья. Взяв мою грудь в ладонь, он приникает к ней губами и с силой всасывает. Так сильно, что заставляет меня громко ахнуть, и, когда кусает и дергает мой сосок, я визжу от возбуждения.
— Кажется, тебе нравится эта боль, Ванесса, — протягивает он, облизывая мой чувствительный сосок.
— Ну, я, черт возьми, не против, — стону я, когда он делает то же самое с другим.
— О, теперь мы изменили решение? — поднимая голову, говорит он с ухмылкой. — А я уж было подумал, что ты не хочешь, чтобы я использовал тебя как игрушку для секса.
— Этот вариант кажется мне лучше.
— Чем что?
Смотрю в его глаза.
— Чем быть мертвой.
— О, — смеется Феникс. — Есть много-много вещей, которые я хочу сделать с тобой, Принцесса, и убийство все еще находится на вершине списка.
— Тогда почему ты не сделаешь этого? — спрашиваю я.
Он хмурит брови и останавливается, чтобы посмотреть мне в глаза, дергает за поводок. Но вместо ответа прижимается губами к моим и отгоняет зародившееся до этого сомнение.
Конечно, он все еще хочет убить меня. Кто бы не хотел после того, что я сделала.
Он просто не может. Все, что осталось от его сердца, не позволит ему.
ФЕНИКС
Черт бы побрал ее и ее стремительный поток вопросов.
Когда отрываюсь от ее губ, то хочу прильнуть обратно. Говорю себе, что не должен — что она для меня чертова погибель, и что я до охерения не подхожу ей, — но я просто не могу, мать ее, держаться подальше. Но каждый раз, когда она открывает свой чертов рот, из него вылетает что-то, что напоминает мне обо всей ненависти, которую я храню внутри, и это бесит меня.
Так что я тянусь за кухонной салфеткой и засовываю ее ей в рот.
— Заткнись и держи это.
Ванесса возмущенно бурчит, но я игнорирую звуки и продолжаю восхищаться ее красивой грудью. Нет ничего лучше, чем зарыться лицом в пару сисек по утрам. Лучший способ начать день.
Я толкаю девушку дальше по столу, беру ее грудь в ладони и сжимаю. Ее стоны проникают сквозь ткань и заставляют мой член дергаться. Мне наплевать на то, что я на самом деле должен делать сейчас, когда она у меня в руках; все, что я хочу — это трахать ее изо дня в день. Это заставляет меня думать обо всех тех былых годах, когда все, что я хотел, это быть с ней. Все остальные могли отсосать и пойти нахрен. Вот только так не получилось, поэтому я отталкиваю эту мысль.
Вместо этого я задираю ее юбку вверх и позволяю пальцам скользить по ее бедрам к складкам между бедер, быстро двигая пальцами по ним и дразня Ванессу. Ее стоны настолько возбуждают меня, что я начинаю облизывать и покусывать ее ухо и шею. Уровень ее возбуждения заставляет ее выплюнуть ткань, но мне насрать. Я чувствую себя как животное, желающее опустошить ее. Я выхожу из-под контроля и мне плевать. Потому что я хочу трахнуться. И все. Точка.
Сметаю все со стола, не задумываясь, куда все полетит, крепко обнимаю Ванессу и глубоко целую. Врываюсь языком в ее рот, облизываю с жестокостью, которую не испытывал долгое время. Одной рукой сжимаю ее мягкую задницу, а другой дразню между ног, вырывая у нее стоны. Люблю звуки, которые она издает, и это возбуждает меня настолько, что я хватаю ее за горло и толкаю по столу. Испуганный взгляд в ее глазах, когда я расстегиваю свой ремень одной рукой, проходится по мне ознобом. В приятном смысле. Каков наплыв. Такое ощущение, что я под кайфом, когда снимаю ремень и обворачиваю им ее волосы, словно резинкой для волос, а затем привязываю ремень к ножке стола. Отхожу и беру провод, который она хранит в ящике, и привязываю ее ноги к столу. Пока ее руки над головой, ей никуда не деться. Грудь поднимается с каждым вздохом, и я вижу ее панику.
— Расслабься, Принцесса, — говорю я, позволяя пальцу скользить по ее груди. — Тебе понравится.
Ванесса качает головой и начинает дергать за провод, что заставляет меня потянуться к ножу. Ее глаза расширяются, когда она видит, как лезвие опускается и прикасается к ее коже. Визг, вырывающийся из ее рта в тот момент, когда я провожу ножом вниз по животу, волнует почти как оргазм.
— Не двигайся, Принцесса, — повторяю я. — Боли не будет. Много.
— Пожалуйста, не надо…
— Что? Не пускать тебе кровь?
— Нет.
— Рано или поздно тебе это понравится, — протягиваю я, склоняясь над ней. — Я в этом уверен.
— Я тебе не верю, — прерывисто вздыхая, произносит она.
В ответ улыбаюсь.
— Тогда, думаю, просто нужно подождать и посмотреть.
Я использую нож в качестве маркера, рисуя узор и не пуская кровь. Она с тревогой в глазах следит за кончиком, словно пытается к чему-то подготовиться. Дело в том, что она никогда не узнает, когда это произойдет. Выражение ее лица бесценно. На нем такая мука, вид, как она распадается понемногу... как пища для моей души.
Пот стекает по ее коже, и затем, когда я позволяю кончику лезвия кольнуть, Ванесса взвизгивает. Но я знаю, что боли не так много. Пробовал на себе много раз. Всегда нужно знать, что будут чувствовать мои жертвы, когда я начну делать с ними подобное. Конечно, страх довлеет над ее чувством нормальности. Она позволяет ему контролировать ее, вместо того, чтобы испытать его таким, какой он есть. Страх — это возбуждение. Страх является частью нашей души. Страх заставляет нас чувствовать себя живыми.
И Ванесса должна быть благодарна, что все еще жива.
Ее жизнь в моих руках. Одним движением я могу убить ее прямо здесь и сейчас. Но нет.
Вместо этого я наклоняюсь и высасываю кровь из ее кожи, нежно целую ее, позволяя своему языку скользить по животу Ванессы.
Девушка извивается подо мной, ее тело изгибается, чтобы встретить мой рот, но разум все еще сосредоточен на страхе.
— Перестань думать, Ванесса, — говорю я. — Сейчас это не принесет тебе пользы.
— Что ты делаешь? — спрашивает она.
— А на что похоже? — отвечаю, срывая юбку, чтобы увидеть ее прекрасную киску. — Наслаждаюсь тобой в полной мере.
— Высасывая мою кровь?
Я хмурюсь, помахивая ножом в воздухе.
— Знаешь, тебе действительно следует учесть тот факт, что я уже мог тебя убить. Возможно, ты захочешь подумать об этом, когда я наброшусь на твою киску.
Она сглатывает.
— Это такой способ сказать, что ты не убьешь меня сейчас?
Я улыбаюсь.
— Мне просто нравится видеть страх в твоих глазах, Принцесса. Ничего больше. — Подношу нож ко рту и облизываю лезвие. Чувствую вкус ее крови и своей собственной, поскольку лезвие ранит язык, но мне все равно. Я теряюсь в экстазе, живу на краю, хочу прыгнуть с ней.
Она содрогается, ее губы дрожат, когда я подношу нож к ее лицу.
— Давай, сладкие щечки, улыбнись мне, — говорю я.
Правый уголок ее губ дергается в фальшивой улыбке, которая ни на секунду не трогает меня. Черт ее дери, обычно она настолько фальшивая, насколько это возможно, способна показать себя без изъянов, и теперь настоящие эмоции вдруг одолели ее?
Нахер.
Я втыкаю нож в стол рядом с ее головой, заставляя ее закрыть глаза.
— Посмотри на меня, — начинаю я. — Открой глаза, Принцесса.
Она медленно подчиняется.
— Пожалуйста... Феникс.
— Пожалуйста, что? Тебе не нравится, когда я хочу слизнуть кровь с твоей кожи? Ты должна быть польщена.
Она качает головой.
— Я, блядь, не верю тебе, — выплевываю я, хватая ее киску одной рукой, от чего девушка содрогается. — Держу пари, она скажет мне правду.
— Нет, — повторяет она, все еще дрожа.
— Чего ты так боишься? — спрашиваю я. — Этого ножа? Крови? Боли? Смерти? Чего?
— Тебя.
Ее ответ, без сомнения, застает меня врасплох, и на мгновение я не знаю, что сказать. Я думал, что она выберет боль или даже смерть, но вместо этого она говорит что-то, что заставляет мое сердце сжаться и умереть. По крайней мере, так я себя чувствую. Как будто мое сердце прожигает дыру в ее груди. Или в ее глазах. В любом случае, теперь я в заднице. Я начал чувствовать то, чего не должен был.
Наклоняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Разве ты не чувствуешь волнение, пронизывающее твое тело? Адреналин, бегущий по венам? Разве это не намного лучше, чем безжизненная, похожая на статую кукла, которой ты была последние несколько лет?
— Я… — она заикается. — Я не знаю.
— Твое сердце знает. Как и твоя киска. — Я провожу пальцами по ее складкам, уже теплым и влажным. — Она жаждет острых ощущений. Ты жаждешь жизни. Реальной жизни. Не фальшивого притворства. Не того, что может тебя убить, — шепчу я ей на ухо. — И я дам тебе эту жизнь.