— В деревню, — запнувшись и едва успев затормозить, ответила я.
— Так рано.
— Мне надо ленты купить. Тётя денег дала. Немного. Хочу платья украсить, — ответила ему.
И ведь не солгала. Платья действительно надо было хоть немного украсить и ленты для этого подходили больше всего.
— Хорошо. Будь осторожна.
— Буду, папочка, — встав на цыпочки, я поцеловала отца в щёку, схватила корзинку и выбежала на улицу.
Купив в лавке всё необходимое и получив десяток комплиментов от господина Ставраса, я выскочила на крылечко и огляделась.
«Где же может быть Ивар? Отцу помогает? Скорее всего…»
Я замялась, не зная, как поступить дальше, какой повод придумать, чтобы зайти в кузню. И нужен ли он вообще.
Тряхнув головой, я быстро пошла по дорожке.
«Не нужен мне повод. Просто пойду и просто поздороваюсь. Целый же месяц не виделись. Просто вежливость».
— Доброго утра, госпожа Ирма, — поздоровалась я с матерью Ивара, которая вышла с большим тазом, полным белья.
— Доброе, — женщина поставила таз на пенёк и подслеповато на меня взглянула. — Айола, ты ли это?
— Я, госпожа Ирма, — ответила ей, чувствуя, как пылают щеки.
— Надо же, как выросла. Расцвела. И на мать так похожа.
— Спасибо. Я вот в лавку господина Ставраса ходила. За лентами. И дай, думаю, заскочу, поздороваюсь.
— Тебе Ивара позвать? — догадалась она.
— Будьте так любезны.
— Сейчас. Ивар! — женщина громко крикнула, поворачиваясь к кузне. — Ивар! К тебе Айола пришла.
— Иду! — раздалось в ответ.
Эта минута была самой длинной в моей жизни. Я стояла за плетнем, с силой сжимая ручку корзины, заливаясь румянцем и кусая губы. Заметит ли? Увидит ли? Почувствует ли?
Ивар, весь чёрный от копоти, но всё такой же жизнерадостный, не спеша вышел из кузни, щурясь от яркого солнца и пытаясь привыкнуть к новому освещению.
Поэтому и разглядел меня, только когда подошёл совсем близко.
— Айола, — едва не споткнувшись о какую-то ветку потрясенно произнёс молодой человек и неловко вытер руки о фартук. — Ты… Здравствуй.
— Здравствуй, — улыбнулась ему в ответ. — Я приехала.
— Вижу, — еще тише ответил он, ощупывая взглядом мою фигурку, замерев на долю секунды на медальоне и груди. — Хорошо выглядишь.
— Спасибо. Ты тоже… подрос.
Он неловко хмыкнул, продолжая изучать мои явные изменения.
— Я рад, что ты вернулась. Без тебя было скучно.
«Скучал… он скучал по мне…»
— Как у вас тут дела? — беззаботно продолжила я, переступая с пятки на носок.
— Да вот, отцу помогаю.
— Ясно. — Разговора не получалось. — А я в лавку бегала. Домой вот иду. Решила зайти поздороваться.
— Угу.
— Была рада тебя видеть, — разочаровано протянула в ответ, не зная, что еще сказать.
— Айола! — внезапно произнёс молодой человек. — Ты придёшь сегодня? Будут песни, танцы.
— Я не знаю. Приду, наверное. Если приглашаешь.
— Буду ждать.
Я лишь улыбнулась и бегом пустилась по дороге, чувствуя себя такой счастливой, будто за спиной выросли крылья.
«Он будет меня ждать…»
На вечерние гуляния я пошла, мы даже станцевали пару раз, неловко переглядываясь и улыбаясь. Под тяжелыми и ревнивыми взглядами Мирты и других деревенских девчонок. Но какое мне было дело до них.
От былой лёгкости общения не осталось и следа. Каждый боялся сделать шаг и быть отвергнутым. Мы будто застыли посреди пути. И назад не вернёшься и вперёд идти страшно.
Всё изменилось через неделю. У Молохова ручья.
Честно говоря, это был и не ручей вовсе, а самая настоящая полноводная река с быстрым течением и холодными ключами, которые пробирали до костей даже в самое жаркое время года. А Молоховым он стал по имени молодого князя, который утонул здесь лет двести назад, когда пьяный на спор пытался переплыть со своими дружками водоём. Не вышло, и тело его так и не нашли. Поглотила река.
Нам ни в коем случае не разрешалось там купаться. Даже деревенским. Мне вообще запрещалось думать о таком, негоже потомку князей Белфоров оголяться перед челядью, уподобляясь безродным крестьянам. Для моего омовения набиралась тёплая вода в небольшую деревянную кадушку, которую ставили в специальной маленькой комнате каждый вечер, даже в самую лютую стужу.
Таким образом нам даже подходить к ручью не разрешалось, не то что купаться. Но разве это могло остановить молодых ребят? В паре километров от деревни, там, где река делала небольшой завиток, за кустами густого можжевельника была небольшая заводь, в которой и течения не было и ключей не наблюдалось.
Конечно, купаться у всех на виду никто не решался. Но я слушала, что молодые ребята поздно вечером, когда вода немного прогреется, решались здесь окунуться. В обычное же время все девушки, в том числе и я, могли позволить себе лишь аккуратно помочить ноги, приподняв подол платья и демонстрируя изящные лодыжки, или умыться.
Молодежь в конце дня собиралась тут не ради купания. Место хорошее, уединённое. Травка зелёным ковром стелилась у ног, кругом яркими огоньками цвели полевые цветы: колокольчики, васильки и дикие ромашки. Чуть дальше по склону, ближе к небольшому кряжу, который неприступной стеной возвышался над долиной, росли дикие кусты спелой малины и ежевики. Мы набирали в листы лопуха спелые ягоды и с наслаждением ели, любуясь уходящим днём.
Было здесь и специальное место для парочек. Небольшое сваленное дерево под ракитой у самой реки, надежно укрытое длинными ветвями. Все знали, если парень приглашает девушку посидеть там, то это что-то вроде признания.
Сколько раз я видела, как парочки уходили туда. Обычно на небольшом расстоянии друг от друга. Девушка впереди, слегка склонив голову, пряча счастливую улыбку и теребя конец длинной косы. Парень шёл чуть позади, сложив руки за спиной, такой беззаботный, ленивой походкой, в которой чувствовался страх — ответит или нет девица? Мы смотрели им вслед, хихикали и тайно завидовали, мечтая, что и нас когда-нибудь пригласят, как взрослых.
Тем вечером наша небольшая компания собралась почти полным составом и разбрелась на небольшие группы. На пригорке рядом со мной сидели еще Олисия и Кармина. Две сестрички никогда не выделяли меня и не относились с настороженным пренебрежением, за глаза называя «княжной-босячкой». В последнее время благодаря Мирте это прозвище всё чаще раздавалось в нашей компании. Никто уже не боялся, что я услышу, ожидая реакции.
За последние дни, после моего возвращения от тёти, напряжение только усилилось, и я всё никак не могла понять причин. И надо бы отказаться от этих посиделок, тем более, что папа всегда был против, но я не могла лишиться последнего шанса видеться и общаться с Иваром.
Слева вновь громко расхохоталась компания Мирты. Я невольно поёжилась, не в силах избавиться от мысли, что смеются они сейчас надо мной.
— Не обращай внимания, — тихо произнесла Кармина, заметив моё состояние. — В последнее время Мирта как будто с цепи сорвалась. Ходит, рычит на всех.
— Чего не рычать, — поддержала сестру Олисия. — Мне Гейл рассказал, что Ивар ей от ворот поворот дал.
— Как? — не поверила я, чувствуя, как вспыхнули щеки.
— А вот так. Гейл не знает, что произошло, но расстались они.
— Теперь понятно, чего она такая злая, — кивнула Кармина. — И на тебя не зря косится.
— Я-то здесь причём? — срывая ромашку, пробормотала в ответ и принялась срывать один лепесток за другим.
Белоснежные капельки одна за другой падали на подол платья и сползали вниз.
— Шутишь аль не видишь? — переспросила Олисия и тут же замолчала, получив от старшей сестры удар локтем в бок. — Чего?.. Ой.
Отчего-то стало тихо, лишь ветерок ласково теребил волосы, которые щекотали кожу на лице. Подняв голову, я встретилась взглядом с серьёзными карими глазами.
— Ивар.
Его имя само сорвалось с губ, застыв между нами, усиливая и без того тяжелое напряжение. Замерли не только не мы, вся молодёжь на полянке.
— Привет, Айола.
— Здравствуй.
— Ты сейчас занята?
— Нет.
— Пойдём? — Ивар с улыбкой протянул мне руку.
— Куда? — спросила я, но руку подала, позволяя поднять себя с земли.
— Прогуляемся, — беззаботно ответил молодой человек.
Стоило мне встать, как он тут же отпустил мою руку.
Мы и правда прошлись по полянке, рядом друг с другом, практически не говоря.
— Айола, — неожиданно тихо произнёс Ивар, когда мы остановились у ручья, в спокойной глади которого отражались яркие лучи заходящего солнца.
«Пора идти домой. И так задержалась. Отец будет волноваться…»
— Что? — спросила у него, переводя взгляд с реки на молодого мужчину.
Вместо того, чтобы ответить, он вновь взял меня за руку и потянул в сторону ракиты. Отказать я не смогла, даже возразить. Это был самый настоящий шок.
Мы вошли внутрь, ветви сомкнулись и снова наступила тишина.
Оглядевшись по сторонам, я не смогла сдержать тихого смешка.
— Ты смеёшься? — осторожно спросил Ивар, наблюдая за мной.
— Я всегда думала, каково здесь? Нет, мы с девчонками тут были. Но каково это приходить сюда с парнем.
— И как? — молодой человек сел на поваленное дерево, опираясь спиной о ствол ракиты.
Пожала плечами, еще раз всё осматривая.
— Так же, — призналась ему. — Только ты есть.
— Это плохо?
— Нет, — покачала головой, легким движением руки убирая косу за спину, после чего добавила значительно тише. — Я всегда хотела побыть здесь именно с тобой.
Признание далось легко и стыдно за него не было. Ивар наверняка видел моё отношение и не мог не знать, что нравится мне. Так зачем юлить и скрываться? Мне даже легче стало.
— А твой отец?
— Мне уже шестнадцать. Он должен понять, что я взрослая, — вспыхнула в ответ.
Мне не понравилось напоминание о папе. Оно смущало, заставляло чувствовать себя виноватой. Ведь я точно знала, что ему это не понравится.
— Айола, я…
Закончить Ивар не успел. Совсем рядом раздался резкий вскрик, за ним еще один и еще, пока его не сменил громкий ужасающий вой, от которого кровь застыла в жилах.
— Вурдов зверь, — выдохнул молодой человек и меня еще сильнее затрясло.
Одни из самых опасных существ Изгара. Те, что наряду с гуи жили высоко в горах и были опасными хищниками.
Вой повторился еще ближе.
— Надо уходить, надо, — прошептала я, собираясь выбежать из укрытия.
— Стой! — прошипел Ивар, хватая меня за плечо. — Нет. Нельзя. Мы не успеем добраться до сторожки. Слишком далеко.
Он был прав. Сторожка находилась чуть выше по склону в полукилометре от нашего убежища. И ребята вполне могли успеть до неё добежать. В отличие от нас. Мы были слишком далеко, на самом краю.
— Но это Вурдов зверь… он же, — пролепетала я, смотря как Ивар быстро стаскивает с себя жилетку, а следом и рубашку, бросая вниз.
— Быстро в воду!
— Что-о? — выдохнула я и вздрогнула, когда вой раздался совсем рядом. Мне кажется, я даже услышала звук шагов этих тварей, часть которых уже неслась к нам.
— Быстро, — молодой человек закончил раздеваться и снова подтолкнул меня к ручью. — В воду.
— Но там холодно и я не умею плавать.
— Я умею! — отчеканил он. — Айола! Они уже рядом! Нельзя медлить.
— Мы не сможем переплыть, — в отчаянье пролепетала я, входя в воду, которая тут же обожгла кожу, подол платья стал тяжелым и неудобным.
Обхватив плечи руками, я шла всё дальше, спотыкаясь на неровном дне, путаясь в тине и водорослях, пока вода не достигла талии. Всё тело покрылось дрожью и зубы застучали.
— Ивар, — в отчаянье прошептала я, когда рядом со мной, обрызгав ледяными каплями не упало бревно. То самое, счастливое.
— Хватайся, — молодой человек оказался рядом. — Быстрее. Нам надо уплыть. Давай же.
— Но там течение, — произнесла я и тихо охнула, увидев быстрые тени на самом берегу.
Вурдовы звери были похожи на лишенных шерсти гончих. С длинным черным телом, мощными лапами, острой мордой, полной кривых зубов, узкими ушами и алыми глазами. Они метались у самой кромки воды и тихо рычали, злобно поскуливая.
Я так испугалась, что даже сдвинуться не могла. Ивару пришлось встряхнуть меня, подгоняя.
— Не стой, Айола, — и потянул дальше. — Не стой.
Одна из тварей решилась войти в воду, высоко поднимая лапы и клацая острыми зубами.
— Проклятье. Не может быть.
Вот и вторая тварь влезла в воду, за ней потянулась третья.
— Хватайся за бревно, — скомандовал молодой человек. — Быстрее!
Всего один небольшой шаг, и я сразу провалилась почти по шею, нелепо взмахнув руками и едва не теряя равновесие.
Платье тянуло вниз, бревно было скользкими и пальцы то и дело сползали. А еще было очень холодно и страшно.
— Держись, Айола, только держись.
Ивар был рядом, придерживал меня, не давал пойти на дно, наглотавшись воды.
— Мы не сможем. Они уже рядом, — всхлипнула я, зажмурившись.
— Ошибаешься, — ответил он. — Бездна! Получилось!
Открыв глаза, я увидела, как самый первый зверь с визгом ушел на дно, за ним другой.
— Они… они, — недоверчиво прошептала я.
— Не умеют плавать. Старый Майлз был прав, — произнёс молодой человек, хрипло рассмеявшись. — Теперь нам надо просто подождать. Скоро придёт помощь. Держись, Айола. Только держись. Не замерзай. Мы должны продержаться! Обязаны!
Я с трудом кивнула, уже не чувствуя ног, и держалась за бревно только на упрямстве. Вурдовы исчадья метались по берегу, прыгали в ручей, обдавая нас брызгами, тонули, рычали, выли, но сделать ничего не могли. Один раз тварь оказалась от нас в метре. Я видела, как клацнули зубы, прежде чем она погрузилась на дно, сверкая алыми глазами.
— Великие, — едва слышно прошептала я, отворачиваясь.
Это было жутко.
— Не смотри.
Каждая минута была для нас вечностью. Потом я просто потеряла счет времени.
У меня так онемело и замерзло тело, что я едва не теряла сознание. На берег в сгустившихся сумерках меня вынес Ивар. Молодой человек сам с трудом держался на ногах, но помог мне выбраться, прежде чем самому обессиленно растянуться рядом.
— Г-г-где?
— Охотники прогнали. Тебя надо согреть.
— Х-хо-л-ло-д-д-д-но, — простонала я, едва шевеля языком. Вновь застучали зубы. Да так сильно, что я испугалась как бы они не раскрошились от таких ударов.
— Мои вещи. Растерзали, конечно, но они сухие.
Ивар, натужно кашляя и задыхаясь, на коленях дополз до ракиты, где валялись остатки его жилета и рубашки.
Я скрючилась на земле, подтянув колени к груди и обхватив их руками.
— Сейчас придут. Айола… сейчас. Нас… тебя должны искать, — Ивар упал рядом со мной, прижимая к себе и укрывая тряпками, которые почти сразу намокли, став такими же влажными. — Айола.
Я слепо потянулась к нему, едва дыша от холода.
— Ивар… Я хотела…
— И я хотел, — кивнул он. Его руки заскользили по моей спине, пытаясь согреть. — Ты очень красивая, Айола… У меня дух захватывает, когда я думаю о тебе… Как солнечный лучик…
— Я тоже, — прошептала в ответ. — Тоже…
А дальше всё исчезло в тумане, обдувая холодной изморозью и инеем застывая на губах.
Купание более получаса в ледяной воде не могло пройти бесследно — я заболела и около недели провалялась в горячке. Первые дни были самыми тяжелыми, я почти не приходила в себя, металась по постели, несла какую-то ерунду и чуть не свела с ума отца, который всё это время дежурил рядом, пытаясь влить лекарство и стирая липкий пот.
Потом стало легче. Я пришла в себя на третьи сутки. Открыла глаза, нашла отца и даже улыбнулась ему, сообщив, что хочу пить. Сделав глоток, вновь уснула и беспробудно проспала до самого вечера. Уже без жара и повышенного потоотделения.
Очнувшись, первым делом увидела заплаканную тётю Полин, которая встретившись со мной взглядом, разрыдалась еще громче.
— Очнулась. Слава Великим. Как же ты нас напугала.
— А где папа? — морщась от боли в горле, спросила у неё и закашлялась.