«Откажешь один раз в самом начале и больше не позовет, снова проигрыш», — отвечаю, наученная опытом.
«А может месячные?» — вспыхивает Любино сообщение с лампочкой.
«Месячные на первом свидание — это как-то фу», — хнычет Надя.
«Ему нравится твоя фигура, он же уже позвал тебя на свидание», — подбадриваю подружку.
«Вам легко рассуждать, вы обе худосочные».
— Вер, я бы хотел с тобой поговорить, — странно вернуться в реальную жизнь, когда только что смеялся в виртуальной.
— Я тебя слушаю, красавчик, — улыбаюсь Виктору.
— Руслан Владимирович…
Вздыхаю, откидываясь на кресло, в телефон больше не смотрю, настроение испортилось.
— О нет, опять этот Полянский.
— Он пожелал, чтобы я встречался с дочерью одного очень важного клиента. Я ей понравился, она заинтересована.
Отличный разговор у нас получается. Полянский предупреждал, что подобрал для Виктора телок. Но я не ждала, что это будут богатые телки. Самовлюбленный гад играет нечестно. Что я могу противопоставить многомиллионному состоянию? Пронырливый олигарх знал, куда именно давить. Подсунул Виктору не глупую телочку с подиума, а такую, чтобы Виктору было тяжело отказаться. Еще бы собраться с духом и отдаться своему кавалеру.
— Я должна благословить вас? — широко улыбаюсь. Ревности почему-то не чувствую, хотя должна, наверное.
— Она звонит мне сама, спрашивает «как дела и настроение».
Это камень в мой огород, Виктор не раз попрекал меня тем, что я не проявляю активности в наших отношениях.
— Сколько тебе лет, Виктор Сергеевич?
— Двадцать девять, — крутит он руль, поскрипывая дорогой кожей.
— А кажется, что пятнадцать. Какого черта он указывает тебе с кем встречаться?
— Я отказался!
— Да неужели? А то я уже хотела выходить из машины на ходу.
Он вздыхает, добавляя:
— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.
— Зачем ты меня взял загород, если стыдишься наших отношений?
— Иногда ты бываешь несносной.
Смеюсь в голос:
— Это тебе Полянский сказал?
— Просто будь посдержаннее, сиди тихонько, никуда не встревай.
Я картинно замираю, боясь даже вздохнуть:
— Ладно, я буду изображать вазу.
— Почему бы тебе просто не быть милой?
— Ладно, я буду милой вазой.
Виктор качает головой, явно не разделяя моего веселья.
— И, пожалуйста, не подходи к Полянскому.
— В прошлый раз он сам пришел на балкон, где я стояла, я не виновата!
— Вера, ты могла бы уйти, — возмущается.
— Ну это как-то неприлично.
— А пререкаться с ним прилично? Он тебя просто не выносит.
Пожимаю плечами, бормоча себе под нос:
— Наши чувства взаимны.
Виктор замечательный, он достоин самого лучшего. Он интересный, добрый и заботливый, вон даже богачка его себе присмотрела. Я должна беречь и ценить его.
Загородный дом близнецов-ювелиров оказывается просто огромным. Деревянные балки, источающие аромат натурального дерева, панорамное остекление, столбы из декоративного камня, подпирающие сложную по форме крышу. И очень много цветов. Шикарные клумбы с яркими цветочными композициями здесь повсюду, они очерчивают по контуру бассейн и окутывают часть дома. А плитка под ногами настолько замысловатая, что можно долго и с интересом рассматривать ее рисунок. Красиво жить не запретишь.
Уже пахнет шашлыком, слышатся плеск и гогот возле бассейна. Непроизвольно нахожу крупную, стройную фигуру олигарха. Полянский, одетый в одни плавки, становится на край бассейна и прыгает. Длинное, обтянутое мышцами тело красиво и аккуратно погружается в воду. Кажется, этот гад умеет все. Дайте мне шанс, и я с разгона плюхнусь в бассейн кулем, расплескав всю воду по территории. Блестящий и гладкий от воды, олигарх выныривает и кладет руки на бортик. В свете солнца он еще красивее. Его мокрое мускулистое, крепкое тело хочется гладить и массировать. Но завидев меня, он хмурится.
Неподалеку, на кожаном лежаке, нежится Дарья. Снова без лифчика, загорает и даже не беспокоится, что все вокруг видят ее сиськи. Похоже, этот факт не особо парит и самого Полянского.
Виктор берет меня под локоть и сажает за стол, в самый дальний угол, под раскидистую пальму, где за грудой нарезанных овощей и шашлыков, меня практически не видно.
Глава 23
— А Вы значит у нас Верочка?
— Ну конечно это и есть Верочка!
С двух сторон от меня садятся абсолютно одинаковые мужчины, на вид им чуть больше сорока, оба страдают лишним весом. По большому количеству перстней на руках и цепей на шее, я догадываюсь, что это и есть Акиншины, владельцы дома и ювелирной империи.
— У вас очень красивый дом, — пытаюсь быть вежливой, поворачиваюсь то к одному, то ко второму.
— Верочка, Вы даже не представляете, сколько было проблем с ремонтом.
— Да, с ремонтом было много проблем, Верочка.
Я киваю, поддерживая беседу.
— Но результат-то вышел отличным. Очень красиво.
Они сидят ко мне так близко, что мне кажется, будто я начала страдать клаустрофобией. Забавные хозяева дома давят своим вниманием похлеще сжимающихся дверей лифта.
Виктор ко мне не подходит. В его руках я все время вижу бокал с золотистым спиртным напитком, на дне сверкают кусочки льда. Мой спутник, который привез меня на это фазенду, переходит от одного гостя к другому. Рядом с ним все чаще появляется красивая, высокая девушка, она, улыбаясь, меняет ему пустой бокал на полный. Вместе они много смеются.
— Верочка, а хотите шашлыка? — интересуется один из Акиншиных.
— Конечно, она хочет шашлыка, зря что ли приехала в загородный дом? — вторит ему брат.
Передо мной тут же появляется тарелка с горой мяса.
— Верочка, ешьте, — накалывает один из них мясо на вилку и сует эту саму вилку мне в рот, пытаясь накормить, будто маленькую девочку.
— Да, ешьте мясо, Верочка.
— Белок очень важен!
— Несомненно, без белка никуда.
Я забираю у него вилку и, улыбаясь, ем сама. А то, блин, не отстанут. Акиншины много болтают, постоянно перебивая друг друга. Честно говоря, моя голова начинает трещать от чрезмерно разговорчивых хозяев.
Довольно быстро темнеет. Взгляд ищет Виктора, но тот будто сквозь землю провалился. Пока Акиньшины, опережая друг друга, рассказывают о пользе огурцов и хлеба, я чувствую, что мою кожу начинает покалывать. Подобное ощущение я испытываю каждый раз, когда где-то поблизости оказывается один самовлюбленный гад. Я будто чувствую его кожей. Она тут же покрывается томительным жаром. Стол у хозяев просто огромный, то и дело за него кто-то садится, ест, затем уходит, собираясь кучкой в беседке. Гостям нравится плавать в бассейне при свете уходящего солнца или просто смеяться, отдыхая на кожаных креслах вдоль дома. И только Акиншины сидят возле меня, будто приклеенные.
Кожу по-прежнему покалывает, по позвоночнику ползет змейка возбуждения. Я поднимаю глаза, понимая, что за столом сейчас никого нет, кроме меня, Акиншиных и… Полянского, который длинными красивыми пальцами ломает хлеб, медленно, основательно жует, сверля меня взглядом. Я снова испытываю трепет. Какое-то мгновение мы смотрим друг на друга. Мне кажется, сейчас он скажет в мой адрес какую-нибудь гадость, чтобы выставить в дурном свете перед хозяевами, но он молча режет мясо на кусочки. А затем снова поднимает на меня глаза.
На улице уже совсем темно, становится прохладно.
— Верочка, а Вы вино какое любите красное или белое?
— Красное или белое вино Вы любите, Верочка?
Не отвечаю, плевать мне на вино. Я смотрю на Полянского. Почему-то не могу не смотреть, он как будто умеет управлять моим разумом и телом. Чертов богатый кретин.
И в этот момент на мои колени летит бокал красного вина, оставляя огромное алое пятно на шортах.
— Ой, простите мою неловкость, Верочка!
— Да, простите, Верочка!
— Лучше замыть!
— Да, надо пойти в дом и замыть!
Олигарх в конце стола, почему-то, щурится, жевать начинает медленнее, а следить за происходящим внимательнее. Я встаю. Отчаянно пытаясь понять, чем выводят пятна от вина. Один из Акиньшиных берет меня под руку и ведёт в дом. Его грузное тело движется необычно быстро для такой массы.
— Мы поможем!
— Да, мы поможем!
— Это не проблема!
— Это совершенно точно никакая не проблема!
Я иду в туалет на первом этаже. Но хозяева меня разворачивают, почему-то настаивая на том, что замыть пятно лучше на втором. Воспитание не дает мне спорить. Хватит мне одного врага среди богачей. И, поднимаясь на второй этаж, я быстро нахожу ванную в гостевой спальне, нагибаюсь над раковиной и тру пятно.
И в этот момент свет перегораживает тучное тело одного из Акиншиных. Я оборачиваюсь, он странно улыбается, думаю, что отстирать все равно не удастся, пытаюсь пройти. Но обойти невозможно, Акиншин слишком огромный, своим широким телом он перекрыл весь проход.
Я стою в центре ванной, а с другой стороны, за моей спиной, возникает второй Акиншин. И назад не могу и веред некуда. Эти добродушные толстяки меня пугают. Что это вообще все значит?
Неожиданно, тот Акиншин, что позади, начинает поглаживать мои руки выше локтя, отводит их назад, а тот что впереди меня, сжимает талию.
— Верочка, Вы выглядите игривой!
— Да, такой затейницей!
— Что? — в желудке начинает тянуть, ноги становятся ватными от страха.
Ничего не понимаю. Сейчас меня держит не сильные руки, сводящие с ума, а противные липкие пальцы чужих мужиков, от которых пахнет едой и мятными леденцами. Мне кажется, что это не два ювелира зажали меня между своими грузными телами, а напал паук с четырьмя мохнатыми лапами. Они трогают мою шею, талию, живот, ноги и бедра, они повсюду. Меня тошнит от отвращения.
— Верочка, Вы чудесны тем, что не худая и не длинная.
— Да, мы не любим длинных, а на Вас вот мяско есть.
— А мясо полезно!
— Мясо — это белок!
— Из белка строятся клетки!
— Клетки — это наш организм!
Паучья лапа трогает мою промежность. Это отвратительно. Начинаю дрыгаться, выкручиваясь, но я словно чертова сосиска, зажатая между двух булок. Паук движется, выталкивая меня в спальню. Вот зачем им нужен был второй этаж, одна из «булок» делает мне ловкую подножку, и я лечу на кровать, грудью вперёд.
Богачи, олигархи, миллиардеры делают то, что им нравится. Их жизнь отличается от существования обычных людей, они играют чужими судьбами, их головы кружатся от вседозволенности. Ни один полицейский меня не послушает, и я никогда не смогу доказать, что меня изнасиловали. Я должна радоваться, что попала в их облитый роскошью дом! Я должна быть счастлива, что поела мяса из мраморной телятины и нюхнула роскоши.
Кричу, что есть силы, но никто мне не услышит. А если даже и услышит, то не поможет! Это их дом! Они сказочно богаты, а я сраная библиотекарша, бесправная, распластанная под громоздким телом миллионера.
Ужасающее, жуткое ощущение, меня вмяли в кровать, продавив своим телом в матрас до самых пружин.
— Мы любим делиться, Верочка!
— Да, мы любим делиться!
— Все пополам!
— И любовь пополам!
— Бутерброды такие вкусные!
— Да, они вкусные.
Один богач лежит на мне сверху, а второй на коленях подползает к лицу, натужено кряхтит, расстегивая ширинку. Я даже вздохнуть не могу, кажется, и кричать уже не могу. Из окон орет музыка, к празднику присоединился новомодный ди-джей, он крутит пластинки, призывая всех веселиться.
Глава 24
Я жмурюсь от тяжести и боли, не могу пошевелиться из-за навалившегося на мою спину тела. Глаза щиплет от слез. Мне душно и обидно от несправедливости, противно от чужих, врывающихся в мое личное пространство запахов. В момент, когда отчаянье достигает своего пика, когда в ушах из-за психоза начинает дико звенеть, а руки немеют от бесконечных попыток выкарабкаться, и когда кажется, что меня уже никто и ничто не спасёт, я слышу звук похожий на щелчок кнута. Последний раз я слышала нечто подобное в цирке. Еще щелчок, свист ветра и визг, не мой, чужой, напоминающий поросячий. Туша на мне вскрикивает, с грохотом скатываясь с кровати.
— Так не пойдет! — возмущается тот, что все еще на постели, и тычет мне в лицо своим вялым маленьким членом.
— Так определенно не пойдет! — визжит с пола второй.
А я, вместо того, чтобы вскочить и бежать отсюда подальше, плачу, вцепившись зубами в чужую, стального цвета простынь. Щелчки продолжаются, разрывая клочьями воздух. Гонимые паникой, толстяки собирают свою одежду и истерично мечутся по комнате, сталкиваясь друг с другом.
— Руслан, ты не прав!
— Руслан, наш договор больше не в силе.
— Никакого договора, Руслан!
— Пошли вон! — шипит до боли знакомый голос.
— Ты у нас дома, Руслан!
— Да, дом наш, а ты гость!
— Ты сдурел, Руслан?
— Ты определенно точно сдурел!
Руслан?! Я знаю только одного Руслана, и он скорее сдохнет, чем придет ко мне на помощь. Или я совсем не разбираюсь в людях? Резко вытираю слезы и оборачиваюсь. И все что было черным, вдруг становится белым.
Голый по пояс, одетый лишь в черные дорогие брюки, Полянский наматывает на руку длинный кожаный ремень, потом разматывает и хлещет им жирные туши моих насильников. Сильные удары летят один за другим. Он не бросается на них в рукопашную, не царское это дело руки марать. Олигарх загоняет извращенцев, как гонят загулявшийся непослушный скот на пастбище. Я настолько впечатлена увиденным, что дышу через раз и, кажется, даже мое сердце на секунду останавливается. Ремень оставляет широкие красные полосы на спинах Акиншиных. Отмерев, начинаю смеяться, настолько жалко и беспомощно выглядят сейчас богачи.
— Верочка, ты дура что ли?
— Да, Верочка, заткнись, это не нормально! — жмется к прикроватной тумбочке туша побольше.
— На выход! — командует мне Полянский.
А я, глянув в черные, затянутые грозовыми тучами глаза, не смею ослушаться.
Разве можно сопротивляться приказам такого мужчины? Я сражена! И даже не тем фактам, что он спас меня, а что пришел сам, а не отправил своих ручных бизонов. Он знал, знал, знал… Он следил, поэтому так странно щурился. Полянский слишком умен и проницателен, его не проведешь, он словно вылеплен из другого теста.
Я не хочу уходить без него, топчусь в коридоре, жду. Мой спаситель, человек, которого еще с утра я старалась так сильно ненавидеть, выходит почти сразу, спину держит прямо, играет желваками, разминая мускулы. Все еще зол, наматывая ремень на сильную, крепкую руку, обвитую толстыми жгутами вен. На его груди блестят капельки пота, дыхание сбилось, волосы слегка взъерошены и, все равно, он божественно прекрасен в своем гневе.
— Акиншины любят трахать баб во все щели одновременно, особый кайф испытывают, если девка не шибко ЗА такое двойное проникновение.
От его слов, я ярко и в красках представляю эту картину, все что ниже пояса тут же тянет фантомной болью.
— Они выбрали тебя, потому что ты на этом сборище впервые, и сидела одна, словно ничья. Они решили, что можно, — Полянский скалит зубы. — Ты, конечно, та еще заноза в заднице, но подобной участи я тебе не желаю. К тому же, — он ухмыляется, осматривая меня, такую дрожащую и перепуганную, — мучить тебя — это моя любимая игра. Пусть ювелирные олухи ищут себе другую игрушку.
Я едва держусь на ногах. Во рту стоит противный комок, и я никак не могу проглотить его. Мне кажется, еще чуть-чуть и стены повалятся на меня, придавив тяжелым грузом.
— Почему Виктор не предупредил меня?
— Виктор спит мертвецким сном, он перебрал виски. И пересмеялся с дочкой газового магната. Если у них все сложится, дочурка будет настаивать на том, чтобы контракты заключались именно с нашей фирмой.